Мы с приятелем вдвоём работали на дизеле, Пара горьких неудач нас заметно сблизили.
Названия нет
Автор: ju1a
Беты нет
Пейринг: Торин\ОЖП
Рейтинг: RG-13
Жанр: романтика, ангст
Саммари: Написано по единственной гетной заявке : "Торин/НЖП. Прощание перед походом, если бы у Торина все таки была женщина." Из вредности.
Он кроткий, в общем-то.
ФИКНачалось все нелепо. Настолько нелепо и банально, что Торин, наверное, даже посмеялся бы. Смешно думать, как
случайность - глупая, скучная, обыденная, как детская игра в чет-нечет, сметает твою жизнь – походя, даже не заметив, не осознав произошедшего. Но было не смешно.
Началось все с того, что на Торина упала женщина. Оступившись, рухнула с лестницы, плеснув белой пеной вышитого подъюпника, в воздух взлетели плетеная ивовая корзинка, несколько булочек, длинный, золотистый батон, глянцево блеснувший на солнце литым хрустким боком. Торин даже не понял, что произошло – просто шагнул вперед, подставил руки – и женщина, охнув, опустилась в раскрытые объятия. Юбка задралась, открыв городу и миру белые чулки и нежно-лиловые бантики подвязок. Пробормотав подходящую по случаю любезность по поводу нежданно свалившегося благословения богов, Торин поставил женщину на землю и, пока она, краснея, оправляла платье, подобрал корзину и сложил в нее сдобу, предварительно обтерев о практически чистый рукав. Собрав все, до чего не успели добраться городские собаки, он протянул корзину владелице. Женщина сделала неловкий книксен, взяла булки и, повернувшись, торопливо зашагала вниз по улице. Каблучки звонко зацокали по булыжной мостовой. Торин смотрел вслед, держа в руке обломок коричной булки. Женщина уходила, кружевной чепец мелькал между чужих спин, удаляясь – и Торин, откусив от булки, решительно зашагал следом. Булка была сладкой, крупинки запеченного сахара липли к губам, и Торин их слизывал. Позже, вечером, он спрашивал себя – почему. Выходило, что просто потому что. Потому что все еще пахло ванилью и мускатом. Потому что тело в руках было мягким и горячим. Потому что не разглядел лица под оборками чепца. Выходило, что причины нет – как у рухнувшей на голову сосульки, случайной драки в кабаке, закончившейся слепой злой поножовщиной, судороги, утаскивающей на дно теплого летнего озера. Причина не так уж много значит, если вдуматься. Торин пошел за ней просто потому что пошел.
Он быстро шагал, стараясь не выпускать из глаз невысокую фигурку в васильковом платье. Походка у женщины была чуть семенящей, она несла корзину, склонившись набок, далеко отведя в сторону локоть. Торин догнал ее на углу, замешкался, не зная что сказать – и не придумал ничего лучше чем осторожно дотронуться до этого пухленького белого локотка. Вскрикнув, женщина разжала руку – и второй раз за день Торин подхватил корзину за ребристые жесткие бока.
- Разрешите, я помогу.
Женщина вскинула голову. У нее были большие, по-детски круглые серые глаза и пухлый маленький рот с чуть вздернутой верхней губой. Казалось, она хочет улыбнуться, уголки губ чуть подрагивали, смешинки плясали в глазах – но улыбка пряталась, женщина смущенно отводила взгляд, склоняя голову к плечу. Торин смотрел на изгиб белой шеи, на бьющуюся у тонкой ключицы голубую жилку, на русый завиток, выбившийся из –под чепца.
- Благодарю Вас, господин…
- Торин Дубощит к Вашим услугам.
- Господин Торин Дубощит. Мне недалеко. Вниз до поворота и направо. – Голос у нее был высокий и певучий, она старательно округляла губы на гласных, тянула слова с южной томной медлительностью.
Они шли молча. Торин держал корзину, хлопая себя жестким боком по бедру. Женщина несла бережно свою так и не родившуюся улыбку, плещущуюся в серых, как у месячного котенка, глазах. Торин ждал, когда же она улыбнется – но не дождался. Высокий дом с ровными клумбами и невысоким резным белым забором выпрыгнул внезапно, как ночной разбойник из-за угла. Торину казалось, что он только-что заговорил, только-что взял корзину, он еще ощущал сладкую мягкость тела в руках – а дом уже таращился на него глазницами распахнутых окон. Женщина взяла корзину, кивнула, морщинки лучиками собрались в уголках смеющихся глаз. Кивнув, она повернула щеколду и ступила на посыпанную мелким серым гравием дорожку. Навстречу ей из-за кустов малины выкатились два мальчика лет четырех, с воплями уцепились за белый фартук, потянули к двери. Развернувшись, Торин пошел прочь. Он думал о том, какая у нее улыбка. Как ни странно, об этом было довольно интересно думать. И только у двери дома он понял, что так и не знает, как ее зовут.
