[Foxiney]

Название: отсутствует
Автор: Фокса
Бета: повесилась
Пейринг: Двалин/fem!Ори
Рейтинг: R
Жанр: немного романтики и море юста.
Саммари: О нерушимых моральных принципах, о гендерном перекосе, и о том, как то и другое иногда странным образом влияет на мужскую психику.
Ахтунги: Квазислэша в 1 и 2 частях пугаться не надо!
Примечания: Фанфик экспериментальный. Писался с двойной целью:
1. Проверить, способна ли Фокса сотворить что-то слэшеобразное.
2. В свете популярных в последнее время высказываний «не люблю гет, фи-фи-фи!» проверить, реально ли вообще написать гет, который понравится слэшерам.
Дисклеймер: Да простит меня Профессор!

Ори всегда ложился спать на самом краю лагеря, даже в самые холодные ночи, когда все остальные, расталкивая друг друга, жались к костру. И раздевался всегда, повернувшись к товарищам спиной. Их двое было таких, стеснительных: Ори и Бильбо. Только с хоббитом-то все понятно, а вот откуда эта дурацкая зажатость в мальчишке?.. Впрочем, наверняка братец-интеллигент что-то намудрил с воспитанием. Тут вообще невооруженным глазом видно, что мальца растили два мужика, ни балрога не смыслящих ни в воспитании, ни в том, что вообще должен представлять из себя тридцатилетний гном. Поэтому младший у них вечно носится как дурак со своим альбомчиком, через каждое слово запинается от избытка вежливости, краснеет до ушей и сбегает, стоит только заговорить при нем о бабах, хоть бы даже и остроухих, из оружия имеет одну несчастную рогатку, а вместо нормального нижнего белья носит дурацкую детскую пижаму вроде тех, какие мамаши надевают на совсем маленьких гномиков, чтоб на горшок сажать было удобно. Такой чехол с застежкой у горла, а сзади, пониже спины, отстежной клапан на двух пуговицах. И вот когда малец, укладываясь спать, поворачивается этим самым клапаном к остальным…
Две больших круглых пуговицы так и притягивают взгляд. Как будто специально там пришиты, чтобы отстегиваться в нужный момент. Впрочем, так оно и есть, только зачем это ребенку, знает каждый, а вот зачем подростку?.. Почему-то кажется, что ягодицы под этим клапаном должны быть непременно мягкими и белыми, почти как у женщины. Это у бойцов, проводящих целые дни на ногах, зад со временем становится таким жилистым, что даже стрелы отскакивают, в мальчишке же ничего такого и близко нет, как нет вообще ни грамма мужественности. От долгого сидения за книжками мышцы опадают, все тело становится мягким, рыхлым, приятным на ощупь. Ягодицы приобретают приятную округлую форму. Такие, наверное, безумно приятно сжимать руками. Пальцы легко вминаются в мягкую белую плоть, оставляя на ней красные следы, двойной стон сопровождает каждое движение …

…Двалин отдернул уже потянувшуюся было к штанам руку, ругая себя последними словами. Это ж до чего надо было докатиться, чтобы думать о таком, пялясь на задницу какого-то пацана! Тьфу ты, погань какая!
Чтобы как-то отвлечься от недостойных мыслей, он перевернулся на другой бок, к костру, где по счастью любовался звездным небом ничем не привлекательный Глойн.
- О чем задумался? – спросил, просто чтобы как-то начать разговор.
- О Соме, – тоскливо отозвался сосед. - С марта ее не видел.
Двалин едва сдержался от того чтобы презрительно фыркнуть. Два месяца! Тут некоторые по полвека как-то обходятся без женщин, и то помалкивают. Чего это им стоит, правда, он предпочел бы не уточнять.
- Вернусь домой, так прям в прихожей подол ей заворочу, - продолжал Глойн, мечтательно глядя в небо. – Так сожму, чтоб аж синяки остались. Она по началу, конечно, поверещит для порядку, а потом сама же будет меня дразнить. Вон как, мол, ты по мне извелся… Но я с нее дня три точно не слезу.
- Домой? – Двалин не без доли злорадства изобразил удивление, чтобы хоть как-то отвлечь родича от блаженных и, что самое противное, вполне реалистичных мечтаний. - Я думал, ты своих в Эребор перевезти хочешь.
Но Глойна было не так просто сбить с мысли.
- А как привезу в Эребор, так затащу в свою старую спальню – и еще неделю не слезу! – припечатал родственник и, удовлетворенный собственным решением, отвернулся к костру.
Двалин вздохнул. Он хорошо помнил жену Глойна: щечки булочками, светлые кудряшки вокруг лица, большие мягкие груди, попа так и колышется под шелковой юбкой. С такой и месяц можно не слезать! Лет семьдесят назад он сам сватался к Соме. Но невеста сделала свой выбор, пришлось смириться.
Ну что за несправедливость такая! Видно, напутал что-то Ауле, создавая гномов, неподрассчитал соотношение. В итоге сколько бы мужчин ни гибло в бесконечных войнах, женщин все равно оказывается почему-то меньше. Девчонки могут выделываться, как хотят, перебирать женихов сколько душе угодно, и так, не задумываясь и даже не замечая, решают мужские судьбы. Так когда-то, безумно давно, одной такой рыжая борода показалась привлекательнее гребня на бритой голове. И вот вам пожалуйста: рыжий в блаженном предвкушении вспоминает телеса обожаемой супруги, а его окончательно избавившийся от волос бывший соперник сходит с ума, пялясь на задницу мальчишки.
Двалин перевернулся на спину, чтобы не видеть ни предмет своей зависти, ни предмет своих терзаний. Спокойной ночи не предвиделось…

