Телеграфный столб - это хорошо отредактированная елка (с) | socially awkward penguin (c)
Части I, II
Часть III
Название: Лунные камни
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Бифур, Элронд, Бофур, Бомбур, другие гномы
Жанр: джен, драма, ангст
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке IV-60. Элронд, Бифур. Бифур встречает эльфа (!), который его понимает. Мир никогда не будет для него прежним.
Посвящение: автору заявки sonorite, за прекрасную и неожиданную идею.
Дисклэймер: Мир и персонажи принадлежат не мне.
Количество слов: 2 033
читать дальшеОсновная проблема Бифура – он сам не слышит, чего говорит.
Он смутно помнит, как нужно правильно произносить звуки, в какой последовательности, как делать повышение и понижение тона. Но голосовые связки больше не подчиняются его воле, и он не может быть точно уверен, те ли слова, которые он хотел сказать, срываются с его губ, путаясь в бороде.
Его преследует постоянное унылое раздражение, потому что никто из собеседников даже не пытается прислушаться к нему, понять, что он говорит – а скольких проблем можно было бы избежать, он ведь предупреждает заранее!
Бомбур всякий раз молча виновато улыбается, Бофур с переменным успехом угадывает смысл его реплик, тщательно скрывая многолетнюю усталость, а все остальные просто смотрят сквозь Бифура и даже не пытаются с ним заговорить.
«Не стоит толпиться так всем на пороге», - предупреждает он возле круглой зеленой двери с сияющими царапинами руны в свежей краске.
- Да, надеюсь, выпивки будет много! – радостно соглашается Нори, потирая ладони.
Когда дверь резко распахивается, они беспорядочной грудой валятся на пол, и сверху их тяжело придавливает Бомбур.
«Эти недавно сгоревшие руины фермы в необитаемой местности выглядят подозрительно», - высказывает он вслух свои сомнения, борясь с дурным предчувствием.
- Дождь из лягушек? Причем здесь дождь из лягушек? – искренне удивляется Балин, на всякий случай оглядываясь по сторонам.
Они попадают на жаркое к троллям.
«Волшебники – странный народ. Не люди, не эльфы, не гномы. Словно пришли откуда-то не отсюда», - делится он личными наблюдениями во время привала в лесу, глядя, как Гэндальф и Радагаст что-то обсуждают, размахивая курительной трубкой.
Стоящий рядом Ори удивленно моргает и осторожно переспрашивает, нервно теребя рукав:
- Мистер Бифур, Вы ведь на самом деле хотели сказать что-то другое? Не про зеленых облачных выдр?..
«Варги слева, берегитесь!» - раздраженным шепотом призывает он, пытаясь привлечь внимание остальных, когда они бегут по пояс в сухой жесткой траве, а где-то впереди лихо проносится кроличья упряжка.
Бофур хрипло выдыхает и цепко хватает его за предплечье, честно признавшись:
- Дорогой кузен, я понятия не имею, чего ты сейчас сказал, но не вздумай отстать!
Сколько еще было таких случаев? Не перечесть. Бифур справедливо подозревает, что большинство из них благополучно стерлось у него из памяти, чтобы не занимать место.
Он как никто другой понимает проблемы Оина со слухом и в полной мере сочувствует ему, особенно когда остальные считают увечье старости очередным поводом для шуток. Бифур понимает – и одновременно мучительно завидует. Потому что Оин может выразить вслух свои мысли, пусть не вовремя и невпопад.
Бифур лишен такой возможности – с тех самых пор, как осколок орочьего топора намертво засел в его черепе после битвы у врат Мории. И мучительней всего неотступное чувство стыда, потому что все вокруг видят его слабость, свидетельство того, что он проиграл в бою, а вместе со стыдом – почти тошнотворное отвращение, ведь он вынужден всегда носить с собой кривую безобразную подделку, недостойную называться настоящим оружием. Каждый гном в душе – оружейник, даже если ему ближе мастерство изготовления детских игрушек, и ржавое железо во лбу Бифура отравляет не только тело, но и гордость.
Его постоянно преследует полубезумная навязчивая идея найти и догнать изуродовавшего его орка, который, быть может, давно уже сдох и сгнил. Бифур прекрасно понимает нерациональность этого желания мести, но никак не может от него избавиться.
Бифуру одновременно тесно и пусто в собственной голове, и из этой камеры-одиночки ему никогда не сбежать.
Когда-то, в самом начале, он пытался отыскать иные способы выражать свои мысли, общаться с остальными. Но он больше не может писать – строчки кишащими насекомыми разбегаются перед глазами, превращаясь в лишенные смысла кляксы. И он теперь неспособен читать – смотрит на книжную страницу и просто не узнает символы: ни буквы всеобщего наречия, ни древние руны.
Поэтому единственным вариантом остается язык жестов и отдельные отрывистые фразы на кхуздуле, хотя ему всякий раз приходится серьезно сосредотачиваться, чтобы заставить собственный непослушный язык произнести нужное слово.
Но Бифур понятия не имеет, каким жестом выразить свои эмоции, когда узкая щель, расколовшая пополам могучие скалы, вдруг выводит их отряд в эльфийскую долину, спокойную, звенящую и сияющую, словно морок.
Остаток дня проходит в степенной размеренности, от которой у Бифура с непривычки зудит все тело и противно ноют зубы. Дурацкие зеленые листья салата оставляют во рту привкус плесени, а высокомерные лица эльфов вокруг похожи на театральные маски. На гномов смотрят, словно на диковинных зверушек, и Бифур на собственном опыте убеждается, что древнее противостояние их народов никогда не преодолеть – разве что найдутся однажды в будущем два безумных идиота, которых судьба оторвет от их семей и бросит в полыхающий горн общей беды… но и тогда вряд ли.
Вечером их отряд находит тихий балкон в стороне от заунывной эльфийской музыки, и наконец-то появляется возможность устроить нормальный ужин из тайком раздобытых припасов. Бифур какое-то время сидит у костра, глядя на то, как пламя хищно и весело лижет ножки изящной старинной мебели, потом отходит чуть в сторону от общего веселья, чтобы привести в отдаленное подобие порядка сумбур в своей голове.
Он стоит на просторной веранде, опираясь на тонкие резные перила из голубоватого в сумерках мрамора, и слышит взрывы утробного смеха, грохот и треск – похоже, Бофур опять издевается над младшим братом, как всегда умудряясь делать это с таким простодушным добрым весельем, что на него невозможно обижаться.
Бифур невольно вспоминает, как нянчился с маленькими кузенами в детстве, придумывал для них стихотворные загадки и головоломки, чтобы как-то отвлечь от постоянного сосущего чувства голода, преследовавшего их бродячий клан. Бомбур всегда очень стеснялся и боялся ошибиться, а Бофур обязательно первым выкрикивал ответы и спорил, доказывая свою точку зрения, особенно когда был не прав.
Бифур смотрит на долину, укутанную темно-синим бархатным мраком, и бессознательно шевелит губами. Где-то там взблескивает рыбьей чешуей и шепчет мелкой галькой тихая река, а черные ветки деревьев напоминают трещины в горной породе.
Ему бессознательно хочется передать, запомнить всю мимолетную красоту струй лунного света, похожих на тонкие острые клинки. Расплавить их, залить в форму и выковать секиру, достойную великих королей древности. Нарисовать словами низкий купол темного неба, который похож на свод гигантской пещеры, где искры звезд – блеск далеких кристаллов.
До битвы у врат Мории Бифур часто сочинял стихи, которые Бофур потом переделывал в песни.
И сейчас в его голове по-прежнему скользят стройной вереницей ритмичные строки, выстраивая чувства в образы. Бифур негромко проговаривает их себе под нос, пытаясь услышать со стороны, придать им материальную форму. Но чувствует, как из горла вырывается бессмысленная последовательность диссонансных звуков, и в ярости так сильно сжимает пальцы на хрупких перилах, что по мрамору разбегается сетка тонких трещин.
Бифур даже помыслить никогда не мог о том, чтобы сочинять стихи на кхуздуле, все внутри противится такому кощунству, ведь это были бы уже не просто рифмы, а настоящие заклинания. Поэтому все его стихотворения – на всеобщем наречии.
А значит, теперь он не только неспособен сочинить новые, но даже не в состоянии воспроизвести старые.