Весь следующий день он просидел в трактире, у окна, из которого был виден дом с резным белым забором. Женщина выходила, спускалась с крыльца, придерживая юбку левой рукой. Поливала цветы из большой медной лейки, собирала малину, развешивала на веревках мокрое белье. Невысокий, начинающий лысеть мужчина в вязанном пестром жилете вышел, крикнул ей что-то – и вновь скрылся за дверью. Женщина, подхватив пустой чан из-под белья, ушла в дом. Торин взял еще пива, набил трубку и закурил.
Когда женщина, с корзиной, прикрытой вышитым полотенцем, вышла со двора и быстро пошла по улице, Торин догнал ее, пошел рядом. Она посмотрела на него, склонив голову набок каким-то быстрым птичьим движением. Похоже, она нисколько не удивилась, словно ожидала увидеть рядом с собой кряжистого, бородатого гнома с коротким тяжелым мечом. Торин протянул руку, женщина передала ему корзину.
- Сейчас к миссис Белинде. Я должна занести ей пирог с вишней.
У нее получилось ви-ишней, долгая "и" зависла в прозрачном летнем воздухе. Торин улыбнулся и кивнул. Что ж, к Белинде, так к Белинде. Маршрут не хуже и не лучше прочих. Он нес корзину, которая от дома к дому становилась все легче, и пытался придумать тему для беседы. Булочница шагала легко и быстро, молчание нисколько не тяготило ее. Иногда она оглядывалась на Торина, взмахивала густыми пепельными ресницами, кивала чему-то, и шла вперед. Торин шагал за ней, глядя, как покачиваются круглые бедра под складками охряно-желтой ткани, хотелось подойти, провести пальцами по белой тонкой шее, намотать на палец короткий золотистый завиток, выбившийся из-под чепца. Опустошив корзину, они пошли обратно. Торин протянул булочнице согнутую в локте руку. Женщина положила мягкую теплую ладошку на широкую руку гнома. Ладонь казалась сделанной из тонкого, прозрачного фарфора на фоне смуглой руки гнома. У поворота булочница остановилась, убрала руку, спрятав ее под фартук. Торин посмотрел на свою ладонь, еще хранящую чужое тепло. Сжал кулак, завел руку за спину, под короткий плащ, стараясь удержать теплый призрак прикосновения.
- Я пойду разносить сдобу завтра в десять. – Отвернувшись, она быстро зашагала к дому, корзина раскачивалась, цепляясь за складки юбки.
- Погодите. Как Вас зовут?
Она остановилась, обернулась, складки чепца колыхнулись. Лучи солнца тонкими золотыми струями текли через кружево, ложась пятнами мерцающего света на мягкие белые плечи.
- Эви.
- Я приду, Эви.
Она кивнула и улыбнулась. Улыбка была именно такой, какой представлял ее Торин – медленной, тягучей, сладкой, как гречишный мед. Торин улыбнулся в ответ – но Эви уже шагала прочь, торопливо цокоча каблучками.
Если бы у Торина спросил, куда делось то лето, а он захотел бы отвечать – он сказал бы, что лето рухнуло в эту улыбку, увязло в ней, как стрекоза в янтарной капле сосновой смолы. Потом, когда все закончилось, он лежал, глядя в темноту осеннего неба, и пытался вспомнить ее лицо. Лицо дрожало, пряталось. Серые глаза, вздернутый острый нос, пухлый рот – слова приходили и уходили, не оставляя после себя следа. И только улыбка, теплая и нежная, как согретая июльским солнцем бабочка, оставалась с ним.
Но тогда было еще лето, были долгие золотые дни, когда они кружили по городу, петляли от двери к двери – а потом сворачивали в парк, сидели на неудобных тяжелых скамейках, и Эви бросала булочные крошки ленивым голубям, пестрым и глупым, как дворовые куры.
- Неужели никто не сказал твоему мужу, что видел меня?
Эви улыбается, искорки пляшут в прищуренных серых глазах.
- Я сказала, что наняла тебя за две монеты в месяц. Он был рад, что так дешево.
Торин хмыкнул в усы, сжал осторожно тонкую кисть, гладя пухленькие розовые пальчики. Иногда он думал, с каким удовольствием ткнул бы мечом в глотку этому мужу, ничего не подозревающему, ненавистному мужу. Если бы он был злым, если бы обижал ее – о, как тогда все было бы просто. Но это был тихий, спокойный человек, любящий Эви и детей, безобидный, как дворняга – и Торин был бессилен перед этой его непоколебимой правотой.