**********
- Простите… По-моему, это ваше…
Двалин едва не вздрогнул от неожиданности и резко обернулся, чтобы обнаружить позади себя Ори, обеими руками сжимающего один из его топоров.
- Мое, - довольно невежливо проворчал он в ответ, испытывая смутное желание то ли обнять пацана, то ли отшлепать. Заставил же, мерзавец, поволноваться!
А ведь этот Ори хорошо держался всю дорогу через гоблинские подземелья, чего от него вообще трудно было ожидать. Даже топором помахать успел. Подумать только: старый вояка умудрился обронить оружие, а ничему не обученный юнец подобрал. И даже, кажется, сумел им кого-то зарубить. Вот тут бы хлопнуть мальчишку по плечу, поблагодарить, порадоваться, что наконец-то начал вести себя как настоящий гном! Но нет. Двалин был слишком зол на него, а еще больше на себя. За то, что все время оглядывался, отвлекался в бою, разыскивая глазами сиреневый камзольчик и стриженную по-детски голову, холодея каждый раз, когда не находил. Вот же ж послал Махал испытание!
- Я подумал, что вы захотите получить его назад. Возьмите, - Ори на двух трясущихся от тяжести ладонях протянул ему потерянный топор и как-то так странно, смущенно и счастливо одновременно, улыбнулся.
От этой его улыбочки снова стало не по себе. Снова вспомнилась пижама с пуговицами на заду… Двалин одной рукой выхватил из пацанячьих лапок свое оружие и, коротко кивнув вместо «спасибо», потопал к Торину.
…К полудню отряд спустился к реке и узбад объявил привал до следующего утра. Велел всем отдохнуть и привести себя в порядок, как будто это не у него вся морда была в полосочку и хромал тоже не он! Впрочем, причины королевской милости тут мало кого волновали – едва увидев реку, отряд в полном составе ломанулся к берегу, на ходу сдирая с себя одежду. Гном, если надо, может неделями не менять портков и даже не умываться, но если вдруг появится такая возможность, вряд ли ее упустит. Тем более, что за прошедшие сутки все изрядно провоняли сперва гоблинскими подземельями, а потом и едким сосновым дымом, от которого вообще хрен отделаешься.
Двалин переплыл неширокий поток, сел на камень на том берегу и принялся песком отскребать наросшую на ногах корку грязи. Остальные, голые и веселые, без разбору возраста и ранга уже плескались в ближайшей заводи, пиная друг друга под мокрые зады, забрызгивая водой и отпуская скабрезные шуточки. Не хватало, как обычно, хоббита и мальчишки. Да еще старший братец пацана держался в стороне от всех, деловито простирывая посеревшие от долгой носки подштанники. Книжники, мать их! Элита! Это вояки могут всем полком справлять нужду под одним забором (владельца забора в таких случаях остается только пожалеть) и в любую лужу лезут тоже все вместе, да еще и ржут как пони, обсуждая достоинства друг друга. Образованному подавай отдельный куст и персональную бочку.
Двалин презрительно фыркнул и отвернулся, стараясь не думать о том, почему его так задевает отсутствие Ори среди резвящихся собратьев. Взгляд зацепился за вершину небольшого утеса на том берегу, и гнома как жаром обдало: среди хиленьких кустиков отчетливо виднелась знакомая стриженая макушка.
Как говорится, нет ситуации более неловкой чем, подглядывая в замочную скважину, встретиться с кем-то взглядом. Визуальный контакт длился не больше мгновения, и расстояние их разделяло немаленькое, но Двалин мог бы поклясться, что мальчишка покраснел до ушей, прежде чем успел скрыться в кустах. Сам он, выругавшись про себя, слез с камня и поспешил войти по пояс в воду, пока остальные не заметили чего и не вздумали начать шутить на эту тему.
Увиденное прочно засело в голове и еще долго не хотело отпускать. Сам-то он одурел на старости лет, это понятно, но с пацаном-то что? Мыться со всеми стесняется, зато подглядывать – ничуть. Двалин слышал, что кое-кого из человеческих мужиков похоть толкает в объятия друг друга, и это казалось тем более диким и отвратительным если вспомнить, что у людей-то женщин всегда было с избытком. Среди гномов таких похабников, слава Эру, не водилось. Или водились, но помалкивали – ни мастера, ни вояки не потерпели бы подобного непотребства в своих рядах. А тут вдруг подумалось: может, мальчишка из этих? Это все бы объяснило: и бабские замашки, и неестественную скромность, и то, что сейчас приперся подглядывать. А в воду со всеми не полез, чтоб чем-нибудь себя не выдать. Спросить что ли напрямую? А если вдруг ответит «да», что тогда с этим делать?
…От неуместных размышлений его отвлек бодрый ржач сотоварищей, дружно обернувшихся к тому берегу. Оказалось, Кили и Фили, где-то отловили Бильбо. С визгом и улюлюканьем братья буквально вытряхнули хоббита из штанов и дружеским пинком сопроводили в воду. Взломщик пытался робко протестовать, но его тут же окружили и осмеяли, с еще большим энтузиазмом, чем если бы он не возражал.
- Слушай, а может ты девка переодетая? – громогласно поинтересовался Глойн. – Потому и стесняешься?
- Очень даже может быть, - многозначительно подхватил его брат, хихикая в седую бороду. – У этих хоббитов мужика от бабы сам Махал не отличит. Как же отличить-то, если рожи у всех гладкие?
Эту теорию гномы дружно поддержали. А Бофур, пробившись к взломщику, приобнял того за плечи и доверительно (но достаточно громко, чтобы все услышали) «прошептал»:
- Слушай, красавица, шла бы ты пока отсюда. Не дразни парней... А ночью приходи ко мне, я для тебя эльфийский пряник заначил.
Над безымянной речкой снова прокатился бодрый многоголосый ржач. Хоббит сердито вырвался из объятий и, выбравшись на мелководье, принялся стягивать с себя мокрое исподнее, заодно демонстрируя осмеятелям, что он таки мужик и таки как все.

