В копилку гета

[Thorin-Oakenshield]

Женщина для узбада: фантазия III
Автор: Фокса
Жанр: не определен
Саммари: Одно из исполнений заявки III-24 Хоббит-феста (Торин/НЖП. Прощание перед походом, если бы у Торина все таки была женщина. NH!). Автор задумался, какой могла бы быть женщина короля беженцев, о которой он ни разу не упоминал? Получилось странное…
Дисклеймер: Да простит меня Профессор!

Ты так ничего и не скажешь?
- А что я могу тебе сказать?
Женщина даже головы не поднимает от своей работы. Тоненькие кусочки золотой проволоки в ее пальцах ловко свиваются в цепь.
- Ну, другие нашли.
- Мне что, разрыдаться? Устроить истерику? Или торжественно благословить тебя на битву и повесить талисман на шею?
А ведь могла бы. У Хейд особый дар – заговаривать металлы. Это такие как она создают незатупляемые ножи, непробиваемые кольчуги, нервущиеся струны… и лучшие в Средиземье обереги, принимающие на себя нацеленное в хозяина железо. Но для Торина Хейд никогда ничего не делала. Говорила, что слишком большая честь и ответственность – ковать защиту для короля. Он делал вид, что верит. И старался не думать о том, какая же из двух возможных причин движет ею на самом деле.
- Ну, хотя бы скажи что-нибудь.
Она все-таки поворачивает голову. В глазах – отсвет драгоценных россыпей.
- Тебе же всегда нравилось, что я понимаю тебя без слов? Вот и ты теперь меня пойми.
Легко сказать…
Торин прислонился к стене, молча наблюдая за работой. Удивительно тонкие для гномки пальцы ловко орудовали маленькими щипцами, цепочка становилась все длиннее и длиннее. Вот точно так же Хейд уже не первый год скручивала, сцепляла друг с другом, свивала в замысловатую цепочку минуты, часы и дни, которые узбад Эред-Луина проводил наедине с молодой ювелиршей. Странные, тягучие, как патока, мучительно-счастливые минуты, часы и дни. Пьянящие, как вино, отвары каких-то трав, чей состав знала только она одна, бесконечные односторонние разговоры, когда достаточно просто красноречиво молчать – она сама поймет, что гложет тебя именно в этот момент, прочитает по глазам, впитает с дыханием, однажды поцеловав. И неизменный блеск золота и драгоценных камней. Все ее жилище – одна сплошная мастерская. Она всегда занята каким-то делом. Даже когда заваривает чай, даже когда обнимает тебя одной рукой – другой неизменно плетет цепь, гнет кольцо или чеканит руны на талисмане, отлитом не для тебя… Как все мастеровые, она любит свою работу больше, чем кого бы то ни было. И как все Говорящие охотнее открывает душу холодному золотому слитку, чем живому соплеменнику…

Когда было объявлено, что давно намеченный и неоднократно откладывавшийся на потом поход все-таки состоится, Дис приняла это как должное. Спокойно, с достоинством собрала в дорогу сыновей, в должной мере снабдила всех напутствиями и благословениями. И только хорошо присмотревшись можно было понять, что она плачет по ночам. Фригг устроила Глойну громкую истерику с привлечением детей и сковородки. Она еще готова была отпустить благоверного в Эребор в составе армии, но план Торина и Гэндальфа считала чистым самоубийством. О чем и сообщила во всеуслышание – Глойну, которого обещали отходить скалкой, если он вдруг вздумает погибнуть, лишь с большим трудом удалось утихомирить супругу и утащить ее в спальню… А Хейд просто пожелала уходящим счастливого пути. Спокойно, светло, с легкой усмешкой – словно отряд отправлялся на увеселительную прогулку до Шира и обратно. Тогда Торин, глубоко задетый за живое, впервые спросил, откуда такое спокойствие. Женщина лишь пожала плечами:
- А тебе так важно, спокойна я или нет?
Он не знал, что ответить. Она продолжала улыбаться.
- Зачем тебе знать, о чем я думаю, если важно только то, что думаешь ты?
А потом ушла. И все оставшиеся до отъезда дни вела себя так, будто ничего не случилось, по-прежнему уделяя больше времени молотку и паяльнику, чем существам из плоти и крови.