Потом был август. Муж на неделю уехал на ярмарку, прихватив с собой слугу – и Эви, отведя детей утром к свекрови, распахнула дверь. Торин вошел, озираясь, неловко потоптался у двери, вытирая ноги о яркий вязаный коврик. Эви стояла у стены, теребя вечный свой непослушный завиток – и Торин шагнул к ней, коснулся, обнял, прижимая, вжимаясь сухими горячими губами в сладостно-нежное, пахнущее корицей и ванилью тело. Он возился, нашаривая пальцами верткие крючки на корсете, проклиная свою неловкость, свои грубые, неуклюжие руки, когда Эви, покачав головой, потянула шнуровку, легко распуская корсаж. Груди у нее были полные и белые, с крупными розовыми сосками. Торин целовал ее, целовал всю, не останавливаясь. Эви часто дышала, закрыв глаза, откинув голову. Торин снял чепец, вытащил шпильки – и густые русые волосы, освобожденные, рассыпались по узким круглым плечам. Кровать с шерстяным клетчатым покрывало была широкой, пружины жалобно скрипнули, горка подушек, покосившись, рухнула на них – и Торин, досадливо поморщившись, отшвырнул их на пол. Солнце узкими лезвиями лучей пронзало неплотно захлопнутые ставни.
Потом они пили чай. Эви вытащила пирог с персиками, поставила вазочку варенья. Торин глотал кипяток, не чувствуя вкуса. Эви помешивала ложечкой ягоды в рубиновом густом сиропе, внимательно глядя на их ленивое кружение – словно не было в мире ничего важнее.
- Эви, пошли со мной. – Торин тоже смотрел на эти проклятые ягоды, уже зная ответ.
- Прости, Торин. Ты же сам знаешь. Дети…
Да, он знал. Знал ,что не должен ее звать, знал что ее некуда звать. Он, Торин Дубощит, Король-Под-Горой, король без королевства, нищий король с походным мешком за спиной.
- Эви. Хочешь быть королевой?
Она покачала головой, капля варенья упала на скатерть, расползаясь кровавым пятном.
- Я приеду за тобой, Эви. И приеду, как король.
Автор: ju1a
Беты нет
Пейринг: Торин\ОЖП
Рейтинг: RG-13
Жанр: романтика, ангст
Саммари: Написано по единственной гетной заявке : "Торин/НЖП. Прощание перед походом, если бы у Торина все таки была женщина." Из вредности.
Он кроткий, в общем-то.
ФИКНачалось все нелепо. Настолько нелепо и банально, что Торин, наверное, даже посмеялся бы. Смешно думать, как
случайность - глупая, скучная, обыденная, как детская игра в чет-нечет, сметает твою жизнь – походя, даже не заметив, не осознав произошедшего. Но было не смешно.
Началось все с того, что на Торина упала женщина. Оступившись, рухнула с лестницы, плеснув белой пеной вышитого подъюпника, в воздух взлетели плетеная ивовая корзинка, несколько булочек, длинный, золотистый батон, глянцево блеснувший на солнце литым хрустким боком. Торин даже не понял, что произошло – просто шагнул вперед, подставил руки – и женщина, охнув, опустилась в раскрытые объятия. Юбка задралась, открыв городу и миру белые чулки и нежно-лиловые бантики подвязок. Пробормотав подходящую по случаю любезность по поводу нежданно свалившегося благословения богов, Торин поставил женщину на землю и, пока она, краснея, оправляла платье, подобрал корзину и сложил в нее сдобу, предварительно обтерев о практически чистый рукав. Собрав все, до чего не успели добраться городские собаки, он протянул корзину владелице. Женщина сделала неловкий книксен, взяла булки и, повернувшись, торопливо зашагала вниз по улице. Каблучки звонко зацокали по булыжной мостовой. Торин смотрел вслед, держа в руке обломок коричной булки. Женщина уходила, кружевной чепец мелькал между чужих спин, удаляясь – и Торин, откусив от булки, решительно зашагал следом. Булка была сладкой, крупинки запеченного сахара липли к губам, и Торин их слизывал. Позже, вечером, он спрашивал себя – почему. Выходило, что просто потому что. Потому что все еще пахло ванилью и мускатом. Потому что тело в руках было мягким и горячим. Потому что не разглядел лица под оборками чепца. Выходило, что причины нет – как у рухнувшей на голову сосульки, случайной драки в кабаке, закончившейся слепой злой поножовщиной, судороги, утаскивающей на дно теплого летнего озера. Причина не так уж много значит, если вдуматься. Торин пошел за ней просто потому что пошел.