***********
Суматошный день плавно перетек в беспокойную ночь. Для Двалина беспокойную, остальные-то дрыхли без задних ног оглашая окрестности молодецким храпом. Да он и сам с удовольствием отоспался бы после всех приключений, но не выходило – в голову лезла всякая муть. Про Ори, разумеется! То представлялась радостная улыбочка на закопченном лице, то эти злосчастные пуговицы на заду.
Кстати, малец как раз стоял на часах вместе с родственничком своим, магистром вонючих отваров. Устроились на бревнышке, развернувшись спиной к лагерю, и что-то вдохновенно обсуждали, тыча пальцами в звездное небо. В другое время старый вояка не преминул бы наорать на обоих за такое отношение к обязанностям часового, но сейчас видеть мальчишку совершенно не хотелось. Двалин осторожно выбрался из спального мешка и, не одевшись и даже не надев сапоги, чтобы лишний раз не шуметь, выбрался из освещенного костром круга.
…Сидя на прибрежных камнях и глядя на пляшущие по воде лунные блики, он неспешно закурил и попытался привести в порядок мысли и желания. Выходило плохо: луна, сверчки и легкий летний ветерок настраивали на какой-то совершенно дурацкий романтический лад. А поскольку любые романтические порывы в его возрасте и в сложившейся ситуации были абсолютно неуместны и к тому же бесплодны, мысли естественным образом перетекли в область сожалений и разочарований. Двалин упрямо мотнул бритой головой, словно надеясь вытрясти из нее всю дурь, выбил докуренную трубку и уже собираться возвращаться, когда на освещенный луной берег со стороны лагеря выскользнула осторожная тень. Гном с чувством помянул про себя портянки Махала и драконий хвост и поспешил отступить за ближайший куст, потому что при ближайшем рассмотрении тень оказалась его персональным проклятием собственной персоной.
Проклятие, осторожно переступая босыми ногами по камням, спустилось к берегу, положило на здоровенный плосковерхий валун полотенце (ну кто еще мог потащить с собой в поход большое банное полотенце!) и принялось расстегивать пуговицы. Нет не те, а которые на вороте. Двалин судорожно сглотнул и весь напрягся в предчувствии, но даже не успел осознать это и мысленно огреть себя по затылку. Потому что Ори повернулся к нему боком, и при свете луны стало совершенно очевидно, сто спереди, на уровне злосчастных пуговиц, у мальчишки ничего нет. Ну то есть ровно все, от живота и до самых коленок! Зато повыше живота совершенно отчетливо выделялась грудь. Совсем маленькая, не оформившаяся, - куда там до подушек глойновой Сомы! – но самая настоящая женская грудь!
Десяток заковыристых фраз с упоминанием подштанников Эру, эльфийских золотых яиц, Мелькора и балроговой матери пронеслись в мозгу все разом, так, что Двалин даже не успел выцепить ни одной, чтоб произнести вслух. Девчонка! Совсем молоденькая и далеко не красавица, но все-таки девчонка!
Могучий гном очень хорошо прочувствовал, как с души медленно и тяжело скатывается камень. Он-то думал, что совсем одурел от застоя семени - оказалось, уберег Махал от безумия. Глаза-то обманули, но тело как-то безошибочно определило единственную женщину в отряде. По запаху что ли? Или бесконечные «так ведут себя только бабы!» сыграли свою роль? А потом его жаром обдало от мысли, что сейчас девочка разденется и полезет в воду, и по-хорошему надо бы потихоньку уйти, но, затопчи тебя мумак, как же не хочется!
Моральная дилемма разрешилась сама собой, когда при первой же нерешительной попытке отступить из-под ног с шорохом посыпались мелкие камешки. Ори испуганно ойкнула, подхватила уже стянутую было с плеч пижаму и, вглядываясь в темноту, дрожащим голосом выдохнула:
- Кто здесь?
Двалин застыл, надеясь, что девчонка спишет услышанное на звуки природы и успокоится. Но не зря про гномью неуклюжесть слагают легенды – способность поддерживать тишину никогда не была сильной стороной этого народа. Он и шага не сделал, даже не повернулся, а зацепившаяся за рукав ветка вдруг резко сорвалась, раскачав весь куст и распугав каких-то до невозможности крикливых птиц.
- Кто здесь? – повторила Ори и шагнула в сторону лагеря с явным намерением поднять тревогу. Этого допустить было уже никак нельзя и Двалин, ругая про себя малолетнюю дурочку и судьбу, шагнул в освещенное луной пространство.
- Успокойся, это я.
Девочка ответила коротким «ой!» и принялась судорожно застегивать пуговицы.
Двалин понимал, что надо как-то объясниться. С другой стороны, как такое объяснить? С третьей, с какого вообще перепугу объясняться должен он, если девчонка сама виновата: обманула всех, тайком затесалась в отряд и теперь разоблачена чисто случайно?! Старый воин всегда знал, что лучшая защита – это нападение, поэтому, безжалостно растоптав собственное смущение, пошел в атаку:
- Ты что тут делаешь?!
- Я? Ничего, - перепуганная гномка стала задом отступать к скале, той самой, с которой днем наблюдала за купающимися мужчинами. – Я только хотела… Хотел…
- ХотелА! – припечатал Двалин, продолжая наступать. – Ты какого балрога вообще устроила этот маскарад? Как тебя хоть зовут-то на самом деле?
- Так и зовут...
- Как тебе наглости хватило! И братья тебя покрывают? Что у вас за семья вообще такая…
Девочка наконец уперлась спиной в гладкий бок утеса и вынуждена была остановиться. В глазах ее плескался страх, потом обида… а потом на них навернулись слезы. Она как-то очень жалобно посмотрела на нависшего над ней гнома и голосом обиженного ребенка выдавила:
- А вы меня совсем не помните, да?
Двалин удивленно моргнул, пытаясь припомнить, где мог раньше видеть эту девицу. Он и братьев-то ее не знал до встречи в доме хоббита.
- А я каждый день приходила посмотреть, как вы стражников у ворот меняете, - продолжала Ори, глотая слезы. – Вы меня наверняка там видели, у меня тогда коса была.
Вот теперь стало более-менее понятно. Развод караула у ворот Эред-Луина – бессмысленная, но красивая церемония. Двалин, как начальник гарнизона, неизменно командовал ею, а проходящие мимо горожане неизменно останавливались поглазеть, хоть и видели это уже тысячу раз. И какие-то девчонки все время крутились в толпе, но старый вояка старался на них не смотреть, чтобы попусту не будить воображение. А оказалось, вот оно что…Нашла же дурочка, в кого втрескаться! Не в одного из парней, даже не в узбада, будь он неладен. Чем вообще думают эти женщины, если отвергают молодого здорового бойца, но готовы тащиться к балрогу на рога за истрепанным жизнью ветераном с рваным ухом и исполосованной рожей?
Глядя в его растерянное лицо, девочка все поняла и еще больше погрустнела.
- Вы меня даже ни разу не заметили, да? – Ори тоскливо шмыгнула носом. – Я понимаю, я некрасивая… Но мне было так обидно!
- И ты решила, что мальчишкой будешь привлекательнее?
Девушка опустила голову так низко, что едва не уперлась подбородком в грудь и, давясь стыдом, пролепетала:
- Это Дори придумал, чтобы…
Она осеклась.
- Чтоб мужики не приставали, - с безжалостной прямотой закончил Двалин.
В чем-чем, а в этом хренов интеллигент оказался прав – узнай остальные, что в отряде женщина, из штанов бы повыпрыгивали. Нет, тронуть ее никто бы не посмел, не так воспитаны, но в попытках привлечь к себе внимание извелись бы сами и ее бы извели.
- Я просто хотела быть рядом, - выдавила Ори, явно превозмогая себя. - Уговорила братьев взять меня, думала, что никто ничего не узнает. Я так старалась…
Старалась она, как же! Так старалась, что заставила взрослого мужика с железными нервами на стену лезть от вожделения, и при этом оставалась в твердой уверенности, что ведет себя по-мужски!
- Ты хоть понимаешь, что чуть с ума меня не свела, девочка?!
Ори смотрела на него широко раскрытыми глазами, безуспешно пытаясь понять, что же ей только что сказали. Губы вздрогнули, когда она собиралась что-то ответить, но передумала, не успев рта раскрыть. И вот на эти губы Двалин набросился, как набрасываются на фляжку с водой после дневного перехода по жаре.
…Она даже не умела толком ответить на поцелуй, но интуитивно понимала, что в такой ситуации лучше подчиниться мужчине. Покорно обмякла в его руках, выгнулась, приоткрыла рот, предоставляя ему полную свободу действий. За эти несколько мгновений Двалин успел совершенно четко представить как совсем скоро, вот уже прямо сейчас, как только сумеет оторваться от ее рта, развернет девушку к себе спиной. Надавит на поясницу, заставляя прогнуться. Как расстегнет, - хотя нет, на это терпения не хватит, - просто оборвет к балрогам две проклятых пуговицы, обхватит руками нежные белые ягодицы, прижмется к ним. Потом разведет в стороны. Он даже успел вспомнить, что на его собственных подштанниках пуговиц аж четыре, но по счастью все спереди… прежде чем девушка заверещала и протестующее уперлась ладонями ему в грудь.
Это было равносильно хорошему удару дубиной по темечку. Двалин демонстративно убрал руки и отстранился, запоздало сообразив, что, кажется, одна из них только что самым пошлым образом лапала девочку за грудь, а вторая уже пробиралась к тому самому отстежному клапану на ягодицах... Вот ведь похотливый старый дурак!
Ори смотрела на него совершенно безумными глазами и, кажется, сама не понимала, чего испугалась больше – его поползновений или собственной реакции на них.
- Извини. Я не хотел.
Вранье, конечно. Но лучше ей пока не знать, чего он на самом деле хотел.
Гномка понимающе кивнула.
- Я знаю. Я… Я просто не…
Ну конечно она «не»!.. Девочка, которая до сегодняшнего утра вряд ли когда-нибудь видела раздетого мужчину. Да этот поцелуй уже превосходит все то, что она могла там себе навоображать! Вот ведь… связался балрог с младенцем.
- Ладно уж, я все понял.
- Вы правда на меня не сердитесь?
- За что? За то, что обманула всех или за…
Он осекся и безнадежно махнул рукой. О таком вслух не говорят. Но Ори и сама все поняла.
- За все.
Двалин очень внимательно посмотрел на нее, с удивлением ощущая, как на смену схлынувшему вожделению приходит другое, потрясающе-теплое чувство.
- Глупая ты…
Он неожиданно мягко улыбнулся и, шагнув к девочке, провел ладонью по стриженой голове.
- … и косу напрасно обрезала.
Ори снова подняла глаза. Теперь они сияли.
- Вы ведь никому не скажете?
- Не скажу… - еще одно движение ладонью и неприятное ощущение от того, как быстро пальцы сжимаются над пустотой. – Обещай мне, что отрастишь волосы.
- Обещаю.
- А когда вам с братьями надоест играть в лазутчиков на вражеской территории, я подарю тебе много красивых заколок. И шелковую рубашку. Настоящую, женскую. С вышивкой.
- Ой!
Девочка, вдруг сообразив, что стоит перед ним в нижнем белье, снова покраснела и поспешно отстранилась. Двалин усмехнулся. Правду видно говорят, что по молодости от избытка эмоций можно потерять голову. С ним такого не случалось…
- Ладно, иди мойся. Не буду тебе мешать.
- Так вы значит… - Ори, на время забыв о смущении, нерешительно ухватила его за руку. – Так я вам все таки… Вы за мной…
Он не удержался, еще раз провел ладонью по волосам девушки, осторожно дотронулся до нежной щеки.
- Когда косы отрастут.
И ушел решительно, не оглядываясь.
Чтобы отрастить приличную косу, гномке понадобится года три. За это время девочка и сама подрастет, оформится. Может быть даже обзаведется приличной грудью. Двалин улыбнулся собственным мыслям, впервые в полной мере осознавая, что чувствует Глойн, разглядывая портрет жены в своем медальоне. Гномские девушки, конечно, придирчивые и самоуверенные, но при этом на удивление постоянные. Если уж такая положила на тебя глаз, то ни за что не отступится, если только сам не оттолкнешь.
Отталкивать Ори Двалин не собирался.
А ждать он всегда умел…

Апд. Про косы и еще кое-что читайте в комментах

запись создана: 23.02.2013 в 09:48

@темы: Ори, Гет, Двалин, Фанфики

Comments

[Foxiney]

Merelena,
Интересная идея Но увы, не в этом фике.
В том, что касается жизни и смерти, тут властвует беспощадный канон.

[Merelena]

Foxiney
*хлюп* жалко

[Foxiney]

Merelena,
Сама рыдаю(((
Но не могу ж я хэппи-энда отвалить всем и сразу. Все должно быть в равновесии.))

[darth strike]

Foxiney, прекрасная история, спасибо вам за нее огромное! буду ждать продолжения! Двалин совершенно великолепный, а девушка Ори такая милая-милая.
а еще ужасно заинтриговали, что же там за женщина-эльф такая? которая на королевскую могилу ходит...

[Foxiney]

_bitch,
Спасибо.
Эльфийку, думаю, опознать несложно. Хотя у нас от нее пока есть только имя.)