Он прерывисто выдыхает, приказывая себе успокоиться, и вновь смотрит на тихую затаившуюся долину. В памяти дрожит смутный образ юной девушки из западных гор, безбородой и некрасивой, но по-доброму улыбчивой, в которую он был влюблен до того, как их клан изгнали. Бифур тогда мечтал однажды подарить ей ожерелье из лунных камней, и на каждом камне выгравировать крошечной миниатюрой посвященные ей стихотворные строки.
Он надеется, что она все еще жива и нашла свою судьбу и семью.
Почти против воли он продолжает шептать приходящие на ум рифмы, вот только…
Основная проблема Бифура – он сам не слышит, чего говорит. Но догадывается, что в хриплых рваных звуках нет никакого смысла и никакой поэзии.
А потом на веранду вдруг падает длинная тонкая тень, и он напрягается, настороженно вслушиваясь в осторожные, почти бесшумные шаги.
Справа от него к перилам подходит сам Владыка Ривенделла и тоже устремляет взгляд на укрытую тьмой долину. Его высокая величественная фигура в лучах лунного света напоминает статую, и Бифур вдруг с новой силой ощущает, насколько безобразен осколок топора в его голове.
Элронд чуть поворачивается к нему, почтительно наклоняет подбородок в знак приветствия, после чего вдруг совершенно спокойно и невозмутимо говорит:
- Красивые строки. Но, не сочтите за грубость, говорю со всем уважением – в последнем стихе мне слышится некоторый сбой ритма… Не позволите ли предложить вариант?
Бифур в шоке вскидывает взгляд, а потом отшатывается, оскалившись и потянувшись руками к копью, цедит сквозь зубы: «Ты что, издеваешься?! Да ни один гном по доброй воле не примет помощь эльфа!»
Он даже рад, что вместо слов у него сейчас получаются бессмысленные хрипы, потому что вряд ли их отряду пойдет на пользу прямой конфликт с Владыкой Ривенделла.
Но Элронд смотрит на него все так же спокойно и едва заметно пожимает плечами:
- По доброй воле или нет, однако ваш предводитель все же извлек пользу из моих знаний, хоть и отказался послушаться моего совета.
Бифур застывает, изумленно распахнув глаза. Да нет, не может быть, это просто совпадение!..
«Салат на вкус был на редкость мерзостным», - подумав, хмуро бросает он для проверки и настороженно щурится.
Уголки губ эльфа чуть дергаются вверх, и он с сожалением качает головой:
- Приношу извинения. Однако моему смотрителю кухонь пришло в голову, что путешественникам в дороге сложно включить в свои трапезы достаточно витаминов, и он попытался это исправить, из лучших побуждений, разумеется.
Бифур открывает рот… и молча закрывает его.
И только потом наконец осознает, что Элронд услышал и сумел понять его стихи.
Это настолько удивительно и неправдоподобно, невероятно, что несколько мгновений от потрясения и растерянности он просто не знает, как реагировать. После подходит ближе и вновь встает рядом с перилами, повернувшись лицом к долине.
За спиной опять раздается взрыв радостного хохота, и Бифур настороженно косится на Владыку. Тот спокойно встречает его взгляд и выразительно приподнимает одну бровь:
- Я наполовину человек, мистер гном. А люди умеют относиться к радостям бытия проще.
Бифур только сейчас обращает внимание, что у Элронда не идеально гладкое и безупречное лицо, лишенное эмоций, как у остальных эльфов. Нет, лунный свет обводит серебром угловатые черты, словно у мастера-скульптора пару раз случайно соскользнул резак.
Бифур отворачивается и раздраженно ворчит: «Так что там за сбой ритма?»
Несколько минут они обмениваются осколками стихотворных строк, подбирая наиболее подходящий вариант. Бифур с удивлением убеждается: гномы и эльфы видят красоту по-разному, но иногда – одинаково. И сам не замечает, как, недоверчиво давя в душе лихую радость от того, что его слова наконец понимают, успевает рассказать про ожерелье из лунных камней.
А Элронд в ответ неожиданно признается, не отрывая взгляда от блеска далекой реки, что когда-то сочинял стихи вместе с женой, пытаясь в звуках разных языков передать красоту окружающего их мира.
Бифуру не нужны подробности, он умеет выводить общую картину из деталей, поэтому не спрашивает, почему эту ночь Владыка Ривенделла проводит в одиночестве, согласный даже на компанию гнома. Бифур просто протягивает руку и, поражаясь сам себе, ободряюще похлопывает эльфа по локтю.
Через полчаса история лунных камней полностью выражена в словах, хрупких и неверных, но с помощью Элронда действительно удается удачно исправить последнюю строку. Бифур чувствует, насколько слабы и беспомощны эти стихи по сравнению с его прежними… но это – впервые за долгое время – шаг вперед, а не назад.
- Если хотите, я могу помочь Вам записать их, - неожиданно предлагает Элронд.
Бифур напряженно застывает, подозрительно хмурясь. Возможно, это все – издевательская насмешка. Недоверчивое сомнение, комом застрявшее в груди, напоминает, что он сам не сможет прочитать и проверить записанные строки. К тому же, он больше даже не может оценить, какие стихи в итоге получились – потому что стоило мысленно завершить последнюю строфу, как все подобранные рифмы тут же вылетели, стерлись из памяти.
Бифур пристально смотрит на бесстрастное лицо эльфа – полуэльфа – и наконец с неохотой признается, не в силах позволить, чтобы по Ривенделлу ходили слухи о неблагодарности народа гномов: «Я буду признателен».
Но недоверчивое сомнение никуда не исчезает.
Возможно, его все же дурачат – если не в насмешку, то из жалости.
Возможно, у него действительно выходят не стихи, а бессмысленный набор безобразных звуков.
И когда ближе к утру Бифур приносит Бофуру тонкий бумажный свиток, такой хрупкий, что и в пальцах-то сжать боязно, кузен с недоумением вкидывает брови, бормоча себе под нос:
- Это у кого это такой закорючистый почерк? Половину букв едва узнаешь…
Бифур хмурится и с трудом подавляет предательское желание сглотнуть. Бомбур подходит ближе, потирая бок, и с робким интересом тоже заглядывает в свиток.
Слышно, как вокруг раздраженно огрызаются друг на друга их спутники, пытаясь собрать беспорядочно разбросанные вещи и ничего не забыть. За рекой, похожей на широкую серебряную ленту, медленно розовеет рассвет, и долина укутана белым кружевом тумана.
Лицо Бофура светлеет, он улыбается с удивленной радостью и, не задавая никаких вопросов, просто ободряюще хлопает кузена по плечу, пообещав:
- Будет вам песня к следующей стоянке!
Бифур прикрывает глаза и, стиснув до боли зубы, видит мысленным взором призрачные лунные камни.
Часть IV
Название: Молчаливый болтун
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Бомбур, Бофур, Бифур
Жанр: джен, драма
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке V-78. Бомбур, Бифур, Бофур. На самом деле Бомбур очень любит поболтать, чем и достает постоянно своих братьев.
Посвящение: автору заявки Akasagi_N, за дополнения к хэдканону
Дисклэймер: Мир и персонажи принадлежат не мне.
Количество слов: 2 592
читать дальшеБомбур знает так много невысказанных, нерассказанных историй, шуток, сказок, рецептов, суеверий, песен, что иногда ему кажется – они в любой момент могут забурлить и разорвать его изнутри, лишь бы только вырваться наружу.
В детстве он иногда пытался поговорить с матерью, поделиться с ней своими мыслями и переживаниями, но она была молчаливой, вечно озабоченной и хмурой, а отец раздражался от любой праздной болтовни. Их бродячий клан постоянно скитался по дорогам Средиземья, нигде не задерживаясь надолго. Маленький Бомбур, бесконечно застенчивый и нерешительный, просто не успевал привыкнуть к новому месту – ни к пещерам в горах, ни к людским поселениям – и завести друзей, а в клане из детей были только они с Бофуром. Старший брат, улыбчивый и легкий на подъем, всегда говорил за них обоих и с готовностью переводил и растолковывал для взрослых запинающиеся фразы младшего.
