Автор: marion (разрешение автора получено)
Бета: kudoh sensei
Категория: джен
Рейтинг: G
Саммари: Фик написан на заявку Трандуил, (/) Бильбо. О том, что видел хоббит во дворце эльфов в то время, как не видели его.
Комментарии: Автор впервые пишет фанфик по "Хоббиту". Более того, автор не вполне уверен, что заказчик хотел увидеть именно такой текст.
В паутине
Яванна, милость свою яви нам!
Длань протяни из чертогов горних,
Дождей сухим ниспошли долинам
И благодатью своей наполни…
(перевод с эльфийского Б. Бэггинса)
Длань протяни из чертогов горних,
Дождей сухим ниспошли долинам
И благодатью своей наполни…
(перевод с эльфийского Б. Бэггинса)
Знай Бильбо Бэггинс, что его ожидает в подземном дворце Сумеречных эльфов, он бы, может, и задумался, стоит ли туда отправляться. Но на тот момент его голову занимали совершенно другие мысли.
читать дальшеЭльфов он видел и прежде, в Ривенделле, и почему-то решил, что все эльфы одинаковы. Каждый новый день, проведенный в чертогах Трандуила, убеждал его в обратном.
Первым, на что он обратил внимание после того, как ворота закрылись и плененных гномов заперли в камерах, было пение. Оно лилось отовсюду. Оно просачивалось сквозь стены и этажи, заполняя собой любое пространство, растворяясь даже в воздухе, которым он дышал.
Он стоял, прижавшись к каменной кладке в темном коридоре, и слушал. Казалось, что пение, минуя уши, каким-то непостижимым образом проникает сразу в голову, разрастается там и пускает корни. Это был гимн, торжественный и мощный. Бильбо, обычный хоббит, был далек от торжеств и эпических событий. С этой песней он мог сравнить только одно: восход солнца. Тогда он не понимал ни слова по-эльфийски, но почувствовал, что песня посвящена тому, чего ему так не хватало: надежде.
В Ривенделле тоже пели, начиная каждый вечер с гимна к Элберет, за ним следовали баллады или просто музыка, и тем же гимном к Элберет обычно все заканчивалось. Сумеречные эльфы, похоже, больше чтили Яванну. Бильбо плохо представлял себе, кто она такая, однако песня, в которой было столько надежды, явно говорила о том, что они отчаянно нуждаются в ее расположении.
Пели, как он потом заметил, все — начиная с конюхов и заканчивая королем. На четвертый день Бильбо поймал себя на том, что шепотом повторяет слова. Даже ему это помогало укрепиться сердцем и не отчаиваться. Более тонкий знаток эльфийской поэзии, и не такой голодный, вероятно, оценил бы изысканные аллитерации и ассонансы. Однако для Бильбо вся стихотворная музыка смешивалась с настойчивым урчанием в желудке.
Первым делом Бильбо разведал подземелья дворца, где находились тюрьма, сокровищница, казармы и кладовые. Там было холодно, но сухо, поэтому, раздобыв забытый эльфами коврик, он ночевал именно там. Он знал, что, если не снимать кольца, его заметят только на ярком свету. Кладовые не запирали, к великой его радости, но по коридорам ходили стражники и прислужники, а все эльфы отличались отменным слухом и отличным зрением. Приходилось всегда быть начеку, особенно когда он осмеливался открыть тяжелые высокие двери, чтобы стащить себе на ужин хлеба, яблок или, если повезет, кусок окорока. С питьем проблем не возникало — на всех уровнях дворца, включая нижний, можно было найти или фонтаны, или источники воды, которая стекала в округлые чаши в форме раковин. Вода была чистая и очень холодная, похоже, что из подземных рек.
«Гномья-то работа небось, — отмечал Бильбо, разглядывая искусную резьбу. — Разве прилично королю так с мастерами обращаться?».
Недели через две он разведал, где заперт каждый гном, и навестил их всех. Пленение гномов под абсурдным предлогом смущало его и беспокоило. Гномы полагали, что все дело в древней вражде: эльфы не могли им простить Дориата.
— Когда же это было? — шепотом спрашивал Бильбо у Балина, который знал больше остальных.
— Да больше полутора тысяч лет прошло, — вздыхал тот. — Тех гномов уже нет давно, а эти эльфы живут до сих пор да помнят. Король здешний из тех краев родом, да и папаша его тоже из дориатских был.