[Foxiney]

**********
Остроухие после поминок не уехали и вообще, похоже, застряли в Эреборе основательно. Их женщины сразу же после церемонии в полном составе отправились в наспех оборудованный лазарет и принялись колдовать над ранеными. И, по-видимому, неплохо в этом преуспели. Во всяком случае, Бофур, которому в битве прострелили обе ноги, уже на следующее утро довольно живенько хромал по коридорам на костылях.
Двалин в тот же день снова зашел в склеп и чуть ли не нос-в-грудь столкнулся все с той же эльфийкой. Более того - разглядел ее и узнал. Эту девицу он видел среди стражников трандуиловых подземелий и теперь едва сдержался, чтобы не спросить самым невежливым образом, какого тролля она здесь забыла. Но эльфийка, встретившись с ним взглядом, сама все поняла. И тихо печально сказала:
- Не смотри на меня так, почтенный гном. Моя скорбь не меньше твоей.
- Что бы ты в этом понимала! – зло выплюнул Двалин и, уже гораздо тише, добавил: - тварь бессмертная!
Девушка (а может и старуха – у этих остроухих хрен разберешь, кому сколько лет!) с непередаваемой грустью покачала головой и, ничего не сказав, неспешно выплыла из склепа. Гном прострелил взглядом ее спину, всеми силами гоня прочь внезапно пришедшую в голову дикую мысль. Бред, конечно, но Моргот их разберет, этих женщин! Если уж юная гномочка могла отправиться в далекий и опасный путь за мужчиной впятеро старше себя, то почему бы эльфийке не влюбиться в гнома? Здесь, у могил, эта мысль казалась вдвойне кощунственной, и он решительно отмел ее.
Какого балрога надеялся Двалин найти в гробнице, он и сам бы не смог сказать. Не ждал же он в самом деле голоса с неба, который ответит на все вопросы! Но здесь, по крайней мере, можно было не опасаться нарваться на брата, остороухих или, Эру упаси, на Дайна, которого язык не поворачивался назвать узбадом. Да и… Моргот его знает, в чем тут дело! Мстить больше некому, стремиться тоже не к чему, три новых наколки непрерывно зудят, и не отпускает ощущение, что все было напрасно. И знать бы еще, почему так! Какого лысого гоблина он жив? И почему смерть забирает именно тех, кого забирает?! Как-то не думал он об этом раньше. Молча и без оглядки вступал в любую битву, зная, почему и зачем так надо, молча хоронил друзей, молча шел дальше, унося очередной знак на коже и очередную рану на сердце. Убивал и рисковал жизнью с равным усердием, словно надеялся когда-нибудь победить смерть. Но, как оказалось, на самом деле все это время носил ее с собой.
Возможно, ушедшим открываются какие-то тайные знания. Возможно там, за чертой, легко и просто становится понятным то, что не давало покоя при жизни. Может быть даже в Чертогах Ожидания, есть окошко, через которое мертвые наблюдают за глупыми метаниями живых. Смеются. Ждут. Эльфы, наверное, могли бы что-то об этом рассказать, но они не станут. Да и не спрашивать же о таком у остроухих! Поэтому единственной зримой границей между живыми и умершими были и останутся могилы.
Двалин не смог бы сказать, сколько времени провел в склепе, прежде чем его нашла Ори. Вошла, еле слышно шелестя юбками, обняла, прижалась к плечу…
- Ты почему не приходишь на обед? Тебя все ждут.
- Кто ждет?
- Все наши…
- Они знают, где меня искать. Не хочу лишний раз видеть Дайна и остроухих!
- Понимаю… Тебя Балин просил прийти. Говорит, что-то важное.
- У него всегда что-то важное…
Брат, как истинный царедворец, готов служить любому королю. Для него главное, чтобы дела делались и порядок был. И он не станет изменять себе только из-за того, что прежний правитель умер, а новый воцарился.
- Не стоит проводить столько времени в склепе, - теперь Ори стояла прямо перед ним, положив обе руки на плечи, преданно заглядывая в глаза.
Милая.
- А сама-то…
- Я просто… - девочка покраснела, но глаз не опустила. – Я чувствовала себя виноватой перед ним и перед тобой… Теперь мне легче.
«А мне нет», - едва не ответил Двалин, но вдруг понял, что просто не может говорить о грусти и смерти, глядя в эти глаза. Наверное, ему тоже сейчас стало бы легче, если бы можно было просто подхватить девушку на руки и унести к себе в комнату. Там, правда, холод собачий, но вдвоем они быстро согрелись бы. Телом. Душой. Что может быть горячее женской руки на обнаженной коже? Что может быть животворнее ее дыхания на губах? Груди у нее маленькие, одной ладонью накрыть, но все равно безумно притягательные. И мягкие должно быть. И шнуровка корсажа так удобно – спереди, только дернуть за шнурок…
Один из факелов фыркнул и погас, выплюнув в воздух облачко сажи. Ори испуганно вздрогнула. Туманная муть перед глазами развеялась, и Двалин поспешил отвести взгляд от выреза ее платья. Отстранился, с досадой ощущая такое неуместное напряжение в паху…
Проклятье! Еще чего не хватало – в гробнице, у трех свежих могил!
- Ты иди, - отвернулся, уставился тупо на мраморные барельефы, чтобы только ее не видеть.
- Так ты придешь на обед?
- Приду. Скажи Балину, чтобы занял мне место подальше от эльфов.
…Ори ушла, унося с собой ощущение тепла, и на плечи тут же навалилось тяжелое, как гробовая плита, презрение к себе. Двалин смотрел на надгробия, подспудно ожидая не то кары, не то упрека – такого, что сам потом всю жизнь будешь себя карать. Лично он не поленился бы встать из могилы и придушить нечестивца, позволившего себе вожделеть женщину в месте, где отдают последние почести павшим… Но гранит и мрамор молчали, и окно Чертогов Мандоса так и не открылось.

***
В наскоро прибранном пиршественном зале весельем и не пахло. Угрюмые гномы, эльфы и люди сидели за столом с тем же выражением лиц, что и неделю назад на похоронах, только теперь к общей скорби добавилась общая же озабоченность. Один Дайн не пытался делать вид, что скорбит – он был просто озабочен, обсуждая с Его Рогатым Величеством нечто, судя по всему, очень важное. Рядом нечто не менее важное обсуждали Балин, бургомистр разрушенного человеческого города и предводитель человеческого же войска. Двалин, даже не подумав хоть с кем-нибудь поздороваться, обошел стол и тяжело плюхнулся на скамью рядом с братом.
- Ну и за каким эльфийским хреном ты меня звал?
Балин, извинившись перед людьми за прерванный разговор, обернулся к родственнику:
- Во-первых, чтобы ты, наконец, нормально поел. А то если так и будешь закусывать выпивку лембасами, скоро загнешься.
- И что бы я, несчастный младенец, делал без твоей родительской заботы! – пробурчал в ответ Двалин но, тем не менее, ухватил с общего блюда жареную рубину.
- Совсем бы одичал, - невозмутимо отозвался родственник, докладывая ему на тарелку каких-то эльфийских овощей. – Такому как ты мамка жизненно необходима. Или жена. Ну или на крайний случай старший брат с головой на плечах.
Младший покосился на него раздраженно, но тему развивать не стал.
- Ладно, хватит обо мне! Говори, что там у тебя во-вторых!
- А во-вторых, я нашел для тебя работу.
- Ты или… этот?
Двалин указал взглядом на что-то увлеченно объясняющего эльфам Дайна. Балин устало вздохнул.
- Я. Этот, как ты изволил выразиться, занят сейчас иными вопросами. Я же помимо всего прочего руковожу работами по восстановлению жилого яруса и размещением солдат Дайна и людей из разрушенного города.
- Вы решили пустить людей в сердце горы? – Вот это новость! – Я думал, их разместили в казармах у ворот.
- Пока разместили. Но зимой там будет слишком холодно, поэтому женщин и детей мы проведем в бывший квартал Оружейников. И ты будешь руководить разбором завалов - дракон там изрядно напакостил.
- Это еще с какого хрена? Я воин, а не прораб.
- Ты командир! – припечатал брат. - И я знаю, что ты сможешь организовать любую работу там, где это нужно! – И куда более мягким тоном добавил: - Если вдруг случится какая-нибудь война, я тебя обязательно на нее отпущу. Но сейчас ты нужнее в жилом ярусе. У нас слишком мало рабочих рук, а времени еще меньше.
Двалин вполголоса помянул подштанники Эру и эльфийские яйца, но спорить с очевидным не стал…