…Минуты тянулись мучительно долго. Золотые заготовки на столе постепенно закончились, готовая цепь отправилась в один из многочисленных ящичков за спиной мастерицы, и вместо нее в тонких пальцах появился крупный рубин. Скверно огранённый, это было видно невооруженным глазом. Хейд покачала головой, вполголоса обругала косорукого гранильщика и, достав нужные инструменты, принялась ровнять удивительной чистоты камень.
- Тебе так нравится на меня смотреть?
Вопрос прозвучал неожиданно, как и все, что делала Хейд.
- А ты не знала?
- Знала. Потому и не гоню.
Торин мягко усмехнулся.
- Попробовала бы ты выгнать короля.
- Выгнала бы, если бы он мне мешал. Королей на свете много, а скольких ты знаешь мастеров-амулетчиков?
Тут с ней было трудно спорить. Умельцев, способных зачаровать металл, в Эред-Луине по пальцам счесть, умеющих изготовить оберег – одна Хейд…
- И что мне толку от твоих амулетов, если я до сих пор не удостоился ни одного?! – глухая досада прорезалась сквозь привычное спокойствие в голосе и взгляде. Торин привык к чудачествам Хейд, давно привык. Но сейчас с гораздо большим удовольствием принял бы слезы, брань, проклятия, чем… вот это.
- Если я сказала, что не буду ничего для тебя делать, значит, на то есть причина.
- И какая же? Ты не хочешь связать себя со мной через кусок металла или…
- Не кричи! Золото слышит... Мне с ним еще работать.
Торин и не думал кричать, но кто его знает, что там слышит в неестественно-спокойном, почти холодном голосе заговоренный металл? И что слышит она?!
- Тогда просто скажи, - это прозвучало уже совсем тихо и как-то безнадежно.
Хейд и до того не слишком-то часто поднимала на него взгляд, а теперь и вовсе отвернулась к стене.
- Считай, что я не могу этого сделать.
- Почему?
- Потому что лучше всего я говорю с металлами. А ты – камень… Проклятье!
Теперь женщина внимательно смотрела на рубин в своей руке. Что за неисправимый дефект она нашла под сточенной неровной гранью? Чужеродное вкрапление? Трещину? Или просто неподходящий задуманному изделию оттенок цвета? Она не терпела ничего несовершенного. Забракованный рубин с размаху полетел через комнату и с тихим звоном сгинул в темноте. Послышался треск ткани – женщина зацепилась рукавом за торчащий из стены крючок, оторванный от локтя до запястья лоскут повис на нескольких нитках. Воздух прорезал протяжный горестный стон.
Торин не мог сдержать улыбки. В этом была вся Хейд, она нравилась ему такой. Россыпь самоцветов в глазах, тяжелый узел волос, темный пушок на щеках, бессмысленные слова, многозначительное молчание, чай, золото и летящие в стену драгоценные камни. Странная, переменчивая, немного сумасшедшая, как и все талантливые мастера. Творец, создающий чудеса искусства и магии. Гениальный амулетчик – и отвратительная королева. Могла бы быть…
Пожалуй, подай Хейд хоть какой-то знак, Торин давно уже позвал бы ее замуж. Но она ни разу ничем не показала, что хотела бы этого – и он молчал. Потому что Говорящей, по большому счету, не место в королевских чертогах. Такие, как она, создают короны, а не носят их.
Скорее уж королю приличнее будет наведываться время от времени в святилище творца. Потому что, как ни отвратительна эта мысль, таких как он на свете много. Таких как Хейд – меньше, чем пальцев на руке. А Хейд одна.
- Что хоть было не так с этим рубином?
- В жизни больше не куплю ничего у этого бракодела!
- А все-таки?
- Неважно…
Она наконец-то поднялась, неспешно подошла, опустила ладони на плечи.
- Я, наверное, не пойду утром вас провожать…
-И не надо. Достаточно, что там будет Фригг.
- Да уж, она одна заменит с десяток обычных истеричек.
- А ты? Почему все-таки ты не…
Он хотел спросить «почему не истеришь», но понял, как глупо это прозвучало бы, и замолчал…
- А тебе это нужно?
- Хочу знать, стоит ли мне возвращаться!