Бильбо только охнул, представив себе, что кому-то из обитателей дворца по полторы тысячи лет, а то и больше. С другой стороны, подземный дворец в Сумеречье явно не был таким древним, выходит, что король как-то договаривался с гномами и ненависть его не так сильна? Однако такая, казалось бы, незначительная деталь, как возраст хозяев, открыла ему глаза на обстоятельства, которых он прежде не замечал.
Набравшись храбрости, Бильбо отважился на вылазку этажом повыше. Пробираясь по широким, бесконечным анфиладам залов, он любовался комнатами, где работали ткачи и вышивальщицы, ювелиры, резчики по дереву и камню, и время от времени останавливался поглядеть на готовые или незавершенные работы, ожидающие прихода мастера. Руки у эльфов были золотые. Бильбо навидался таких чудес, какие никто из хоббитов и представить себе не мог. Но чем больше он разглядывал убранство залов, картины, шпалеры, вышивки и статуи, тем четче видел, что ни в одной из работ не было отражено настоящее или будущее. Он добрался до мастерских граверов, литейщиков и кузнецов – и там тоже не было места настоящему. Все повествовало о прошлом, о деяниях былых эпох, о забытых героях и прекрасных девах, о королевствах, которые уже давно стерты с лица земли и из памяти народов, населяющих мир… Помнили только эльфы. И такая была в этом тоска, что не помогала даже песня о надежде.
Тоска только усугублялась тем, что ему было не с кем поговорить. Он был бы рад пообщаться лишний раз с гномами, но те только и знали, что засыпать его вопросами о том, не созрел ли у него план спасения, и о том, когда они отсюда выберутся. Они ворчали и возмущались, горевали о потерянном оружии да жаловались на свою судьбу. Бильбо было нечего им предложить: одно кольцо не наденешь на четырнадцать пальцев сразу. Он скитался непрошеным гостем по чужому дому — и не находил выхода. Сетования гномов его сердили — у них, по крайней мере, были кровати и регулярное питание. Он скучал по тяготам походной жизни, он согласен был мерзнуть, голодать и подвергаться опасностям (тут он делал для себя пометку, что опасности все-таки не должны быть очень опасными), только бы не эти бессмысленные странствия среди чуждого, заранее расписанного быта, в котором он ничего не мог изменить. Пару раз, никем не замеченный, он бил посуду, когда совсем уж приходил в отчаяние от однообразной жизни хозяев, рассчитывая поднять хоть какой переполох. Но такие мелочи эльфов не волновали, а на более серьезные шаги он не отваживался.
Он облазил все углы и закоулки, куда сумел добраться. Он насмотрелся на эльфийское мастерство, порой замирая от невиданной прежде красоты. Он глядел на лица и уборы хозяев, понимая, что любой хоббит по сравнению с ними похож разве что на печеную картошку. Статные, ловкие, они легко справлялись с любым делом. Бильбо наблюдал и немного завидовал.
Сначала он запомнил имена главного дворецкого, стражников, поваров и горничных (тогда они казались ему звонкой музыкой). Затем, мало-помалу, он вслушивался в то, о чем говорили во дворце, и начинал разбирать отдельные слова. «Bain» — говорили эльфы о чем-то прекрасном. Слово «eryn» относилось к деревьям и древесине (эльфы рубили лес и явно торговали им с соседями). Заслышав «mereth», Бильбо понимал, что быть в королевских палатах пиру. Слово «aran» означало самого короля. На слове «naugrim» ему всякий раз приходилось быть особенно внимательным — речь шла о гномах.
Эльфы выезжали на охоту, и несколько раз Бильбо, рискуя здоровьем, успевал выскочить за ворота, но нечего было и думать пешему угнаться за всадниками. Он бродил по лесу, не теряя дворца из виду, ему было откровенно нечего делать, и он старался поскорее вернуться за безопасные стены.