[Foxiney]

***
На выходе из зала его догнал Бильбо. Вид у хоббита был несколько взъерошенный, но при этом до тошноты любезный. С такой рожей он, наверно, встречал гостей у себя в норе - своих приторно-вежливых и безумно аккуратных хоббитских гостей, разумеется, а никак не гномов.
А ведь всего неделю назад на похоронах рыдал не хуже Ори…
- Как хорошо, что вы все-таки появились, мистер Двалин. Я уж боялся, что не смогу с вами попрощаться.
- Попрощаться? – гном удивленно приподнял бровь. – Ты что же, уже собрался обратно в свою нору.
- Ну да. Мое приключение закончилось, а Гэндальф как раз собирается на Запад. Он обещал меня проводить.
- Приключение, значит, - ну да, для жителя далекой мирной страны все случившееся так и останется забавным приключением.
- Ну, так было написано в контракте, - полурослик смущённо улыбнулся и поскреб пол волосатой лапкой. – В любом случае я рад, что все хорошо закончилось. Вы получили назад свой дом, а мне теперь хочется увидеть свой.
Волна гнева накатила, заставив лицо покраснеть, а кулаки сжаться… и схлынула прежде чем один из них успел бы обрушиться на хоббита. Все ведь верно, задери его варги! Они все получили то, к чему стремились, и не взломщика вина, что кое-кто из компаньонов не успел насладиться плодами общих усилий.
- Ты прав, Бэггинс. Счастливого пути. – Двалин заставил себя говорить спокойно в надежде, что хоббит удовлетворится таким прощанием и уйдет. Но тот остался на месте, по-прежнему неловко переминаясь с ноги на ногу.
- Знаете, я не ожидал… что все так получится.
- Никто не ожидал.
- Я не о том. Просто…- Бильбо на мгновение умолк, подбирая слова, - уже больше недели прошло, а там, в зале, все до сих пор такие грустные… и вы вот тоже. Мне даже как-то тяжело уезжать, когда все в таком настроении. И вообще…
- Ты, видно, давно никого не терял.
- Вы правы, у нас редко кто гибнет. Ну разве что в реке случайно утонет или лестницы упадет. А так почти все доживают до глубокой старости… Но, знаете, Гэндальф рассказывал мне про одну давнюю войну… Тогда Гномы, и люди, и эльфы тоже сражались с орками. И с драконами, и еще с кем-то. И дракон тогда убил короля гномов…
- Азагхал его звали, - угрюмо кивнул Двалин.
- Ну да… Ну так вот Гэндальф говорит, ваши тогда только в первый день пили за упокой, а потом только за здравие. А теперь как-то все… как будто жизнь закончилась.
Гном промолчал. Ну а что тут сказать? Что старик врет? Или что казады с тех пор измельчали духом? Хоббит помялся еще какое-то время, ожидая ответа, и, не дождавшись, как-то совсем уж смущенно выдавил:
- Знаете, а ведь Торин…
Имя как бичом хлестнуло, заставив вскинуться.
- …когда он… ну, когда мы с ним прощались, он сказал то ему жаль… Что гномы не могут жить так, как мы, хоббиты. Не могут просто радоваться жизни.
- Он был прав, - Двалин невесело усмехнулся. – Мы так не можем…

[mittens]

Foxiney, спасибо Замечательно продолжение, замечательная история
И прав Бильбо, кругом прав - нужно жить дальше

[Alassien]

Foxiney,
Кажется, Бильбо уезжает при первой возможности по той же причине, из-за которой Двалин несколько дней в запое.

А идея зимовки людей в Горе кажется разумной. Более разумной, чем первоначальные требования Барда.

[Foxiney]

mittens,
Спасибо.
Увы, гномам хоббитскую философию не привьешь.

Alassien,
Ну, собственно, так и есть.)) Хоббиты привыкли жить легко, и Бильбо явно неуютно в этой атмосфере всеобщего траура. Развеять ее он и не надеется, поэтому остается только сбежать.

Бард в каноне явно о чем-то не о том думал. Видно, общественное мнение сказалось - людям даже в такой ситуации золото как-то важнее было, пока не ударили холода. Но, мне кажется, в конце концов и люди, и гномы, и эльфы должны были на время оставить собственные амбиции и начать вместе решать общую проблему. Они теперь все повязаны: людям не выжить без жилья, которое может предоставить им Дайн, гномам в свою очередь надо чем-то питаться, а еда есть только у эльфов. Тут по неволе научишься мыслить здраво и договариваться...

[Alassien]

Foxiney,

Бард в каноне явно о чем-то не о том думал. Видно, общественное мнение сказалось - людям даже в такой ситуации золото как-то важнее было, пока не ударили холода

Вот да, этоещё при чтении собственно "Хоббита" казалось странным. Эсгарот расположен изолированно, надо срочно избы рубить обустраиваться на зиму, а не тащиться к Горе за не вполне своим золотом(за которым потом в почти беззащитное поселение явится ещё кто-нибудь), отрывая от дел сколько-то трудоспособного населения . А вдруг бы у Смога самочка в горе осталась - большая, зубастая - а вовсе не упрямые гномы?

[Foxiney]

Alassien,
Мне кажется, Профессор тут чего-то перемудрил. Ему надо было показать, как Торин из-за золота с ума сходит, а получилось. что и все остальные стороны конфликта по той же причине ведут себя не совсем адекватно.

[Rochelle]

Foxiney, ну примерно так и есть. В "зоне притяжения" дракона и золота все стали... немного драконами. Начиная с Трора.

[kate-kapella]

Да, надо Двалину поскорее жениться, а то он того и гляди сам себя похоронит в том же склепе...

[Foxiney]

Rochelle,
Мне кажется, профессор эту мысль в текст не закладывал. Он пытался показать, что люди со справедливыми требованиями пришли. А того, что это все сильно не к месту и не ко времени, он и сам, похоже, не заметил.

kate-kapella,
Ну да. Что самое смешное, он сам это прекрасно понимает. Но традиции - дело святое.

[Foxiney]

**************
Разбор завалов на жилом уровне продолжался уже несколько дней. Два десятка гномов и людей под руководством Двалина растаскивали завалившие проход камни, разгребали обломки мебели, меняли испепеленные много лет назад двери жилищ. Протиснуться в узкий коридор рабочего квартала дракон не смог, но пожег и порушил все, до чего сумел дотянуться. Работы по наведению порядка теперь велись по всей горе. И почти каждый день здесь или в другом месте среди гор мусора рабочие находили чьи-то останки: мужчин, женщин, детей. В смятых доспехах, в оплавленном золоте украшений… Некоторых опознавали, но чаще определить, кому принадлежали обугленные кости, было уже попросту невозможно. Похорон найденным покойникам не устраивали, их просто тихо зарывали на склоне у самого основания горы, рядом с погибшими солдатами Дайна. А вечером в пиршественном зале поднимали за всех единый тост.
Наверное поэтому там царила все та же похоронная атмосфера, что и две недели назад, и как бы ни волновали всех насущные проблемы, как бы ни были сильны переживания текущего дня, никто ни разу не решался ее нарушить. Дайн, наверное, рад был бы прервать или хоть как-то облегчить, затянувшийся траур, но увы – хоть он теперь и правил под Горой, но настроение создавал не он. Его собственные солдаты, эльфийские царедворцы, человеческие вожди, члены бывшей «Компании Торина», теперь по праву занявшие каждый свое место за королевским столом – все они вместе и по отдельности неосознанно, но оттого не менее старательно сохраняли и поддерживали атмосферу всеобщего уныния, установившуюся в Эреборе после смены короля. И в один прекрасный вечер Двалин к своему удивлению понял, что не он один тут размазан по камням тяжелой потерей. Бесконечные похороны все продолжались, но каждый раз каждый из собравшихся за столом поднимал кубок не за безымянные кости, свежеупокоенные на склоне горы, а за кого-то своего. Конкретного, Дорогого. Имевшего лицо и имя.
И от этого осознания однажды стало настолько тошно, что Двалин снова перестал приходить на общий ужин. На несколько дней Эребор сомкнулся для него в несколько лестниц и десяток коридоров – от жилого яруса до гробницы узбада и обратно.
Ори он теперь видел нечасто, зато она стала ему сниться: молодая, полная жизни, бесконечно желанная. То в расшитой незабудками рубашке без рукавов, то в той дурацкой пижамке с пуговицами, то вообще без ничего. Однажды приснилась с младенцем на руках, и этот сон оказался таким теплым, что Двалин едва не пришиб охранника, явившегося его будить. А потом еще полдня все прикидывал, сколько же времени ей понадобится, чтобы отрастить волосы, и успеет ли он сам за это время окончательно свихнуться. Или заслужить пожизненное изгнание, прикончив кого-нибудь из ребят Дайна: единственная гномка в Эреборе даже среди всеобщего траура не могла не привлечь всеобщее же внимание, и молодые балбесы за работой то и дело принимались ее обсуждать, иногда в довольно похабной манере. К счастью, сурового взгляда начальника обычно хватало, чтобы пресечь любые разговоры.
… А еще за эти дни Двалин несколько раз сталкивался с той странной эльфийкой, которую как магнитом все тянуло в королевскую гробницу. Заговорить с ним она больше не пыталась – торопливо подбирала юбки и беззвучно выплывала за дверь всякий раз при его появлении. Но само ее присутствие в этом месте лучше всяких слов убеждало в том, что первоначальное предположение было верным. Видно и впрямь было у нее что-то с одним из погибших парней. Но прежнего раздражения эта мысль уже не вызывала – скорее болезненное, тоскливое удовлетворение. Всегда хорошо, если погибшего оплакивает женщина, пусть даже и остроухая. Женские слезы, говорят, промывают душе прямую дорогу к Чертогам Ожидания. А эти трое по одному на тот свет не пошли бы. Если будет указан путь одному, то и остальные не заблудятся.