Бомбур привык молчать, привык, что никому неинтересно его слушать. Но потом он повзрослел, хоть так и не обрел уверенности в себе. Они оставили свой бездомный бродячий клан позади и отправились дальше странствовать втроем, с Бофуром и с обещавшим приглядеть за ними кузеном Бифуром, и Бомбуру вдруг захотелось разом высказать все накопленное, надуманное, прочувствованное и неразделенное.
Костер весело потрескивает, рыжие всполохи далеко разгоняют ночную мглу, создавая почти домашний уют. В кустах заливисто стрекочут цикады, полная луна круглым фонарем неподвижно висит в синем небе.
Бомбур заботливо раскладывает все ингредиенты по деревянным мискам, потом достает из заплечного мешка остальную посуду – у него всегда с собой минимум два котелка, сковорода, набор ложек разной длины и размера.
- Самое важное при готовке бараньего жаркого – правильно подобрать мясо! – наставительно поясняет он и с гордостью демонстрирует увесистый кусок вырезки, заранее промытый в ручье неподалеку. – Но и все остальные продукты не менее важны! Лучше все приготовить и почистить заранее. Картофель надо порезать и сразу посолить. Потом стоит приготовить зажарку! – Бомбур достает припасенный горшочек с вытопленным жиром, высыпает на раскаленную сковороду мелко порезанную петрушку – над поляной струится душистый аромат. – И тертую морковь тоже сюда добавить.
Бофур сонно кивает и вежливо прячет зевок ладонью. Бифур полностью поглощен превращением небольшого деревянного бруска в очередную удивительную игрушку.
Бомбур не обижается, просто продолжает рассказывать:
- Мясо сначала готовится отдельно. Нужно начинить его чесноком, - он делает аккуратные небольшие надрезы и вставляет в них тонкие ломтики чеснока, как драгоценные самоцветы в оправу, - потом как следует посолить и поперчить. Положить в котелок и добавить немного розмарина…
Бомбур роется в своей коллекции маленьких баночки со специями и сушеными травами и с сожалением вздыхает:
- Тут очень бы орегано пригодилось, конечно…
- Оре… Чего? – озадаченно переспрашивает Бофур, почесывая затылок под шапкой. – Это что-то эльфийское?
- Орегано, она же душица обыкновенная, «радость гор», - невозмутимо поясняет Бифур, не поднимая головы от своей работы. – Пряность делают из сушеных листьев и соцветий, она отличается тонким ароматом и чуть горьковатым вкусом.
Бофур издает короткий смешок и покачивает головой, несильно пихает его кулаком в плечо:
- Не умничай, дорогой кузен, мы и так знаем, что ты из нас самый образованный!
Бомбур с укором смотрит на них, снова вздыхает и заканчивает:
- Когда мясо станет мягким, нужно добавить зажарку, картофель и бульон и тушить потом до полной готовности, - он дирижирует длинной ложкой между сковородой и двумя котлами, привычно успевая уследить за всем. – Но все-таки жалко, что без орегано…
- Да ладно, и так съедим! – беспечно отмахивается Бофур. – Это уже так вкусно пахнет, что я готов слопать все сырое!
Бомбур только вздыхает в третий раз. Готовка для него – особый вид творчества, любимое искусство, почти ритуал. И ему очень хочется, чтобы его брат и кузен – которых он привык обоих мысленно звать «братьями» – оценили все ноты вкуса, поняли, сколько заботы вложено в каждое блюдо. Именно поэтому он старательно собирает рецепты, ищет новые и наиболее интересные, а потом подробно обсуждает их с братьями, хотя оба они готовить толком не умеют и особых изысков в еде не ценят: для них главное, чтоб еда была едой.
Бомбур же – истинный гурман и ценитель, он различает на вкус не только приправы, но даже способен сказать, в какой местности выращены овощи и фрукты и какого возраста был гусь или барашек.
А еще он почти всегда голоден. Это неотступное, неутолимое чувство голода только растет и крепнет в нем с каждым днем, как самостоятельная, неподвластная ему темная сущность.
Всякий раз после очередного ужина на плечи Бомбура с новой силой давят тревога и мучительный стыд: он знает, что слишком много ест, что большая часть их заработка уходит именно на еду… Но Бофур, улыбка которого словно никогда не меркнет, только ободряюще похлопывает его по плечу и успокаивает:
- Не переживай, братец! У каждого в жизни должны быть свои радости – иначе зачем вообще тогда нам эта жизнь?
Для самого Бофура главная радость – в музыке. Для Бифура – в счастливых детских улыбках. Бомбур думает, что по сравнению с родичами его собственная радость слишком эгоистична, и переживает еще больше.
Праздничная ярмарка пестрит и бурлит многообразием красок, полная шумных споров и беззаботного детского смеха. Серые поселения людей в такие дни преображаются как по волшебству, и невольно хочется приобщиться к их мимолетному веселью.
Гномы из разных кланов часто приходят на человеческие ярмарки, ведь во время них спрос на кузнечное мастерство особенно велик. Бомбур с братьями обычно держатся в стороне, на самом крою выросшего на главной площади рынка – игрушечных дел мастера интересны далеко не всем. Но уже через час вокруг их разложенной прямо на земле коллекции собирается возбужденно шушукающаяся стайка детей, светлоглазых и радостных, и Бифур с ворчливой улыбкой терпеливо поясняет им все сложности разных механизмов – не столько ожидая, что кто-то из родителей действительно купит диковинные игрушки, сколько просто желая порадовать ребятню.
Бомбур и Бофур наблюдают за ними с улыбками и курят трубки, наслаждаясь хорошим днем. Ярмарка вокруг них шумит и живет своей собственной жизнью, как разумное существо, и отовсюду доносятся обрывки разных невероятных историй.
Бомбур просто не может удержаться, чтобы не пересказать громким шепотом наиболее интересные из них:
- А еще говорят, я сам слышал, что на севере видели самого настоящего дракона! – он вздрагивает и безотчетно оглядывается по сторонам. – Не того, который Эребор захватил, другого… Помнишь, старики нашего клана шептались, что давным-давно, еще до потери Мории, этих тварей полно было в Серых Горах? Представить даже страшно, что будет, если они вдруг все разом проснутся… - Бомбур делает глубокую затяжку, чтобы успокоиться, и нервно выдыхает неровное колечко дыма. – А еще про Морию… Говорят, что эреборцы готовят поход, собираются освободить ее и вернуть! – он крепче стискивает в пальцах курительную трубку, не в силах совладать с внезапным волнением. Ведь Мория – прекрасная легендарная Мория, трагически утерянное великое царство всего народа гномов – была когда-то родиной их клана. – Как думаешь, какая она? В ней правда высоченные чертоги, такие, что своды теряются в темноте, а все стены усыпаны кристаллами рубинов и изумрудов, а шахты такие глубокие, что уводят к самому сердцу Средиземья?
Бофур тщательно выбивает свою трубку и с доброй усмешкой качает головой:
- До чего ж ты наивный, братец… Нельзя же так доверчиво воспринимать все слухи.
Бомбур смущенно замолкает и отворачивается.
В компании других гномов и людей он инстинктивно старается быть как можно более незаметным, что очень сложно с его размерами. Он с детства был бесконечно застенчив и не желал привлекать к себе внимания… Но иногда ему тоже хочется поговорить.
Бомбуру всегда немножко стыдно, что он так достает братьев своей болтовней. Но заставить себя молчать все время он просто не может.
Гномы – крепкий и выносливый народ, порождение суровых скал. Они могут спать на сырой земле без одеял, переходить вброд холодные осенние реки, работать в обледенелых пещерах, месяцами жить без солнечного света, довольствуясь самой грубой и скромной пищей. Все раны на их телах заживают быстро, оставляя только неопрятные рубцы.
Именно поэтому гномы не умеют болеть и толком не знают, что делать, когда их вдруг поражает какая-то зараза.
Они остановились на постоялом дворе в очередном человеческом поселении, и вот уже третий день Бофур в полубреду ворочается в постели, постанывая и что-то бессвязно бормоча. Бифур как самый старший из них, уверенный, что это его обязанность – присматривать за младшими кузенами, которых он нянчил в детстве, ищет работу, принимаясь за любые предложения, даже помогает в кузне, хотя привык к совсем другому труду. Бомбур все время сидит с братом, обмирая от тревоги, и заботливо меняет ему компрессы, упорно пытаясь напоить горячим куриным бульоном.