Он быстро шагал, стараясь не выпускать из глаз невысокую фигурку в васильковом платье. Походка у женщины была чуть семенящей, она несла корзину, склонившись набок, далеко отведя в сторону локоть. Торин догнал ее на углу, замешкался, не зная что сказать – и не придумал ничего лучше чем осторожно дотронуться до этого пухленького белого локотка. Вскрикнув, женщина разжала руку – и второй раз за день Торин подхватил корзину за ребристые жесткие бока.
- Разрешите, я помогу.
Женщина вскинула голову. У нее были большие, по-детски круглые серые глаза и пухлый маленький рот с чуть вздернутой верхней губой. Казалось, она хочет улыбнуться, уголки губ чуть подрагивали, смешинки плясали в глазах – но улыбка пряталась, женщина смущенно отводила взгляд, склоняя голову к плечу. Торин смотрел на изгиб белой шеи, на бьющуюся у тонкой ключицы голубую жилку, на русый завиток, выбившийся из –под чепца.
- Благодарю Вас, господин…
- Торин Дубощит к Вашим услугам.
- Господин Торин Дубощит. Мне недалеко. Вниз до поворота и направо. – Голос у нее был высокий и певучий, она старательно округляла губы на гласных, тянула слова с южной томной медлительностью.
Они шли молча. Торин держал корзину, хлопая себя жестким боком по бедру. Женщина несла бережно свою так и не родившуюся улыбку, плещущуюся в серых, как у месячного котенка, глазах. Торин ждал, когда же она улыбнется – но не дождался. Высокий дом с ровными клумбами и невысоким резным белым забором выпрыгнул внезапно, как ночной разбойник из-за угла. Торину казалось, что он только-что заговорил, только-что взял корзину, он еще ощущал сладкую мягкость тела в руках – а дом уже таращился на него глазницами распахнутых окон. Женщина взяла корзину, кивнула, морщинки лучиками собрались в уголках смеющихся глаз. Кивнув, она повернула щеколду и ступила на посыпанную мелким серым гравием дорожку. Навстречу ей из-за кустов малины выкатились два мальчика лет четырех, с воплями уцепились за белый фартук, потянули к двери. Развернувшись, Торин пошел прочь. Он думал о том, какая у нее улыбка. Как ни странно, об этом было довольно интересно думать. И только у двери дома он понял, что так и не знает, как ее зовут.
Весь следующий день он просидел в трактире, у окна, из которого был виден дом с резным белым забором. Женщина выходила, спускалась с крыльца, придерживая юбку левой рукой. Поливала цветы из большой медной лейки, собирала малину, развешивала на веревках мокрое белье. Невысокий, начинающий лысеть мужчина в вязанном пестром жилете вышел, крикнул ей что-то – и вновь скрылся за дверью. Женщина, подхватив пустой чан из-под белья, ушла в дом. Торин взял еще пива, набил трубку и закурил.
Когда женщина, с корзиной, прикрытой вышитым полотенцем, вышла со двора и быстро пошла по улице, Торин догнал ее, пошел рядом. Она посмотрела на него, склонив голову набок каким-то быстрым птичьим движением. Похоже, она нисколько не удивилась, словно ожидала увидеть рядом с собой кряжистого, бородатого гнома с коротким тяжелым мечом. Торин протянул руку, женщина передала ему корзину.
- Сейчас к миссис Белинде. Я должна занести ей пирог с вишней.
У нее получилось ви-ишней, долгая "и" зависла в прозрачном летнем воздухе. Торин улыбнулся и кивнул. Что ж, к Белинде, так к Белинде. Маршрут не хуже и не лучше прочих. Он нес корзину, которая от дома к дому становилась все легче, и пытался придумать тему для беседы. Булочница шагала легко и быстро, молчание нисколько не тяготило ее. Иногда она оглядывалась на Торина, взмахивала густыми пепельными ресницами, кивала чему-то, и шла вперед. Торин шагал за ней, глядя, как покачиваются круглые бедра под складками охряно-желтой ткани, хотелось подойти, провести пальцами по белой тонкой шее, намотать на палец короткий золотистый завиток, выбившийся из-под чепца. Опустошив корзину, они пошли обратно. Торин протянул булочнице согнутую в локте руку. Женщина положила мягкую теплую ладошку на широкую руку гнома. Ладонь казалась сделанной из тонкого, прозрачного фарфора на фоне смуглой руки гнома. У поворота булочница остановилась, убрала руку, спрятав ее под фартук. Торин посмотрел на свою ладонь, еще хранящую чужое тепло. Сжал кулак, завел руку за спину, под короткий плащ, стараясь удержать теплый призрак прикосновения.