[kate-kapella]

Эх, грустно как...

[Alassien]

Foxiney,
...А ещё мне сегодня утром спросонья приглючилась картинка: Двалин с детенышем на руках, лялькой по имени Жизнь, Лив Двалиндоттир.

[Foxiney]

Alassien,
Эк вас пробрало-то... Автор прям весь в смущении зависти.))

[Foxiney]

Первая мысль была «откуда здесь взялся ребенок?!» Гора была под завязку забита суетящимися мужиками. Человеческие женщины и дети внутрь пока не совались, а гномских тут тем более быть не могло!.. Потом пришедшие ступили в пятно разлитого по полу света от факелов, понатыканных по всем стенам, и та, что сначала показалась Двалину гномочкой лет десяти, при ближайшем рассмотрении оказалась пухленькой пятилетней дочерью племени людей. Девочку вела за руку Ори, и от этого зрелища стало так тепло, словно сквозь многофутовую толщу породы пробилось вдруг последнее осеннее солнце.
- Здравствуй, - девушка смущенно улыбнулась. – Мне сказали, где-то здесь работает плотник Грэм.
Двалин поймал себя на том, что губы растягиваются в совершенно дурацкой ответной улыбке. Хорошо хоть никто не видит кроме Ори и ребенка.
- Где-то был здесь такой. А это…
- Нэтти. Ее мама работает с нами а лазарете, а отец где-то здесь. Девочка очень по нему скучает, вот Магда и попросила меня ее проводить.
- И ты здесь, значит, за этим, - хмуро пробурчал Двалин, прекрасно понимая, что сейчас ему возразят. И, обернувшись к освещенному факелами проходу, проорал: - эй, позовите кто-нибудь Грэма!
Когда он снова повернулся к девушке, та, одной рукой обнимая испугавшуюся крика девочку, другой протягивала ему небольшую корзинку.
- Я еще поесть тебе принесла. Балин говорит, у тебя только вино и лембасы.
- Передай Балину, пусть засунет свою заботу в… - гном осекся. Ему и так иногда становилось безумно стыдно за заковыристые многоступенчатые фразочки, порой слетавшие с языка в присутствии Ори. А тут еще и ребенок…
Из коридора послышались шаги, и девочка, выпустив юбку гномки, с радостным визгом кинулась к обозначившейся в проеме могучей фигуре. Этот Грэм смотрелся среди других людей как Двалин среди гномов, и в большинство дверей, установленных им в расчищенных жилищах подземного города, плотник мог войти только пригнувшись.
Ори проводила их такой радостной улыбкой, словно на ее глазах свершилось настоящее чудо и, снова обернувшись к подневольному прорабу, просто и искренне сказала:
- Я скучаю.
Едва не сорвавшееся с языка «я тоже» Двалин проглотил. Слишком глупо прозвучало бы в его устах, да еще, не дай Эру, услышал бы кто!... И, сняв со стены один из факелов, махнул рукой в сторону ближайшей двери.
- Пойдем. Здесь нам не дадут спокойно поговорить.
…За дверью оказалась почти не пострадавшая от огня и времени прихожая чьего-то дома. Богатого дома, судя по всему: на облицованных мрамором стенах висели золотые канделябры, на низеньком резном столике высилась изящная ваза, явно эльфийской работы, над дверью в следующую комнату бархатные занавески – небывалая роскошь для жителей подземелий. А на полу между парой кресел до сих пор лежал харадский ковер, за какой в былые времена платили парой мифриловых кольчуг или золотом по весу. Двалин воткнул факел прямо в эльфийскую вазу, и Ори тут же плюхнула рядом свою корзинку. Сразу вспомнились слова Балина – а правда ведь, в последний раз еду к месту службы ему приносила мать. Еще до дракона…
- Почему ты опять не приходишь на ужин?
- Времени мало. – Не то чтобы совсем вранье, скорее отмазка.
Заботу она проявляет. Подсказал же кто-то!
- Тогда держи.
Гномка буквально всунула ему в руку изумительно пахнущий пирожок. Двалин взял, но до рта так и не донес.
- Почему ты так смотришь?
- Красивая ты. - Не то чтобы правда, не такая уж она и красивая.
Просто безумно желанная. А это важнее, пожалуй.
И какая хорошая у нее улыбка. Особенно когда она смущается.
- Мне подруги помогли, - выдавила Ори, поворачиваясь к свету. – Тебе нравится?
Ну еще бы нет! Платье то самое, с вырезом, тяжелый пояс по-женски спущен на бедра… Ради встречи с ним девочка даже попыталась сделать прическу - рыжеватые волосы были переплетены десятком мелких косичек, стянутых на затылке в куцый хвостик. На лбу болталось какое-то украшение – тоже впервые за все время. Получив в свое распоряжение приличную часть эреборской сокровищницы, Ори вопреки женской природе не кинулась тут же выгребать из-под груд оружия и монет драгоценные побрякушки. Зато Двалин кинулся – в первый же день набрал по сундукам и россыпям три десятка мелких золотых заколок. Они и сейчас оттягивали ему карман, ожидая своего часа, хоть наступить он должен был и нескоро. Такова традиция: хочешь жениться, подари девушке заколки для кос, чем больше, тем лучше. Если примет - значит, согласна. Значит, на свадьбу с помощью родственниц и подружек соорудит себе на голове что-нибудь затейливое из множества косичек, скрепленных этими самыми заколками. И молодой муж должен будет все их до единой расплести, прежде чем впервые прикоснуться к телу возлюбленной. Красивый обряд, исполненный глубокого смысла. Самое суровое испытание терпения и воли… Двалин усмехнулся: на то, чтобы распустить нынешнюю прическу Ори хватило бы и пары минут. Только над такой свадьбой еще лет сорок смеяться будут. А хотелось, чтоб как у всех, как прародителем завещано.
Он просто смотрел и молчал. Девушка, чтобы как-то развеять неловкое молчание говорила без остановки. Что-то о лазарете, откуда благодаря эльфийкам ушли на своих двоих уже около половины раненых, о людях, поселившихся в старых казармах у ворот, о разговорах за ужином в Пиршественном зале, о кленовом ростке, пробившемся между камней полуразвалившейся дозорной башни на Вороньей высоте. О всяких глупостях, не имевших для них ни малейшего смысла.
Двалин заставил ее замолчать на полуслове… Ори возражать и не думала – наоборот, как будто только этого и ждала. Ее губы охотно открывались навстречу жадным поцелуям, тело послушно прогибалось по воле мужских рук, платье словно бы само по себе легко сползло с плеча. Сложную сетку из косичек на голове девушки Двалин растрепал одним движением ладони – волос было все-таки безбожно мало для свадебной прически, но уже достаточно для того, чтобы запустить в них пальцы.
- Жизнь моя. – Слова вырвались как-то сами собой, вместе с выдохом. Ладонь мягко очертила линию шеи от уха до плеча… и, оторвавшись. уперлась в мраморную стену за спиной девушки.
- Не надо, - Ори смотрела немного испуганно, но решительно, словно собиралась сделать что-то отчаянное. – не прекращай, если не хочешь. Я же понимаю… Я вижу, что тебе это нужно!
«Да что ты понимаешь?!» - едва не выплюнул Двалин с величайшим презрением к себе и жалостью к девочке, но посмотрел ей в глаза чуть внимательнее, и как молнией ударило – понимает! Когда успела? Своим умом дошла или загадочные подружки объяснили? Или просто за эти полгода Ори повзрослела разом лет на десять? Не девчонка, когда-то прибегавшая к воротам Эред-Луина поглазеть на развод караула – женщина. Заботливая, понимающая, самоотверженная…
- Ты сам не свой стал с тех пор как… как погиб Торин, - продолжала Ори срывающимся голосом, торопливо, словно боясь, что смелости не хватит договорить до конца. – Я же знаю, что ты до сих пор каждый день ходишь в гробницу. Была б твоя воля, ты бы себя уже похоронил там.
Наверное, да, похоронил бы. Надрался бы в один прекрасный день до зеленых гоблинов и расшиб себе череп, навернувшись с лестницы, ведущей в склеп… Если б не было этой девочки. Если б не было надежды.
- Но ты же мне этого не позволишь? – удалось даже выдавить из себя тихий смешок.
Ори в ответ упрямо помотала головой.
Двалин снова запустил пятерню в ее волосы, прижался бритой головой к растрепанной макушке и еле слышно выдохнул:
- Я хочу быть с тобой… навсегда… понимаешь? Не тайком, а… как положено. Хочу, чтобы ты мне сына родила.
Девочка понимающе кивнула и сама его поцеловала. Мелькнула еще мысль, что главное не зайти слишком далеко, а то не получится «как положено». Потом на мгновение стало все равно. Потом поднявшееся со столика облачко пыли напомнило о том, что здесь не место и не время. Потом с треском распахнулась входная дверь и свет еще одного факела окончательно развеял царящий в комнате полумрак.
Взмыленный человеческий парень так и застыл на пороге с открытым ртом.
- Какого балрога ты врываешься?! – Двалин легко скинул девушку своих колен и поспешно поднялся с хозяйского стола. Хорошо хоть ничего совсем уж недозволительного этот балбес не увидел, но все равно ведь сплетни поползут.
- Сэр, там… - только теперь стало понятно, что гонец шокирован принесенной новостью в куда большей степени, чем увиденным, - там мы нашли… Вы должны на это взглянуть.

