Обновление от 13 октября

[Thorin-Oakenshield]

Название: Всходы
Автор: Фокса
Бета: повесилась
Персонажи: Двалин/fem!Ори, ОМП/Дис и еще всяких понемногу
Рейтинг: R
Жанр: море ангста, реки ненужной лирики и чуть-чуть романтики.
Саммари: Сиквел моего безымянного Двалин/fem!Ори. На склонах Эребора весна, трава прорастает на гарях, вороны и дрозды выводят птенцов. Кое-кто из героев тоже готовится обзавестись потомством. В то время как другие медленно чахнут и угасают, зацикленные в своем горе.
Дисклеймер: Да простит меня Профессор!

- Говорил я тебе, не ходи к ней, - Сигмар тяжко вздохнул, откупоривая бутылку.
Двалин потер все еще саднящую скулу.
- Да уж. Я всего чего угодно ожидал, но такое…
- Она такая теперь постоянно. Поначалу еще похожа была на нормальную, вроде бы даже соболезнования принимала в первый день. А как второй ворон прилетел… С тех пор только злится. Винит во всем Торина и тебя.
- Но с Торина-то уже не спросишь…
- Именно... Кружку давай.
Двалин протянул свою походную и, помолчав спросил:
- А ты сам-то? Не злишься на меня?
Сигмар только плечами пожал:
- С чего бы? Я же знаю, как ты к мальчишкам относился, уж верно защитил бы, если б мог… И на гробах плясать не стал бы, как Дис говорит.
Двалина от этой фразы снова передернуло. Возвращаясь в Эред-Луин он рассчитывал застать принцессу в слезах, в оцепенении, в безумстве. Готов был утешать ее, оправдываться, пересказывать в подробностях случившееся… Но Дис, едва увидев, осыпала его потоком таких проклятий, что будь она Говорящей, Двалин живым из комнаты не вышел бы. Он, оказывается, на могилах мальчиков сплясал со своей свадьбой…
- Ну да она мать, ее понять можно, - продолжал Сигмар печально, разливая по кружкам какое-то резко пахнущее человеческое пойло. –И тебя можно… В конце концов, ты не обязан портить себе жизнь из-за чужого траура.
- Да знаешь… - начал Двалин, и тяжело выдохнул, не найдя слов, чтобы продолжить.
Не рассказывать же про запой, кости под завалами и одну удивительно светлую девочку отцу двух погибших сыновей, вынужденному противостоять собственному горю и озлобленности жены. По счастью и не пришлось.
- Знаю, - Сигмар устало махнул рукой. – Давай лучше помянем моих мальчиков.
- Чтоб их Махал принял сообразно прожитой жизни, - Двалин поднял кружку.

… Они сидели на кое-как отесанных гранитных заготовках в пыльной камнерезной мастерской. Двалин уже чувствовал заметное головокружение, Сигмар пил и не пьянел. Судя по сваленным в углу пустым бутылкам, из этого состояния он не выходил как минимум полгода. С того самого дня, когда вороны принесли в Эред-Луин весть об освобождении Эребора… и о гибели парней.
- Было б хоть, кому им дорогу до Чертогов промыть, - хозяин мастерской тяжело грохнул на стол пустую кружку, с трудом поднимая отяжелевшую, но все такую же ясную голову. – Дис ведь ни слезинки не пролила с тех пор. Представляешь? Она ж ведь, мать ее, принцесса! Ей же не к лицу рыдать!.. Да и на тебя она зла, и вообще…
- Ничего, и без того добрались. Ори за всех отрыдала, как за родных. – Хотя вспомнилась ему сейчас совсем не Ори. Но Двалин решил не рассказывал пока родителям о печальной эльфийке, оставившей свои волосы на могиле их сына. Он-то сам уже привык к этой мысли, а как отец это примет – кто знает?
- Хорошая она у тебя, наверное, понимающая, - Сигмар мечтательно улыбнулся. – Дис прежде тоже такой была. Потом уж окаменела. Как и не женщина вовсе… В жизни бы не подумал.
Вот и Двалин ни за что не подумал бы. Он-то помнил Дис прежней.
Беспечная девочка, чью способность радоваться жизни не смогло выжечь даже пламя дракона. Принцесса, влюбившаяся в простого мастера-проходчика. В калеку, которого притащили из Азанулбизара на носилках, поминутно карауля, чтоб, Эру упаси, с собой не покончил! Но ведь заприметила-таки среди сотен раненых, выбрала, выходила, вернула к жизни, замуж вышла, двоих прекрасных сыновей родила! Двалин тогда даже злился: угораздило ж дуреху из всех мужчин клана выбрать нытика, которого перебитые ноги едва не заставили по своей воле отправиться в Мандос раньше срока! Но тогда казалось, что ничто не может поколебать решимости и неисправимого жизнелюбия Дис. И спорить с ее решением не стал даже Торин.
А вот оно как обернулось…
- Вы ехать-то собираетесь? – спросил Двалин, выныривая из потока нахлынувших воспоминаний.
- Я еду, - уверенно кивнул Сигмар. - Как только этого вот закончу. Все-таки это чертоги его имени, должна остаться какая-то память… А как Дис – не знаю…
Двалин поднял помутневшие глаза на высящуюся посреди мастерской статую. Мастер едва успел обтесать бело-серебристую глыбу, придав ей отдаленное сходство с величественной фигурой гнома, но в мраморном лике уже угадывались до боли знакомые черты. Все верно, даже если гномы покинут Эред-Луин, король должен остаться здесь навсегда. Хотя бы каменный.
- Вот закончу его, - продолжал скульптор, наполняя кружки по новой, - и сразу в Эребор. Там тоже надо статую поставить. Надеюсь, Дайн не будет против. А если даже и будет… Какое мне, балрог его пожги, дело до какого-то Дайна! Парни за нашу Гору погибли! И я им такой памятник поставлю, что… Ну да тебе это не интересно, наверное. У тебя там своя жизнь: реставрация, переселенцы… молодая жена. Сына, вон, ждешь. Это мы тут своих уже оплакиваем, у тебя все впереди.