Он даже не отдает себе отчета, что постоянно что-то говорит, понимает это, только внезапно почувствовав, как пересохло горло. Сам делает глоток бульона и продолжает – рассказывает об успехах Бифура, строит предположения, куда они отправятся дальше, как только Бофур поправится, делится своими мыслями по поводу новых игрушек, фантазирует, какой они однажды, в будущем, построят дом, чтобы был только их собственным, чтобы больше не пришлось скитаться…
В какой-то момент он начинает пересказывать сказку, которую ему когда-то в детстве сочинил перед сном сам Бофур:
- И вот тогда Лунный Дед обратился за помощью к кузнецу из первых Дуринов, потому что Луна стала неровной с левого бока и, когда скакала по небу, сильно прихрамывала на одну ногу. Никто из людей или эльфов не осмеливался взяться за такую непростую задачу, но Дурин только попросил подождать, пока он прихватит с собой свою любимую походную наковальню, - от волнения Бомбур несколько раз запинается, с трудом пытаясь припомнить сюжет. – Потом они полетели по небу, как поплыли по реке, и оказались на Луне, и подковать луну, находясь на ней верхом, было очень сложно, но Дурин недаром слыл великим героем всего своего народа и непревзойденным мастером, поэтому он справился, и Луна снова стала идеально круглой и больше не хромала…
Он замолкает и чуть хмурится, озадаченный тем, почему же Луна, которую сделали круглой и полной, после этого продолжила регулярно сменять фазы. Или в детских сказках не нужна логика?
Но тут Бофур вдруг сотрясается от громкого лающего кашля, приоткрывает мутные глаза и хрипло шепчет:
- Все ты перепутал, братец… Не Лунный Дед, а Дева… и подковал Дурин не саму Луну, а Лунного Зайца из упряжки Лунной Девы, чтобы тот мог громче бить в барабан… - он выпрастывает из-под одеяла дрожащую руку и похлопывает брата по колену. – Но спасибо.
Потом Бофур наконец выпивает немного бульона, слабо улыбается и засыпает, чтобы на следующее утро встать совершенно здоровым, словно и не было никакой болезни.
Бомбур любит детишек, независимо от того, к какому народу они принадлежат, гномам или людям: в них нет фальши, они всегда искренние и порывисто-живые. Ему нравится делать для них игрушки – пузатых зайцев и округлых птиц с маленькими крылышками, мячи из надутых и раскрашенных бычьих пузырей, искусственные цветы, чтоб не нужно было рвать настоящие.
Но главный игрушечных дел мастер в их маленькой семье – Бифур.
Именно поэтому так мучительно смотреть, как после битвы у врат Мории из-под рук кузена выходят жутковатые гротескные поделки с оскаленными пастями, искаженные и больные копии его прежних прекрасных творений.
Они снова в пути, в поисках работы и своего места, потому что хрупкая надежда вернуть древнее царство предков разбилась вдребезги, и за ошибочную самоуверенность пришлось заплатить высокую цену. У Бомбура на спине и правом боку – раздраженные красные шрамы от когтей варга, которые постоянно зудят и ноют. Бофур теперь сильно хромает, хоть лекарь и обещал, что со временем брат снова сможет бегать, как раньше… Но страшнее всего пострадал Бифур, и ему не в силах помочь простые микстуры и лекарства.
Небольшой костер на обочине дороги полыхает, как маленькая рыжая звезда, жаркая и ласковая. Бофур отправился на рыбалку к виднеющемуся неподалеку озеру. Бомбур заранее начал отбирать специи для ухи и готовить котелок.
Бифур хмуро сидит прямо на земле, скрестив ноги, и тщательно завязывает разнообразные сложные узлы на толстом кожаном шнурке, чтобы разработать пальцы – треклятый орочий топор не только лишил его возможности связно говорить, но вдобавок из-за него кузену приходится заново учиться владеть собственным телом.
Глядя на него, Бомбур всякий раз чувствует, как на глазах против воли выступают слезы, поэтому поспешно отводит взгляд, ворошит палкой угли в костре, чтобы чем-то занять руки, и нервно заговаривает:
- Я вот вчера подумал… Тот твой механизм, помнишь, с шестеренками, чтобы деревянный орел мог крыльями махать, ну, его ведь и для другого можно приспособить, да? Вот, например, попробовать сделать такую игрушку, чтоб и в хозяйстве тоже помогала! Такой заяц, вставший столбиком, с длинной ложкой в передних лапках, и чтобы при заводе ключа он этой ложкой делал круговые движение – такая мешалка своеобразная, поставить рядом с миской, чтобы взбивала яйца или размешивала соус, и можно еще чем-то другим в это время заняться… очень удобно при готовке…
Его голос становится все слабее и слабее, пока не замолкает совсем. В наступившей напряженной тишине Бифур что-то утвердительно ворчит, потом откладывает шнурок, забирает из рук Бомбура палку и чертит на земле тот самый механизм, знаками объясняя, как он должен правильно работать.
Бомбур тяжело сглатывает, снова смаргивает слезы и кивает.
В детстве именно Бифур учил их читать и писать, знакомил с историей всего Средиземья, пересказывал древние легенды. Бомбур тогда жутко стеснялся мудрого и серьезного кузена, не решался заговорить с ним первым, поэтому все его вопросы приходилось задавать Бофуру, открытому и общительному. Бифур всегда любил что-то рассказывать, долго и обстоятельно, делился своим собственным опытом и знаниями, и в нем никогда не было ревнивой жадности, желания унести все секреты своего мастерства с собой в могилу.
Теперь Бифура плотным мрачным коконом укутывает немая тишина, неуютная и непривычная, поэтому Бомбур, не в силах долго ее терпеть, все чаще заговаривает сам, пускаясь в длинные пространные монологи.
И, пока Бофур не возвращается с уловом, он, не зная, о чем еще говорить, чтобы избавиться от чуждого и болезненного чувства неловкости, начинает пересказывать свой недавний запутанный сон про крылатые окорока и дом из гигантской крутобокой тыквы.
Когда приходит время Похода, призванного бесповоротно изменить всю их жизнь, Бомбур не уверен, что думать об остальных участниках Компании. Он робко наблюдает за всеми ними со стороны, не решаясь заговорить и озвучить хоть один из множества роящихся в голове вопросов.
События захватывают и норовят снести с ног, как внезапная лавина: невероятное происшествие с троллями, встреча с еще одним диковинным волшебником, бегство от орков и наконец – чудесная эльфийская долина, в которой Бомбур ощущает себя еще более неловким и неуместным, чем обычно. Он оглядывается вокруг и видит совершенно чуждый, непонятный ему мир, который, тем не менее, чей-то дом.
Ночью возле костра, выбравшись из обломков стола и заливаясь краской смущения под дружный хохот остальных, он садится рядом со старшим братом, приняв в качестве извинения ароматный кусок копченой ветчины, и тихонько шепчет:
- Здесь так странно… Помнишь, мы пару лет жили в Эред Луине, там же тоже есть несколько поселений у подножия гор, но все совершенно не так, как здесь, настоящие дома гномов всегда растут из скал, а этот Приют как хрупкое птичье гнездо, которое в любой момент ветром унести может…
Он вполголоса делится впечатлениями от путешествия, высказывает свои мысли и сомнения, неуверенно вертя в руках ветчину и едва ли не впервые в жизни не испытывая голода, но мгновенно застенчиво замолкает, стоит только подойти кому-то из их спутников.
Бофур достает из-за пазухи свою любимую старую флейту, заботливо оглаживает гладкое дерево пальцами и вдруг весело подмигивает:
- Ничего, мы пока только в самом начале приключения! Кто знает, что ждет нас дальше!
От его слов Бомбуру становится не по себе, но одновременно где-то в груди теплится неуверенное предвкушение.
Они трое, простые рудокопы из западных гор, игрушечных дел мастера и вечные бродяги, всегда мечтали о своем собственном доме, которого у них никогда не было. И Бомбуру все чаще снится беспокойными, полными тревожных шорохов ночами, что в конце этого нежданного путешествия они наконец обретут свое место, заслуженное по праву. И тогда каждый сможет заниматься своим любимым делом, забыв о нужде и скитаньях, а Бомбур получит возможность приготовить изобилие вкусной еды для всех, не беспокоясь о деньгах и нехватке припасов, сумеет устроить самое настоящее праздничное пиршество, даже наберется смелости вслух поделиться рецептами со всеми, кто спросит.