..Автор, какое же вы чудо! *слов нет, пойду найду платочек~

[Foxiney]

***
Их было пятеро: четыре молодых гномки и старуха. Эти женщины не были ни испепелены, ни раздавлены – смерть они встретили в покрытых косматыми шкурами деревянных креслах, и та бережно закрыла им глаза, не потревожив тел и даже не испортив причесок. Так они и сидели до сих пор: пять иссохших покойниц в нарядных платьях и украшениях. Только кожа пожелтела, превратившись в подобие пергамента, да многолетняя пыль покрыла лица и одежду.
Двалин про себя порадовался, что догадался сразу отослать Ори с дочкой плотника обратно к казармам. Зрелище было жуткое.
- Столько женщин сразу, - с горечью выдохнул стоящий рядом совсем молодой гном, бессильно опуская руки. – Как так?
- От голода умерли, - предположил кто-то из людей. – Вход завалило, они и не смогли выйти.
- На семью не похоже, - севшим голосом пробурчал еще кто-то из бойцов Дайна. – Эти две рыженькие, а та – чернявая… была.
Двалин окинул взглядом когда-то виденную комнату и мрачно заключил:
- Здесь Говорящая жила. Остальные, видимо, ее ученицы.
Над толпой протиснувшихся в двери гномов повисла тишина, в которой Двалину явственно слышался многоголосый стон.
- Что значит «говорящая»? – робко спросил парнишка, позвавший его сюда.
- Значит «очень большая ценность для нашего народа!» - отрезал прораб, не вдаваясь в разъяснения.
В самом деле, не раскрывать же иноплеменникам самые священные тайны! Люди наслышаны о гномьей магии, но совершенно не представляют себе ее природу. И уж точно никто из них не знает и не узнает никогда, что творят ее женщины – те самые, которых мало кто видел, в чье существование некоторые вообще не верят! Каждая дочь подгорного племени для сородичей бесконечно ценна сама по себе, но такие – десятикратно. Без них все гномье искусство гроша ломаного не стоит. Сколь бы ни был совершенен выкованный лучшим мастером меч, он никогда не разрубит камень, и кольчуга из самых толстых мифриловых колец не станет по-настоящему неуязвимой, пока их не подержит в руках одна из Говорящих.
«Говорящая» - значит, умеющая заговорить металл или камень.
Когда-то бесконечно давно одна такая, со смоляными косами и нежным пушком на щеках, в котором сверкали разноцветные бусинки, приняла заказ у наследника Эребора. Кинжал, совсем простой, с перетянутой кожей рукоятью и даже без гравировки, и еще кольчугу. Двалин в тот же день отдал старой колдунье для обряда свои топоры, те самые, что до сих пор не затупились и ни разу не ослабили удара, даже когда руки дрожали от усталости. А Торин почему-то настоял, чтобы его оружие заговаривала одна учениц. И потом каждый день зачем-то ходил узнавать, готов ли заказ, хотя точную дату ему назвали сразу... Несколько лет спустя, в Азанулбизаре, он как сумасшедший искал по всему полю битвы этот кинжал. Сначала только выволок из общего месива останки деда – и принялся обшаривать груды ломанного железа, переворачивать трупы друзей и врагов в поисках потерянного. Так и не нашел. А кольчуга верно служила королю гномов вплоть до того дня, когда ее отобрали вместе со всем оружием и броней трандуиловы стражники.
…Двалин тяжело вздохнул, глядя на неподвижно застывшую в кресле черноволосую женщину с бусинками на едва отросших бачках. Для народа Дурина было величайшей трагедией потерять сразу пятерых Говорящих. Но об этом никто из гномов никогда не скажет вслух. Людям достаточно знать, что они потеряли четырех молодых женщин – целый кусок жизни. Чья-то надежда, чье-то право на счастье, чьи-то не родившиеся дети…

[Foxiney]

***
В пиршественном зале по-прежнему ничего не менялось, даже посуда, казалось, стояла все на тех же местах. Сидящий во главе стола Дайн был все так же суров и деловит, люди все так же суетно-озабочены, эльфы отстраненно-трагичны. Бургомистр разрушенного города оживленно торговался с Трандуилом – кажется, речь шла о поставках стройматериалов. Тот и другой были неприятны Двалину каждый сам по себе, но вместе внушали просто непередаваемое отвращение. А вот скучающий рядом предводитель человеческого войска вызывал определенное уважение. И не столько тем, что сумел убить дракона (по невероятному везению, надо заметить) сколько откровенным недовольством, которое выражало сейчас его лицо. Трандуилов сынок, в котором гном еще на похоронах Торина с досадой опознал эльфа, прикрывшего его в бою, тоже не был особо доволен происходящим и откровенно скучал. Его похожая на мраморную статую маменька хранила надменное молчание. Двалин вообще не мог припомнить, слышал ли когда-нибудь ее голос. Хотя Ори говорила, что за работой в лазарете она много разговаривает и даже поет, готовя какие-то чудодейственные настои. Но представить эту диву среди загнивающих ран и окровавленных бинтов он не смог бы, хоть тресни.
- Ну и где тебя опять балроги носили? – недовольно проворчал Балин вместо приветствия.
- Там, куда ты сам меня отправил. Так что не брюзжи теперь.
- Это на твоем участке нашли тех женщин?
Двалин молча кивнул. Говорить об этом не хотелось до дрожи.
Вчерашних покойниц похоронили на рассвете. Не в общей могиле, нет – специально для них за ночь пробили в скале небольшую гробницу неподалеку от королевской. Потому что женщины, к тому же Говорящие – величайшая тайна народа Дурина. Негоже выносить ее за пределы горы даже по смерти. По той же причине на похороны не пустили людей, даже тех, кто обнаружил тела. А Двалин все никак не мог отделаться от мысли, что одну из умерших следовало бы похоронить не там… Но Торин об этом никогда ничего не говорил, и поднять эту тему, не будучи полностью уверенным, он не решился.
…Балин вздохнул, налил себе и брату и, встав со скамьи, молча поднял кубок. Слова были излишни, все и так знали, за кого пить в этот раз. Собравшиеся один за другим начали так же молча вставать. Люди и эльфы с дежурно-скорбным выражением на рожах, гномы – по-настоящему подавленные. Пожалуй, впервые со дня общих похорон. Двалин тоже встал, через стол от него вслед за братьями поднялась Ори. По ее щекам катились слезы. Снова безумно захотелось обнять девочку, утешить - но нельзя. Не время и не место.
Молча выпили, молча заняли свои места. Двалин, чтобы хоть как-то ободрить девушку, подмигнул ей через стол. Ори ответила печальной улыбкой. Ей тоже все это не нравилось и тоже не виделось выхода. И она тоже провела эти две недели лицом к лицу со смертью – не с той, что прилетела сюда семьдесят лет назад, а с прогулявшейся по склонам Горы совсем недавно. Но она не искала поддержки – еще и о нем, дубине раскисшей, пыталась заботиться.