Двалина передернуло. Сигмар понял свою оговорку и поспешил исправить:

- Прости, я не о том. Просто это чудо такое, когда дети рождаются – не поймешь, пока сам не испытаешь.
- Да, наверное… До сих пор поверить не могу. Вроде бы год назад и надеяться было не на что, а теперь вдруг…
- А так и бывает, - Сигмар вдруг очень светло и радостно улыбнулся каким-то своим воспоминаниям. И от этого стал словно бы моложе, и до боли похож на собственного погибшего старшего сына. – Она говорит тебе, а ты не веришь: как так может быть, чтобы твое счастье вдруг раздвоилось? Ведь она сама по себе счастье, и вдруг оказывается, скоро будет еще одно. Как? Откуда?.. Потом наблюдаешь, как с каждым днем округляется ее живот, и снова не веришь: неужели это в ней сейчас растет частица тебя? Твое продолжение. То, что будет радовать тебя до гробовой плиты и останется в этом мире, когда ты сам отправишься на встречу с Махалом. И вдруг понимаешь, как же тебе повезло! Понимаешь – и не веришь.
Двалин слушал, не решаясь вставить хоть слово, только изредка кивал и улыбался одними глазами. Все-таки Сигмар напрасно столько лет гробил себя в шахтах, пока тяжелое ранение не вынудило заняться действительно своим делом: в душе он был и останется художником, способным выразить и показать миру то, что другие способны только ощущать. Волнение, надежду, страх, любовь, веру в бессмертие… Сам ведь он, Двалин, то же самое чувствовал, глядя на беременную Ори, вышедшую проводить его до ворот Эребора. Но вот объяснить не смог бы, хоть тресни! Слишком тонкие это материи. Не по уму простому вояке.
- А потом ты стоишь под дверью, - продолжал Сигмар, все так же улыбаясь, - и сердце как будто рвут напополам страх и надежда. Хоть и знаешь, что бояться нечего, а все равно волнения не унять. И когда, наконец, из дверей выходит какая-нибудь бабка и сообщает, что ты стал отцом, ты снова не веришь! И когда тебя запускают, наконец, внутрь, и ты видишь ее и ребенка, то все равно не можешь поверить. Потому что это слишком прекрасно, слишком удивительно, чтобы быть правдой… И вдруг понимаешь: ты не напрасно жил! И не напрасно до сих пор топчешь Арду своими кривыми подпорками!.. А потом появляется второй. И они оба растут, и зовут тебя папой – а ты все не веришь. А потом… - Мастер вдруг замолчал, тупо глядя в свою кружку. Затем одним махом осушил ее и с горечью продолжил: - а потом прилетает ворон … И знаешь, что самое страшное? В это ты тоже не веришь. Сколько бы гонцов ни подтвердили эту весть, все рано не веришь! Потому что не может быть, чтобы твои мальчики, кровь твоя…
По щеке мастера скатилась первая слеза. Двалин все так же молча потянулся за бутылкой. Мысль о том, что судьба Сигмара может рано или поздно постигнуть любого отца, пугала до дрожи, и думать об этом совсем не хотелось. Но не затыкать же его.
- Они ведь совсем молодые были. Красивые. Здоровые, в отличие от меня! Видно Намо тоже не нужны калеки… А я все не верю, понимаешь?! Вот была у тебя жизнь, и радость, и надежда, и не осталось ни варга!

…Не по-мужски крупные слезы одна за другой скатывались по светлым усам, падали в кружку.
Двалин молчал.
Страшно это, когда мужчина плачет, поминая своих детей.
Еще страшнее, когда не плачет женщина.