Бомбур верит, что однажды у него будут добрая красавица-жена с густой шелковистой бородой и много-много детишек, чтобы им никогда не было одиноко в компании взрослых и чтобы они могли присмотреть друг за другом.
И, возможно, этим детишкам захочется выслушать все его истории о необыкновенном путешествии длиною в жизнь, подарившем им дом.
Часть III
Название: Лунные камни
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Бифур, Элронд, Бофур, Бомбур, другие гномы
Жанр: джен, драма, ангст
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке IV-60. Элронд, Бифур. Бифур встречает эльфа (!), который его понимает. Мир никогда не будет для него прежним.
Посвящение: автору заявки sonorite, за прекрасную и неожиданную идею.
Дисклэймер: Мир и персонажи принадлежат не мне.
Количество слов: 2 033
читать дальшеОсновная проблема Бифура – он сам не слышит, чего говорит.
Он смутно помнит, как нужно правильно произносить звуки, в какой последовательности, как делать повышение и понижение тона. Но голосовые связки больше не подчиняются его воле, и он не может быть точно уверен, те ли слова, которые он хотел сказать, срываются с его губ, путаясь в бороде.
Его преследует постоянное унылое раздражение, потому что никто из собеседников даже не пытается прислушаться к нему, понять, что он говорит – а скольких проблем можно было бы избежать, он ведь предупреждает заранее!
Бомбур всякий раз молча виновато улыбается, Бофур с переменным успехом угадывает смысл его реплик, тщательно скрывая многолетнюю усталость, а все остальные просто смотрят сквозь Бифура и даже не пытаются с ним заговорить.
«Не стоит толпиться так всем на пороге», - предупреждает он возле круглой зеленой двери с сияющими царапинами руны в свежей краске.
- Да, надеюсь, выпивки будет много! – радостно соглашается Нори, потирая ладони.
Когда дверь резко распахивается, они беспорядочной грудой валятся на пол, и сверху их тяжело придавливает Бомбур.
«Эти недавно сгоревшие руины фермы в необитаемой местности выглядят подозрительно», - высказывает он вслух свои сомнения, борясь с дурным предчувствием.
- Дождь из лягушек? Причем здесь дождь из лягушек? – искренне удивляется Балин, на всякий случай оглядываясь по сторонам.
Они попадают на жаркое к троллям.
«Волшебники – странный народ. Не люди, не эльфы, не гномы. Словно пришли откуда-то не отсюда», - делится он личными наблюдениями во время привала в лесу, глядя, как Гэндальф и Радагаст что-то обсуждают, размахивая курительной трубкой.
Стоящий рядом Ори удивленно моргает и осторожно переспрашивает, нервно теребя рукав:
- Мистер Бифур, Вы ведь на самом деле хотели сказать что-то другое? Не про зеленых облачных выдр?..
«Варги слева, берегитесь!» - раздраженным шепотом призывает он, пытаясь привлечь внимание остальных, когда они бегут по пояс в сухой жесткой траве, а где-то впереди лихо проносится кроличья упряжка.
Бофур хрипло выдыхает и цепко хватает его за предплечье, честно признавшись:
- Дорогой кузен, я понятия не имею, чего ты сейчас сказал, но не вздумай отстать!
Сколько еще было таких случаев? Не перечесть. Бифур справедливо подозревает, что большинство из них благополучно стерлось у него из памяти, чтобы не занимать место.
Он как никто другой понимает проблемы Оина со слухом и в полной мере сочувствует ему, особенно когда остальные считают увечье старости очередным поводом для шуток. Бифур понимает – и одновременно мучительно завидует. Потому что Оин может выразить вслух свои мысли, пусть не вовремя и невпопад.
Бифур лишен такой возможности – с тех самых пор, как осколок орочьего топора намертво засел в его черепе после битвы у врат Мории. И мучительней всего неотступное чувство стыда, потому что все вокруг видят его слабость, свидетельство того, что он проиграл в бою, а вместе со стыдом – почти тошнотворное отвращение, ведь он вынужден всегда носить с собой кривую безобразную подделку, недостойную называться настоящим оружием. Каждый гном в душе – оружейник, даже если ему ближе мастерство изготовления детских игрушек, и ржавое железо во лбу Бифура отравляет не только тело, но и гордость.
Его постоянно преследует полубезумная навязчивая идея найти и догнать изуродовавшего его орка, который, быть может, давно уже сдох и сгнил. Бифур прекрасно понимает нерациональность этого желания мести, но никак не может от него избавиться.
Бифуру одновременно тесно и пусто в собственной голове, и из этой камеры-одиночки ему никогда не сбежать.
Когда-то, в самом начале, он пытался отыскать иные способы выражать свои мысли, общаться с остальными. Но он больше не может писать – строчки кишащими насекомыми разбегаются перед глазами, превращаясь в лишенные смысла кляксы. И он теперь неспособен читать – смотрит на книжную страницу и просто не узнает символы: ни буквы всеобщего наречия, ни древние руны.
Поэтому единственным вариантом остается язык жестов и отдельные отрывистые фразы на кхуздуле, хотя ему всякий раз приходится серьезно сосредотачиваться, чтобы заставить собственный непослушный язык произнести нужное слово.
Но Бифур понятия не имеет, каким жестом выразить свои эмоции, когда узкая щель, расколовшая пополам могучие скалы, вдруг выводит их отряд в эльфийскую долину, спокойную, звенящую и сияющую, словно морок.
Остаток дня проходит в степенной размеренности, от которой у Бифура с непривычки зудит все тело и противно ноют зубы. Дурацкие зеленые листья салата оставляют во рту привкус плесени, а высокомерные лица эльфов вокруг похожи на театральные маски. На гномов смотрят, словно на диковинных зверушек, и Бифур на собственном опыте убеждается, что древнее противостояние их народов никогда не преодолеть – разве что найдутся однажды в будущем два безумных идиота, которых судьба оторвет от их семей и бросит в полыхающий горн общей беды… но и тогда вряд ли.
Вечером их отряд находит тихий балкон в стороне от заунывной эльфийской музыки, и наконец-то появляется возможность устроить нормальный ужин из тайком раздобытых припасов. Бифур какое-то время сидит у костра, глядя на то, как пламя хищно и весело лижет ножки изящной старинной мебели, потом отходит чуть в сторону от общего веселья, чтобы привести в отдаленное подобие порядка сумбур в своей голове.
Он стоит на просторной веранде, опираясь на тонкие резные перила из голубоватого в сумерках мрамора, и слышит взрывы утробного смеха, грохот и треск – похоже, Бофур опять издевается над младшим братом, как всегда умудряясь делать это с таким простодушным добрым весельем, что на него невозможно обижаться.
Бифур невольно вспоминает, как нянчился с маленькими кузенами в детстве, придумывал для них стихотворные загадки и головоломки, чтобы как-то отвлечь от постоянного сосущего чувства голода, преследовавшего их бродячий клан. Бомбур всегда очень стеснялся и боялся ошибиться, а Бофур обязательно первым выкрикивал ответы и спорил, доказывая свою точку зрения, особенно когда был не прав.
Бифур смотрит на долину, укутанную темно-синим бархатным мраком, и бессознательно шевелит губами. Где-то там взблескивает рыбьей чешуей и шепчет мелкой галькой тихая река, а черные ветки деревьев напоминают трещины в горной породе.
Ему бессознательно хочется передать, запомнить всю мимолетную красоту струй лунного света, похожих на тонкие острые клинки. Расплавить их, залить в форму и выковать секиру, достойную великих королей древности. Нарисовать словами низкий купол темного неба, который похож на свод гигантской пещеры, где искры звезд – блеск далеких кристаллов.
До битвы у врат Мории Бифур часто сочинял стихи, которые Бофур потом переделывал в песни.
И сейчас в его голове по-прежнему скользят стройной вереницей ритмичные строки, выстраивая чувства в образы. Бифур негромко проговаривает их себе под нос, пытаясь услышать со стороны, придать им материальную форму. Но чувствует, как из горла вырывается бессмысленная последовательность диссонансных звуков, и в ярости так сильно сжимает пальцы на хрупких перилах, что по мрамору разбегается сетка тонких трещин.