- Я пойду разносить сдобу завтра в десять. – Отвернувшись, она быстро зашагала к дому, корзина раскачивалась, цепляясь за складки юбки.
- Погодите. Как Вас зовут?
Она остановилась, обернулась, складки чепца колыхнулись. Лучи солнца тонкими золотыми струями текли через кружево, ложась пятнами мерцающего света на мягкие белые плечи.
- Эви.
- Я приду, Эви.
Она кивнула и улыбнулась. Улыбка была именно такой, какой представлял ее Торин – медленной, тягучей, сладкой, как гречишный мед. Торин улыбнулся в ответ – но Эви уже шагала прочь, торопливо цокоча каблучками.
Если бы у Торина спросил, куда делось то лето, а он захотел бы отвечать – он сказал бы, что лето рухнуло в эту улыбку, увязло в ней, как стрекоза в янтарной капле сосновой смолы. Потом, когда все закончилось, он лежал, глядя в темноту осеннего неба, и пытался вспомнить ее лицо. Лицо дрожало, пряталось. Серые глаза, вздернутый острый нос, пухлый рот – слова приходили и уходили, не оставляя после себя следа. И только улыбка, теплая и нежная, как согретая июльским солнцем бабочка, оставалась с ним.
Но тогда было еще лето, были долгие золотые дни, когда они кружили по городу, петляли от двери к двери – а потом сворачивали в парк, сидели на неудобных тяжелых скамейках, и Эви бросала булочные крошки ленивым голубям, пестрым и глупым, как дворовые куры.
- Неужели никто не сказал твоему мужу, что видел меня?
Эви улыбается, искорки пляшут в прищуренных серых глазах.
- Я сказала, что наняла тебя за две монеты в месяц. Он был рад, что так дешево.
Торин хмыкнул в усы, сжал осторожно тонкую кисть, гладя пухленькие розовые пальчики. Иногда он думал, с каким удовольствием ткнул бы мечом в глотку этому мужу, ничего не подозревающему, ненавистному мужу. Если бы он был злым, если бы обижал ее – о, как тогда все было бы просто. Но это был тихий, спокойный человек, любящий Эви и детей, безобидный, как дворняга – и Торин был бессилен перед этой его непоколебимой правотой.
Потом был август. Муж на неделю уехал на ярмарку, прихватив с собой слугу – и Эви, отведя детей утром к свекрови, распахнула дверь. Торин вошел, озираясь, неловко потоптался у двери, вытирая ноги о яркий вязаный коврик. Эви стояла у стены, теребя вечный свой непослушный завиток – и Торин шагнул к ней, коснулся, обнял, прижимая, вжимаясь сухими горячими губами в сладостно-нежное, пахнущее корицей и ванилью тело. Он возился, нашаривая пальцами верткие крючки на корсете, проклиная свою неловкость, свои грубые, неуклюжие руки, когда Эви, покачав головой, потянула шнуровку, легко распуская корсаж. Груди у нее были полные и белые, с крупными розовыми сосками. Торин целовал ее, целовал всю, не останавливаясь. Эви часто дышала, закрыв глаза, откинув голову. Торин снял чепец, вытащил шпильки – и густые русые волосы, освобожденные, рассыпались по узким круглым плечам. Кровать с шерстяным клетчатым покрывало была широкой, пружины жалобно скрипнули, горка подушек, покосившись, рухнула на них – и Торин, досадливо поморщившись, отшвырнул их на пол. Солнце узкими лезвиями лучей пронзало неплотно захлопнутые ставни.
Потом они пили чай. Эви вытащила пирог с персиками, поставила вазочку варенья. Торин глотал кипяток, не чувствуя вкуса. Эви помешивала ложечкой ягоды в рубиновом густом сиропе, внимательно глядя на их ленивое кружение – словно не было в мире ничего важнее.
- Эви, пошли со мной. – Торин тоже смотрел на эти проклятые ягоды, уже зная ответ.
- Прости, Торин. Ты же сам знаешь. Дети…
Да, он знал. Знал ,что не должен ее звать, знал что ее некуда звать. Он, Торин Дубощит, Король-Под-Горой, король без королевства, нищий король с походным мешком за спиной.
- Эви. Хочешь быть королевой?
Она покачала головой, капля варенья упала на скатерть, расползаясь кровавым пятном.
- Я приеду за тобой, Эви. И приеду, как король.
-
-
17.01.2015 в 09:05