А рядом Балин уже нудел что-то о кирпичах и печных трубах – покойников помянули и отодвинули на второй план, погрузившись в решение насущных проблем. И это было еще безрадостнее. Чуть левее с той же стороны стола несколько приближенных Дайна все продолжали перечислять каких-то своих погибших и поднимать кружки за упокой. Напротив человеческие вожди принялись снова торговаться с эльфийскими за лес и продовольствие. Вроде, Трандуил отказывался рубить дополнительные деревья для постройки домов, а бургомистр людей клялся хорошо заплатить. Только свежеобретенным гномьим золотом платить он не хотел, выпрашивая стройматериалы под залог будущего урожая. Но такой вариант эльфов не устраивал, ведь в этом году из-за дракона они остались без яблок и молодого вина. Тут же возник вопрос, где теперь покупать то и другое. Бэрд, саркастически хмыкнув, предложил подумать заодно, где бы купить хлеба. Оказалось, что негде – разве что с Железных холмов везти, но это не раньше, чем ляжет снег. Вопрос продовольствия отложили на потом и опять принялись спорить о лесе. Слева снова донесся грохот отодвигаемых скамей – ребята Дайна вставали, чтобы выпить еще за кого-то. Ори напротив тоскливо смотрела в свою кружку. Щеки ее заметно покраснели от выпитого – прежде, изображая старательно подражающего мужчинам мальчишку, она каждый раз подсыпала себе в выпивку какой-то эльфийский порошок, начисто изгоняющий хмель. Но за поминовением погибших прибегать к таким уловкам не стала. На дальнем конце стола, где сидели люди и эльфы рангом пониже, началась какая-то оживленная дискуссия, в другое время непременно переросшая бы в драку – ее пресекла та странная эльфийка, постоянно торчавшая в склепе. Грохнула кулаком по столу, зло прошипела что-то, и ее собратья умолкли, как по волшебству. Зато без этого гула стал лучше слышен голос Трандуила, который все бился за свои деревья.
От этого всего хотелось не то завыть, не то схватить топор и порубать всех к морготовой матери. Ори, почувствовав неладное, перегнулась через стол и что-то ему сказала. Но Двалин не расслышал, потому что в это самое время над самым ухом эльфийский наследничек громогласно вопросил у родителя, почему бы не обратиться за помощью к людям, живущим вдоль северной границы Лихолесья, пока река не встала? Идею тут же поддержал какой-то остроухий придворный – эльфы обещали беженцам помощь, но и самим сидеть всю зиму на лембасах им не хотелось. Градоначальник без города попутно высказал мысль, что надо бы раздобыть где-то отрез алого бархата, потому что его парадная мантия погибла в огне, а без нее никак. Судя по голосу, всей своей душонкой надеялся, что уж что-что, а кусок тряпки великодушный Трандуил выделит ему бесплатно.
Это окончательно вывело гнома из себя. Если эта жалкая пародия на правителя может себе позволить среди всеобщей скорби торговаться за мантию, то почему он сам, во имя портянок Махала, должен молчать о том, что действительно важно?!
И он спросил. Спокойным, ровным голосом, но так, что услышали все:
- А у кого можно купить женскую рубашку?
Бургомистр людей осекся на полуслове. Эльф, с которым он разговаривал, обернулся к Двалину и, старательно скрывая удивление, спросил:
- Что, простите?
- Рубашка. Женская. С вышивкой. Желательно гномского размера. Я не как этот вот, я заплачу! Золотом заплачу.
Эльф замялся, не зная, что на такое ответить. Более сообразительный трандуиловский сынок ответил за него:
- Простите, но мы сейчас обсуждаем более важные проблемы.
Подскочивший Балин со всей силы надавил брату на плечо, пытаясь заставить его сесть. Сердито зашипел в самое ухо:
- Да ты сдурел что ли? Какие, к Морготу, рубашки!
Бесполезно. Двалин одним резким движением скинул с плеча его руку и, перегнувшись через стол, вкрадчиво сообщил:
- Я обещал своей невесте рубашку к свадьбе. Что, по-твоему, может быть важнее?
Остроухий явно что-то ответил, но гном, вспомнивший о более важном, его уже не слушал. Он резко обернулся туда, где вместе с братьями сидела опешившая гномка, одновременно выгребая что-то из кармана.
- Кстати, Ори, это тебе!
На стол перед девушкой высыпалась горсть мелких золотых заколок.
Люди и эльфы замерли в недоумении, решительно не понимая, что происходит. Гномы принялись изумленно перешептываться. Где-то на дальнем конце стола рудокоп в одноухой шапке и досадой шлепнул ладонью по столешнице:
- Вот ведь проклятье Дурина! Перехватил, подлец, девчонку!
- Я тебя не понял, брат, - медленно, с расстановкой произнес Балин, - ты что, сейчас сделал ей предложение?
Теперь на них с нескрываемым любопытством уставились и эльфы, и люди, и явно заинтересованный Дайн. Но Двалину было уже все равно, он принял решение.
- Да, именно это я и сделал! И ты, старый хрыч, это засвидетельствуешь, как положено по закону!
Он оглянулся на Ори и увидел именно то, что ожидал: покрасневшая девушка спешно сгребала со стола ритуальное подношение, нетерпеливо отмахиваясь от братьев, пытавшихся ей что-то втолковать.
- Обязательно засвидетельствую, - заверил Балин подчеркнуто-спокойным тоном. – Только не прямо сейчас, хорошо? Какие свадьбы, когда у нас похороны еще не закончились.
- Похороны! – больше презрения в это слово не смог бы вложить и злейший из святотатцев. – Нашел, чем удивить! Да всю жизнь только и делаю, что кого-то хороню! Сколько можно раскланиваться перед покойниками?
- Вот уж от тебя не ожидал! – старик казался донельзя ошарашенным и разочарованным.
Кто-то из советников Дайна тяжело грохнул кулаком по столу:
- Нет, ну это уже ни в какие ворота! Изволь проявлять почтение…
Двалин перебил его еще более сокрушительным ударом по многострадальным доскам:
- Почтение я проявил две недели назад, когда собственными руками положил в гроб лучшего друга! И, Эру мне свидетель, предложи мне кто в тот момент поменяться с ним местами, я не задумываясь согласился бы. Но, боюсь, ни тебе, ни тебе, - он перевел взгляд на Дайна, тот все так же молча сосредоточенно слушал, - этого не понять! А мне, балрог вас всех побери, надоело ходить об руку со смертью! Я хочу, во имя Махала, хоть раз в жизни увидеть рождение!.. И да, можете удавиться от зависти, но вот эта замечательная девушка станет моей женой и будет рожать моих детей!
На этом запал иссяк, слова тоже. Он и так крайне редко говорил так много за раз, и еще реже – так откровенно. Но вызов был брошен. Осталось только сжать кулаки и с холодной, непоколебимой решимостью ждать реакции окружающих.

[Kaisla]

И автору, и Двалину.

[Foxiney]

Cara2003,

Даже не верится, что будет ХЭ~
Автор

[monteray]

Автору
Двалину респект!

[ale-ol]

[Foxiney]

Дубощит, monteray, ale-ol,
Спасибо всем от автора и от Двалина.

[kate-kapella]

Foxiney, очень здорово, больше пока сказать не способна - недавно пришла, падаю спать.