- Однозначно не стоит!
- Это верно. Пришлю за тобой, когда вернем Эребор.
- Ты так уверен, что я поеду?
- Я не просил тебя приехать, я сказал, что пришлю за тобой.
- Опять пытаешься мне приказывать? – Хейд, шлепнула его ладонью по плечу и обиженно отстранилась.
- Думай что хочешь, - вот теперь в голосе действительно прорезались повелительные нотки. - Я хочу видеть тебя через год в Эреборе.
- А я не хочу тебя видеть уже сейчас.
- Тогда прощай, - он резко развернулся, зло рванул на себя дверь, будто это она была во всем виновата. Каким все-таки надо быть идиотом, чтобы в такой момент пытаться добиться чего-то от этой женщины!
- Нет, подожди! – маленькая ладонь вцепилась в плечо, обожгла как раскаленным металлом. Она действительно металл…
- Какого балрога, Хейд!
- Ты же приходил не затем, чтобы вот так уйти…
Ухватив обеими руками за плечи, она заставила его развернуться, и тут же поцеловала. На короткий миг полутемная комната вспыхнула россыпью драгоценных камней, и пол ушел из-под ног. Вот ради таких невыразимо-волнительных мгновений, узбад Эред-Луина готов был бесконечно терпеть чудачества маленькой ювелирши. Впрочем, Торин не собирался говорить об этом Хейд.
Несколько чудесных минут пролетели как одно мгновение. Женщина отстранилась, зябко обхватила себя руками за плечи – через открытую дверь тянуло холодом не протопленных подземелий.
-Иди, грейся, - Торин напоследок покровительственно обнял ее. – А мне пора.
- Постой, - Хейд снова его удержала.
- Что еще?
Пальцы мастера быстро проскользили сверху вниз по обнаженной коже под разорванным рукавом. У самого манжета Хейд ухватила болтающийся на тоненькой перемычке лоскут и резко дернула, окончательно отделяя.
- Вот, возьми.
- Зачем?
Торин растерянно сжал в пальцах обрывок голубого ситца.
- Ты же просил амулет.
- Издеваешься?
- И не думала…
Грустная усмешка тронула губы уходящего. Ну конечно, она не могла не выкинуть напоследок что-нибудь эдакое.
- Хочешь сказать, что научилась заклинать ткани?
- Хочу, чтобы ты это взял.
Торин не стал возражать…
Закрывая за ним дверь, Хейд успела заметить в тоннеле освещенную единственным факелом бритую голову и суровый, полный холодного презрения взгляд из-под кустистых бровей - Двалин пришел поторопить своего друга и короля, зачем-то застрявшего накануне важного похода в доме недостойной его женщины. Старый вояка никогда не одобрял эти странные отношения, хоть и редко говорил об этом вслух - считал, что взбалмошная ювелирша морочит голову узбаду. Хейд его мнение никогда не интересовало, но теперь стало отчего-то стыдно.
Быстро запершись на все замки, словно отгородившись от мира, чужих взглядов и чужих мнений, она вернулась к своему столу. Достала из ящичка сплетенную цепь, а из другого – угловатую заготовку и принялась прилаживать к отполированной поверхности тончайшее сплетение золотых колец.
Золото слышало ее. Понимало. Говорило что-то на понятном только им языке – и Хейд отвечала…
Она знала, что стоит только намекнуть – и узбад откроет перед ней двери королевских чертогов. Но она не хотела быть королевой Эред-Луина. Разве что Эребора. Да и вообще… Женщины-гномы обычно не рвутся замуж, если только не полюбят кого-то больше жизни. Хейд больше жизни любила свою мастерскую и блеск расплавленного золота. А еще – свободу и это дивное ощущение, когда владыка всех окрестных гор проводит с тобой вечера. Не ты с ним, среди мраморных колонн и золоченой мебели, а он с тобой – в беспорядке ювелирной мастерской, в вечном хаосе творческого процесса. Мастер не может быть частью чьей-то жизни. И никогда не пустит в свою жизнь себе подобного, будь он трижды достоин и четырежды король. Для того, кто с рождения слышит ехидный голос золота, состоящий из плоти и крови соплеменник может быть только частью великого таинства Сотворения…