Совсем осмелев, он пробрался на королевский пир. Стянув со стола пару яблок, он забрался под резную скамью, где было побольше тени, и слушал беседы и музыку. Эльфы говорили, насколько он мог понять, или о своих повседневных заботах, или на совершенно отвлеченные темы. Как Бильбо ни прислушивался, никаких новостей о внешнем мире не было — будто его и не существовало. Песни были всё о прошлом. Что старые, что новые, — все они рассказывали о древних битвах, восхваляли легендарную доблесть да королевский род. А потом снова обращались к Яванне. Но даже в будничных разговорах эльфы будто бы пребывали в двух мирах одновременно – и в настоящем, и в мире грез. Они словно видели не только реальность, в которой находился Бильбо, но и нечто иное, и говорили так, будто в каждой фразе, даже самой простой, было сразу несколько смыслов.
После пира Бильбо удалось поглядеть на владыку и его сына — и даже подслушать их разговор. Королевич упрашивал отца дать ему отряд воинов, чтобы посмотреть на какую-то черную крепость. «Дол Гулдур», - сказал он.
Бильбо поежился от неприятного названия. Правителю, кажется, оно тоже было не по душе. «Аж перекосило», — мстительно отметил хоббит про себя, глядя на выражение его лица.
— Еще не время, Леголас, — ответил король, чуть помедлив. — Мы ждем знака.
— Какого знака, отец? Разве не разрослось зло по нашему лесу, разве не полнится он мерзкими тварями? Разве не из Дол Гулдура идет это зло?
Король приложил длинный белый палец к губам, будто запрещая сыну повторять страшное имя.
— Зло живет в нашем лесу, — сказал он. — Но зло пришло и в наш дом вместе с гномами, хотя и не они принесли его. Я чувствую его повсюду, и оно родом из глубин моей памяти. Мне неведомо, какие беды придут вместе с ним и чем обернутся.
— Так отпусти этих гномов! — воскликнул Леголас. — Мало нам зла на землях, которые когда-то принадлежали нам! Когда-то деревья были крепкими и молодыми, а в листве пели птицы! Теперь птицы поют только в твоих садах… Пусть хотя бы то зло, о котором ты говоришь, покинет наши пределы!
Трандуил покачал головой, и Бильбо поразила его печаль.
— Мне было видение, — медленно произнес он, — что гномы эти станут теми крошечными камешками, которые порой влекут за собой обвал. Мы держимся равновесия. Они нарушат его, и из-за них погибнут многие из нашего племени. Пока они здесь, нам ничего не угрожает. Я лучше смирюсь с тем злом, что пришло с ними, это зло дремлет. С их уходом проснется другое зло, которое может оказаться нам не под силу. Наша твердыня безопасна для нашего народа. Помни об этом.
И, не слушая дальнейших доводов, пошел прочь.
«Ишь ты, сиди дома спокойно да не вылезай! — гневно пыхтел Бильбо, укладываясь спать. Ему-то все равно, сколько лет пройдет, сотня или больше, его-то век не отмерен! А нам, значит, прикажете тут торчать, покуда от нас ничего не останется. А все потому, что ему с моченых яблочек что-то привиделось».
И, уже засыпая, он поймал себя на новой, неожиданной мысли.
«А младшенький-то далеко пойдет, он побойчее будет, — подумал он с внезапной гордостью. — Если, конечно, его отсюда выпустят».
Королевские слова произвели на него огромное впечатление. Он не знал, что думать о проникшем в подземные чертоги древнем зле (себя он точно злом не считал) и стоит ли его бояться. Его необыкновенно рассердило то, что король предпочитает оградиться прочными стенами от всех напастей и просто продолжать мирное существование своего народа, будто вокруг больше нет ничего. «У него за порогом страшилища живут такие, что и в кошмарах не приснится, а он предпочитает их не замечать и все за свою шкуру трясется». Бильбо побывал в оружейной, побывал и в казармах. Мастерство эльфийских воинов, отточенное за сотни лет, вызывало в нем немое восхищение. Ему казалось, что подобная армия не то что пауков перерубит за пять минут — любую Черную крепость по камешку разберет. Бездействие короля и вынужденное бездействие друзей приводило его в отчаяние. Воздух во дворце казался густым и даже вязким. Владыка словно пытался скрутить время, как шелковую нить, соткать свой кокон, заставить время циркулировать в нем, пустить по замкнутому кругу, чтобы полностью контролировать события, чтобы не допускать происшествий, чтобы поддерживать существование своего народа — без перемен.