Бифур даже помыслить никогда не мог о том, чтобы сочинять стихи на кхуздуле, все внутри противится такому кощунству, ведь это были бы уже не просто рифмы, а настоящие заклинания. Поэтому все его стихотворения – на всеобщем наречии.
А значит, теперь он не только неспособен сочинить новые, но даже не в состоянии воспроизвести старые.
Он прерывисто выдыхает, приказывая себе успокоиться, и вновь смотрит на тихую затаившуюся долину. В памяти дрожит смутный образ юной девушки из западных гор, безбородой и некрасивой, но по-доброму улыбчивой, в которую он был влюблен до того, как их клан изгнали. Бифур тогда мечтал однажды подарить ей ожерелье из лунных камней, и на каждом камне выгравировать крошечной миниатюрой посвященные ей стихотворные строки.
Он надеется, что она все еще жива и нашла свою судьбу и семью.
Почти против воли он продолжает шептать приходящие на ум рифмы, вот только…
Основная проблема Бифура – он сам не слышит, чего говорит. Но догадывается, что в хриплых рваных звуках нет никакого смысла и никакой поэзии.
А потом на веранду вдруг падает длинная тонкая тень, и он напрягается, настороженно вслушиваясь в осторожные, почти бесшумные шаги.
Справа от него к перилам подходит сам Владыка Ривенделла и тоже устремляет взгляд на укрытую тьмой долину. Его высокая величественная фигура в лучах лунного света напоминает статую, и Бифур вдруг с новой силой ощущает, насколько безобразен осколок топора в его голове.
Элронд чуть поворачивается к нему, почтительно наклоняет подбородок в знак приветствия, после чего вдруг совершенно спокойно и невозмутимо говорит:
- Красивые строки. Но, не сочтите за грубость, говорю со всем уважением – в последнем стихе мне слышится некоторый сбой ритма… Не позволите ли предложить вариант?
Бифур в шоке вскидывает взгляд, а потом отшатывается, оскалившись и потянувшись руками к копью, цедит сквозь зубы: «Ты что, издеваешься?! Да ни один гном по доброй воле не примет помощь эльфа!»
Он даже рад, что вместо слов у него сейчас получаются бессмысленные хрипы, потому что вряд ли их отряду пойдет на пользу прямой конфликт с Владыкой Ривенделла.
Но Элронд смотрит на него все так же спокойно и едва заметно пожимает плечами:
- По доброй воле или нет, однако ваш предводитель все же извлек пользу из моих знаний, хоть и отказался послушаться моего совета.
Бифур застывает, изумленно распахнув глаза. Да нет, не может быть, это просто совпадение!..
«Салат на вкус был на редкость мерзостным», - подумав, хмуро бросает он для проверки и настороженно щурится.
Уголки губ эльфа чуть дергаются вверх, и он с сожалением качает головой:
- Приношу извинения. Однако моему смотрителю кухонь пришло в голову, что путешественникам в дороге сложно включить в свои трапезы достаточно витаминов, и он попытался это исправить, из лучших побуждений, разумеется.
Бифур открывает рот… и молча закрывает его.
И только потом наконец осознает, что Элронд услышал и сумел понять его стихи.
Это настолько удивительно и неправдоподобно, невероятно, что несколько мгновений от потрясения и растерянности он просто не знает, как реагировать. После подходит ближе и вновь встает рядом с перилами, повернувшись лицом к долине.
За спиной опять раздается взрыв радостного хохота, и Бифур настороженно косится на Владыку. Тот спокойно встречает его взгляд и выразительно приподнимает одну бровь:
- Я наполовину человек, мистер гном. А люди умеют относиться к радостям бытия проще.
Бифур только сейчас обращает внимание, что у Элронда не идеально гладкое и безупречное лицо, лишенное эмоций, как у остальных эльфов. Нет, лунный свет обводит серебром угловатые черты, словно у мастера-скульптора пару раз случайно соскользнул резак.
Бифур отворачивается и раздраженно ворчит: «Так что там за сбой ритма?»
Несколько минут они обмениваются осколками стихотворных строк, подбирая наиболее подходящий вариант. Бифур с удивлением убеждается: гномы и эльфы видят красоту по-разному, но иногда – одинаково. И сам не замечает, как, недоверчиво давя в душе лихую радость от того, что его слова наконец понимают, успевает рассказать про ожерелье из лунных камней.
А Элронд в ответ неожиданно признается, не отрывая взгляда от блеска далекой реки, что когда-то сочинял стихи вместе с женой, пытаясь в звуках разных языков передать красоту окружающего их мира.
Бифуру не нужны подробности, он умеет выводить общую картину из деталей, поэтому не спрашивает, почему эту ночь Владыка Ривенделла проводит в одиночестве, согласный даже на компанию гнома. Бифур просто протягивает руку и, поражаясь сам себе, ободряюще похлопывает эльфа по локтю.
Через полчаса история лунных камней полностью выражена в словах, хрупких и неверных, но с помощью Элронда действительно удается удачно исправить последнюю строку. Бифур чувствует, насколько слабы и беспомощны эти стихи по сравнению с его прежними… но это – впервые за долгое время – шаг вперед, а не назад.
- Если хотите, я могу помочь Вам записать их, - неожиданно предлагает Элронд.
Бифур напряженно застывает, подозрительно хмурясь. Возможно, это все – издевательская насмешка. Недоверчивое сомнение, комом застрявшее в груди, напоминает, что он сам не сможет прочитать и проверить записанные строки. К тому же, он больше даже не может оценить, какие стихи в итоге получились – потому что стоило мысленно завершить последнюю строфу, как все подобранные рифмы тут же вылетели, стерлись из памяти.
Бифур пристально смотрит на бесстрастное лицо эльфа – полуэльфа – и наконец с неохотой признается, не в силах позволить, чтобы по Ривенделлу ходили слухи о неблагодарности народа гномов: «Я буду признателен».
Но недоверчивое сомнение никуда не исчезает.
Возможно, его все же дурачат – если не в насмешку, то из жалости.
Возможно, у него действительно выходят не стихи, а бессмысленный набор безобразных звуков.
И когда ближе к утру Бифур приносит Бофуру тонкий бумажный свиток, такой хрупкий, что и в пальцах-то сжать боязно, кузен с недоумением вкидывает брови, бормоча себе под нос:
- Это у кого это такой закорючистый почерк? Половину букв едва узнаешь…
Бифур хмурится и с трудом подавляет предательское желание сглотнуть. Бомбур подходит ближе, потирая бок, и с робким интересом тоже заглядывает в свиток.
Слышно, как вокруг раздраженно огрызаются друг на друга их спутники, пытаясь собрать беспорядочно разбросанные вещи и ничего не забыть. За рекой, похожей на широкую серебряную ленту, медленно розовеет рассвет, и долина укутана белым кружевом тумана.
Лицо Бофура светлеет, он улыбается с удивленной радостью и, не задавая никаких вопросов, просто ободряюще хлопает кузена по плечу, пообещав:
- Будет вам песня к следующей стоянке!
Бифур прикрывает глаза и, стиснув до боли зубы, видит мысленным взором призрачные лунные камни.
Часть IV
Название: Молчаливый болтун
Автор: medb.
Фэндом: The Hobbit
Персонажи: Бомбур, Бофур, Бифур
Жанр: джен, драма
Рейтинг: PG
Примечание: написано на хоббит-фест по заявке V-78. Бомбур, Бифур, Бофур. На самом деле Бомбур очень любит поболтать, чем и достает постоянно своих братьев.
Посвящение: автору заявки Akasagi_N, за дополнения к хэдканону
Дисклэймер: Мир и персонажи принадлежат не мне.
Количество слов: 2 592
читать дальшеБомбур знает так много невысказанных, нерассказанных историй, шуток, сказок, рецептов, суеверий, песен, что иногда ему кажется – они в любой момент могут забурлить и разорвать его изнутри, лишь бы только вырваться наружу.