***********
- Вот, нашел у Торина... Я подумал, что это твое.
Двалин угрюмо протягивает обрывок голубого ситца. Хейд принимает его непослушными дрожащими пальцами. Судорожно сжимает материю в кулаке.
- Он носил это под одеждой, - продолжает гном, поняв, что не ошибся. – Странно… В этом месте его кольчуга была пробита, как будто ударили копьем, но до тела острие не дошло…
Тяжкая пауза и не менее тяжкое понимание.
- Не знал, что ты умеешь заговаривать ткани…
- И я не знала…
А если б знала, то что?! Заговорила бы всю его одежду не неуязвимость? Как же!
К горлу подкатывает ком и хочется только одного – вот прямо сейчас, на этом месте упасть старому вояке на грудь и разрыдаться. Но Хейд не позволит себе такого. Только не при нем, не после всего что было. Двалин прямолинеен, как полет стрелы, и резок, как сабельный удар - он, конечно, не оттолкнет плачущую женщину, но скажет все: и что она недостойна даже памяти о погибшем, и что раньше надо было рыдать, и что чистым свинством было даже не попрощаться тогда по-нормальному. И правильно сделает. Сама виновата!
Хейд молчит, сдерживаясь из последних сил – а предательские капли в уголках глаз все растут, грозя вот-вот сорваться вниз по щекам. Двалин еще какое-то время мнется на месте и уходит. Молча, как и подошел. И только прощальный взгляд, - смесь жалости и презрения, - пригвождает к полу. Он все видел и все понял – но это не изменило его мнения. И от этого хочется сквозь землю провалиться.
Хейд стоит еще какое-то время на месте, а потом срывается и вихрем мчится в свою мастерскую, едва не сшибив по пути какого-то пьяного по случаю победы каменотеса. Врывается внутрь – и сразу закрывается на все замки, отгораживая себя от мира, чужих взглядов и чужих мнений. Не дав себе времени даже отдышаться, бежит к рабочему месту. У самого стола падает, запутавшись в подоле, с трудом снова поднимается на подгибающихся ногах.
Руки трясутся, крошечный ключик выскальзывает и падает на пол. И еще раз. И никак не хочет попадать в скважину. Но она все-таки открывает самый большой из своих ящичков. Вытаскивает и ставит на стол объемистый сверток, аккуратно снимает белое полотно – и замирает в оцепенении…
Свет одинокой лампы отражается от россыпи драгоценных камней, пуская по стене ярких зайчиков, нежно переливается на завитках золотой филиграни, кровавой каплей вспыхивает в полутьме огромный рубин. Она все-таки нашла подходящий камень! Зачем?..
Новая корона возрожденного Эребора переливается всеми оттенками алого, и золотого - самая дорогая и самая изысканная из всех, что когда-либо носили узбады гномьих королевств. Заговоренная семью заклятиями… Старые мастера–наставники в один голос твердили, что создать подобное невозможно, но она сумела! Создала идеальный сплав, подобрала редчайшие камни, придумала и нанесла не основу тончайший узор из золотых цепочек. По-эльфийски тонкая работа и по-гномьи основательная. Новый символ власти должен был возвестить всему миру о славе победителя дракона, умело высеченные руны на ободке защитили бы нового короля от завистников, предателей, неразумных решений и непочтительных подданных… Если бы раньше глупый кусок ткани сумел защитить его от орочьих копий!!!
Хейд внимательно рассматривает результат трехлетней работы. Самое совершенное из своих творений, самое надежное, буквально пропитанное магией. Без ложной скромности шедевр ювелирного и амулетного искусства, достойный лучшего места в королевской сокровищнице, способный надежно оберегать от бед не одно поколение узбадов… Кому теперь все это нужно?
Злые слезы застилают глаза, словно затягивают все вокруг туманной пеленой. Волшебная корона из заговоренного металла летит через всю комнату и врезается в противоположную стену. Конечно же, ничего ей от этого не сделается – изделия гномов, сработанные на совесть, выдерживают и не такое… Завтра Хейд обязательно ее переплавит. Чтоб даже памяти не осталось.
…Она никогда не хотела быть королевой – ни Эред-Луина, ни даже Эребора. Ей было по большому счету все равно где жить, что есть и во что одеваться. Она, как и всякая женщина-гном, готова была от всего отказаться ради того, что любила больше жизни.
А больше всего в жизни мастер Хейд любила свою мастерскую, блеск расплавленного золота… и память о том, кто никогда уже не наденет лучшую из корон… Она, как и всякий талантливый Творец и Говорящий, создавала красивые вещи из любви к камням и металлу, но шедевры – только из любви к себе подобному.
Мастеру Хейд никогда уже не создать новый шедевр…

Апд. Драббл-доп к этой истории ищите в комментах.