«Заперся, словно паук, и опутал все своей паутиной, и нас тоже, — устало размышлял Бильбо. — Чем он лучше тех огромных тварей, от которых мы убежали?». Он бродил по дворцу, больше не разглядывая узорчатые своды и наборные полы, не всматривался в лица статуй, не любовался фонтанами. От красоты, которая прежде приводила его в такой восторг, теперь мутило. Ему казалось, что все кругом покрыто незримой многовековой пылью, которую или не замечают, или не заботятся стряхнуть. Бильбо не хватало ширского шума и гомона, веселой суеты и перебранок. У эльфов не было ни одного ребенка. Обитатели дворца проходили мимо, будто проплывая по воздуху, — словно невесомые ожившие статуи работы древних мастеров, рослые, изящные, торжественные. «Яванна, милость свою яви нам», — бубнил он, но и это не помогало. Бильбо совсем упал духом.
Время стучало кровью у него в ушах. Время текло из подземных источников. Время твердило ему: «Стань в Дьюрин день у серого камня, когда прострекочет дрозд». Он потерял счет дням, но ему казалось невероятно важным успеть. Зачем — он не знал и сам. Он с ужасом понял, что пытается обустроить свой быт: притащил коврик потеплее. Запасся водой, чтобы не бегать за ней. Поймал себя на том, что мысленно называет забытую всеми кладовку, где ночевал, своей комнатой.
Однажды вечером, голодный и измученный, Бильбо расплакался. Время проходило сквозь него, будто прожигая насквозь, оставляя прорехи, отбирая остатки сил. Спать толком он не мог — каждый шорох будил его, заставлял оставаться настороже, требовал готовности вскочить и дать деру в любую секунду. Редкие мгновения сна приносили череду ярких бессвязных картинок, которые он не мог выбросить из головы по нескольку дней. Зрение и слух странным образом обострились — он видел и чувствовал приближение опасности на очень большом расстоянии. Он уже почти был готов поверить в то, что сходит с ума.
На следующий день король посещал свою сокровищницу, и Бильбо пробрался вслед за ним. Владыка эльфов отпустил стражу и остался наедине со своим богатством. Он открывал сундуки и перебирал коварно поблескивавшие в свете факелов драгоценные камни, любуясь безупречной огранкой. Он очерчивал бледными пальцами совершенные линии тонкой резьбы или ковки. Чуть откинув голову назад, вытянув в руке особенно приглянувшиеся ему украшения, он тихо напевал, он разговаривал с ними, называя по именам, припоминая какие-то известные только ему истории. Лето сменила осень, и владыка надел по этому случаю новую корону.
Сокровища были, вероятно, такими же древними, как и сам король. Бильбо глядел на него и снова видел паука, опутывавшего шелковой сетью все, что имело для него ценность. Взломщик высшей категории наверняка стянул бы пару-тройку ожерелий прямо под королевским носом, но Бильбо стало так противно, что он едва дождался момента, чтобы убраться из этих палат восвояси, и очень, очень жалел, что вообще туда пошел.
«Гэндальфа на тебя не хватает! — сердито думал он, улепетывая в свою кладовку. — Вот кто бы устроил тебе выволочку, встряхнул да заставил пошевеливаться! А ты все сидишь и боишься, что добро твое растрескается от времени, да просишь Яванну дать тебе надежду! Я бы на ее месте пинка тебе дал, да только нехорошо так говорить».
И тут он все понял и устыдился. Кто как не сам Бильбо Бэггинс оберегал свою мирную жизнь в добром Шире, опасаясь малейшего дуновения ветров из большого мира? Кто трясся над своими серебряными ложками и салфетками, не помышляя о расставании с ними ни на секунду? Кто надеялся, что все беды да неприятности обойдут его уютный дом стороной, если он не высунет носа наружу?
Бильбо подумал, что ему в некотором роде повезло встретить Гэндальфа. Но теперь рассчитывать на него было бесполезно. Предстояло действовать самому.
«Камешки, значит, которые вызовут обвал? Знака ждешь? — размышлял он. — Ну тогда я стану первым камешком, который вас всех разбудит». На душе вдруг стало так легко, будто он вышел из дома в первый весенний день и полной грудью вдохнул свежий воздух. Все волнения и беспокойства отпустили его, и он впервые за все это время погрузился в крепкий сон. Ничто не тревожило его.
А на следующий день его занесло в погреба, и там он обнаружил люк, ведущий к подземной реке.