В детстве он иногда пытался поговорить с матерью, поделиться с ней своими мыслями и переживаниями, но она была молчаливой, вечно озабоченной и хмурой, а отец раздражался от любой праздной болтовни. Их бродячий клан постоянно скитался по дорогам Средиземья, нигде не задерживаясь надолго. Маленький Бомбур, бесконечно застенчивый и нерешительный, просто не успевал привыкнуть к новому месту – ни к пещерам в горах, ни к людским поселениям – и завести друзей, а в клане из детей были только они с Бофуром. Старший брат, улыбчивый и легкий на подъем, всегда говорил за них обоих и с готовностью переводил и растолковывал для взрослых запинающиеся фразы младшего.
Бомбур привык молчать, привык, что никому неинтересно его слушать. Но потом он повзрослел, хоть так и не обрел уверенности в себе. Они оставили свой бездомный бродячий клан позади и отправились дальше странствовать втроем, с Бофуром и с обещавшим приглядеть за ними кузеном Бифуром, и Бомбуру вдруг захотелось разом высказать все накопленное, надуманное, прочувствованное и неразделенное.
Костер весело потрескивает, рыжие всполохи далеко разгоняют ночную мглу, создавая почти домашний уют. В кустах заливисто стрекочут цикады, полная луна круглым фонарем неподвижно висит в синем небе.
Бомбур заботливо раскладывает все ингредиенты по деревянным мискам, потом достает из заплечного мешка остальную посуду – у него всегда с собой минимум два котелка, сковорода, набор ложек разной длины и размера.
- Самое важное при готовке бараньего жаркого – правильно подобрать мясо! – наставительно поясняет он и с гордостью демонстрирует увесистый кусок вырезки, заранее промытый в ручье неподалеку. – Но и все остальные продукты не менее важны! Лучше все приготовить и почистить заранее. Картофель надо порезать и сразу посолить. Потом стоит приготовить зажарку! – Бомбур достает припасенный горшочек с вытопленным жиром, высыпает на раскаленную сковороду мелко порезанную петрушку – над поляной струится душистый аромат. – И тертую морковь тоже сюда добавить.
Бофур сонно кивает и вежливо прячет зевок ладонью. Бифур полностью поглощен превращением небольшого деревянного бруска в очередную удивительную игрушку.
Бомбур не обижается, просто продолжает рассказывать:
- Мясо сначала готовится отдельно. Нужно начинить его чесноком, - он делает аккуратные небольшие надрезы и вставляет в них тонкие ломтики чеснока, как драгоценные самоцветы в оправу, - потом как следует посолить и поперчить. Положить в котелок и добавить немного розмарина…
Бомбур роется в своей коллекции маленьких баночки со специями и сушеными травами и с сожалением вздыхает:
- Тут очень бы орегано пригодилось, конечно…
- Оре… Чего? – озадаченно переспрашивает Бофур, почесывая затылок под шапкой. – Это что-то эльфийское?
- Орегано, она же душица обыкновенная, «радость гор», - невозмутимо поясняет Бифур, не поднимая головы от своей работы. – Пряность делают из сушеных листьев и соцветий, она отличается тонким ароматом и чуть горьковатым вкусом.
Бофур издает короткий смешок и покачивает головой, несильно пихает его кулаком в плечо:
- Не умничай, дорогой кузен, мы и так знаем, что ты из нас самый образованный!
Бомбур с укором смотрит на них, снова вздыхает и заканчивает:
- Когда мясо станет мягким, нужно добавить зажарку, картофель и бульон и тушить потом до полной готовности, - он дирижирует длинной ложкой между сковородой и двумя котлами, привычно успевая уследить за всем. – Но все-таки жалко, что без орегано…
- Да ладно, и так съедим! – беспечно отмахивается Бофур. – Это уже так вкусно пахнет, что я готов слопать все сырое!
Бомбур только вздыхает в третий раз. Готовка для него – особый вид творчества, любимое искусство, почти ритуал. И ему очень хочется, чтобы его брат и кузен – которых он привык обоих мысленно звать «братьями» – оценили все ноты вкуса, поняли, сколько заботы вложено в каждое блюдо. Именно поэтому он старательно собирает рецепты, ищет новые и наиболее интересные, а потом подробно обсуждает их с братьями, хотя оба они готовить толком не умеют и особых изысков в еде не ценят: для них главное, чтоб еда была едой.
Бомбур же – истинный гурман и ценитель, он различает на вкус не только приправы, но даже способен сказать, в какой местности выращены овощи и фрукты и какого возраста был гусь или барашек.
А еще он почти всегда голоден. Это неотступное, неутолимое чувство голода только растет и крепнет в нем с каждым днем, как самостоятельная, неподвластная ему темная сущность.
Всякий раз после очередного ужина на плечи Бомбура с новой силой давят тревога и мучительный стыд: он знает, что слишком много ест, что большая часть их заработка уходит именно на еду… Но Бофур, улыбка которого словно никогда не меркнет, только ободряюще похлопывает его по плечу и успокаивает:
- Не переживай, братец! У каждого в жизни должны быть свои радости – иначе зачем вообще тогда нам эта жизнь?
Для самого Бофура главная радость – в музыке. Для Бифура – в счастливых детских улыбках. Бомбур думает, что по сравнению с родичами его собственная радость слишком эгоистична, и переживает еще больше.
Праздничная ярмарка пестрит и бурлит многообразием красок, полная шумных споров и беззаботного детского смеха. Серые поселения людей в такие дни преображаются как по волшебству, и невольно хочется приобщиться к их мимолетному веселью.
Гномы из разных кланов часто приходят на человеческие ярмарки, ведь во время них спрос на кузнечное мастерство особенно велик. Бомбур с братьями обычно держатся в стороне, на самом крою выросшего на главной площади рынка – игрушечных дел мастера интересны далеко не всем. Но уже через час вокруг их разложенной прямо на земле коллекции собирается возбужденно шушукающаяся стайка детей, светлоглазых и радостных, и Бифур с ворчливой улыбкой терпеливо поясняет им все сложности разных механизмов – не столько ожидая, что кто-то из родителей действительно купит диковинные игрушки, сколько просто желая порадовать ребятню.
Бомбур и Бофур наблюдают за ними с улыбками и курят трубки, наслаждаясь хорошим днем. Ярмарка вокруг них шумит и живет своей собственной жизнью, как разумное существо, и отовсюду доносятся обрывки разных невероятных историй.
Бомбур просто не может удержаться, чтобы не пересказать громким шепотом наиболее интересные из них:
- А еще говорят, я сам слышал, что на севере видели самого настоящего дракона! – он вздрагивает и безотчетно оглядывается по сторонам. – Не того, который Эребор захватил, другого… Помнишь, старики нашего клана шептались, что давным-давно, еще до потери Мории, этих тварей полно было в Серых Горах? Представить даже страшно, что будет, если они вдруг все разом проснутся… - Бомбур делает глубокую затяжку, чтобы успокоиться, и нервно выдыхает неровное колечко дыма. – А еще про Морию… Говорят, что эреборцы готовят поход, собираются освободить ее и вернуть! – он крепче стискивает в пальцах курительную трубку, не в силах совладать с внезапным волнением. Ведь Мория – прекрасная легендарная Мория, трагически утерянное великое царство всего народа гномов – была когда-то родиной их клана. – Как думаешь, какая она? В ней правда высоченные чертоги, такие, что своды теряются в темноте, а все стены усыпаны кристаллами рубинов и изумрудов, а шахты такие глубокие, что уводят к самому сердцу Средиземья?
Бофур тщательно выбивает свою трубку и с доброй усмешкой качает головой:
- До чего ж ты наивный, братец… Нельзя же так доверчиво воспринимать все слухи.
Бомбур смущенно замолкает и отворачивается.
В компании других гномов и людей он инстинктивно старается быть как можно более незаметным, что очень сложно с его размерами. Он с детства был бесконечно застенчив и не желал привлекать к себе внимания… Но иногда ему тоже хочется поговорить.
Бомбуру всегда немножко стыдно, что он так достает братьев своей болтовней. Но заставить себя молчать все время он просто не может.
Гномы – крепкий и выносливый народ, порождение суровых скал. Они могут спать на сырой земле без одеял, переходить вброд холодные осенние реки, работать в обледенелых пещерах, месяцами жить без солнечного света, довольствуясь самой грубой и скромной пищей. Все раны на их телах заживают быстро, оставляя только неопрятные рубцы.
Именно поэтому гномы не умеют болеть и толком не знают, что делать, когда их вдруг поражает какая-то зараза.
Они остановились на постоялом дворе в очередном человеческом поселении, и вот уже третий день Бофур в полубреду ворочается в постели, постанывая и что-то бессвязно бормоча. Бифур как самый старший из них, уверенный, что это его обязанность – присматривать за младшими кузенами, которых он нянчил в детстве, ищет работу, принимаясь за любые предложения, даже помогает в кузне, хотя привык к совсем другому труду. Бомбур все время сидит с братом, обмирая от тревоги, и заботливо меняет ему компрессы, упорно пытаясь напоить горячим куриным бульоном.
Он даже не отдает себе отчета, что постоянно что-то говорит, понимает это, только внезапно почувствовав, как пересохло горло. Сам делает глоток бульона и продолжает – рассказывает об успехах Бифура, строит предположения, куда они отправятся дальше, как только Бофур поправится, делится своими мыслями по поводу новых игрушек, фантазирует, какой они однажды, в будущем, построят дом, чтобы был только их собственным, чтобы больше не пришлось скитаться…
В какой-то момент он начинает пересказывать сказку, которую ему когда-то в детстве сочинил перед сном сам Бофур:
- И вот тогда Лунный Дед обратился за помощью к кузнецу из первых Дуринов, потому что Луна стала неровной с левого бока и, когда скакала по небу, сильно прихрамывала на одну ногу. Никто из людей или эльфов не осмеливался взяться за такую непростую задачу, но Дурин только попросил подождать, пока он прихватит с собой свою любимую походную наковальню, - от волнения Бомбур несколько раз запинается, с трудом пытаясь припомнить сюжет. – Потом они полетели по небу, как поплыли по реке, и оказались на Луне, и подковать луну, находясь на ней верхом, было очень сложно, но Дурин недаром слыл великим героем всего своего народа и непревзойденным мастером, поэтому он справился, и Луна снова стала идеально круглой и больше не хромала…
Он замолкает и чуть хмурится, озадаченный тем, почему же Луна, которую сделали круглой и полной, после этого продолжила регулярно сменять фазы. Или в детских сказках не нужна логика?
Но тут Бофур вдруг сотрясается от громкого лающего кашля, приоткрывает мутные глаза и хрипло шепчет:
- Все ты перепутал, братец… Не Лунный Дед, а Дева… и подковал Дурин не саму Луну, а Лунного Зайца из упряжки Лунной Девы, чтобы тот мог громче бить в барабан… - он выпрастывает из-под одеяла дрожащую руку и похлопывает брата по колену. – Но спасибо.
Потом Бофур наконец выпивает немного бульона, слабо улыбается и засыпает, чтобы на следующее утро встать совершенно здоровым, словно и не было никакой болезни.
Бомбур любит детишек, независимо от того, к какому народу они принадлежат, гномам или людям: в них нет фальши, они всегда искренние и порывисто-живые. Ему нравится делать для них игрушки – пузатых зайцев и округлых птиц с маленькими крылышками, мячи из надутых и раскрашенных бычьих пузырей, искусственные цветы, чтоб не нужно было рвать настоящие.
Но главный игрушечных дел мастер в их маленькой семье – Бифур.
Именно поэтому так мучительно смотреть, как после битвы у врат Мории из-под рук кузена выходят жутковатые гротескные поделки с оскаленными пастями, искаженные и больные копии его прежних прекрасных творений.
Они снова в пути, в поисках работы и своего места, потому что хрупкая надежда вернуть древнее царство предков разбилась вдребезги, и за ошибочную самоуверенность пришлось заплатить высокую цену. У Бомбура на спине и правом боку – раздраженные красные шрамы от когтей варга, которые постоянно зудят и ноют. Бофур теперь сильно хромает, хоть лекарь и обещал, что со временем брат снова сможет бегать, как раньше… Но страшнее всего пострадал Бифур, и ему не в силах помочь простые микстуры и лекарства.
Небольшой костер на обочине дороги полыхает, как маленькая рыжая звезда, жаркая и ласковая. Бофур отправился на рыбалку к виднеющемуся неподалеку озеру. Бомбур заранее начал отбирать специи для ухи и готовить котелок.
Бифур хмуро сидит прямо на земле, скрестив ноги, и тщательно завязывает разнообразные сложные узлы на толстом кожаном шнурке, чтобы разработать пальцы – треклятый орочий топор не только лишил его возможности связно говорить, но вдобавок из-за него кузену приходится заново учиться владеть собственным телом.
Глядя на него, Бомбур всякий раз чувствует, как на глазах против воли выступают слезы, поэтому поспешно отводит взгляд, ворошит палкой угли в костре, чтобы чем-то занять руки, и нервно заговаривает:
- Я вот вчера подумал… Тот твой механизм, помнишь, с шестеренками, чтобы деревянный орел мог крыльями махать, ну, его ведь и для другого можно приспособить, да? Вот, например, попробовать сделать такую игрушку, чтоб и в хозяйстве тоже помогала! Такой заяц, вставший столбиком, с длинной ложкой в передних лапках, и чтобы при заводе ключа он этой ложкой делал круговые движение – такая мешалка своеобразная, поставить рядом с миской, чтобы взбивала яйца или размешивала соус, и можно еще чем-то другим в это время заняться… очень удобно при готовке…
Его голос становится все слабее и слабее, пока не замолкает совсем. В наступившей напряженной тишине Бифур что-то утвердительно ворчит, потом откладывает шнурок, забирает из рук Бомбура палку и чертит на земле тот самый механизм, знаками объясняя, как он должен правильно работать.
Бомбур тяжело сглатывает, снова смаргивает слезы и кивает.
В детстве именно Бифур учил их читать и писать, знакомил с историей всего Средиземья, пересказывал древние легенды. Бомбур тогда жутко стеснялся мудрого и серьезного кузена, не решался заговорить с ним первым, поэтому все его вопросы приходилось задавать Бофуру, открытому и общительному. Бифур всегда любил что-то рассказывать, долго и обстоятельно, делился своим собственным опытом и знаниями, и в нем никогда не было ревнивой жадности, желания унести все секреты своего мастерства с собой в могилу.
Теперь Бифура плотным мрачным коконом укутывает немая тишина, неуютная и непривычная, поэтому Бомбур, не в силах долго ее терпеть, все чаще заговаривает сам, пускаясь в длинные пространные монологи.
И, пока Бофур не возвращается с уловом, он, не зная, о чем еще говорить, чтобы избавиться от чуждого и болезненного чувства неловкости, начинает пересказывать свой недавний запутанный сон про крылатые окорока и дом из гигантской крутобокой тыквы.
Когда приходит время Похода, призванного бесповоротно изменить всю их жизнь, Бомбур не уверен, что думать об остальных участниках Компании. Он робко наблюдает за всеми ними со стороны, не решаясь заговорить и озвучить хоть один из множества роящихся в голове вопросов.
События захватывают и норовят снести с ног, как внезапная лавина: невероятное происшествие с троллями, встреча с еще одним диковинным волшебником, бегство от орков и наконец – чудесная эльфийская долина, в которой Бомбур ощущает себя еще более неловким и неуместным, чем обычно. Он оглядывается вокруг и видит совершенно чуждый, непонятный ему мир, который, тем не менее, чей-то дом.
Ночью возле костра, выбравшись из обломков стола и заливаясь краской смущения под дружный хохот остальных, он садится рядом со старшим братом, приняв в качестве извинения ароматный кусок копченой ветчины, и тихонько шепчет:
- Здесь так странно… Помнишь, мы пару лет жили в Эред Луине, там же тоже есть несколько поселений у подножия гор, но все совершенно не так, как здесь, настоящие дома гномов всегда растут из скал, а этот Приют как хрупкое птичье гнездо, которое в любой момент ветром унести может…
Он вполголоса делится впечатлениями от путешествия, высказывает свои мысли и сомнения, неуверенно вертя в руках ветчину и едва ли не впервые в жизни не испытывая голода, но мгновенно застенчиво замолкает, стоит только подойти кому-то из их спутников.
Бофур достает из-за пазухи свою любимую старую флейту, заботливо оглаживает гладкое дерево пальцами и вдруг весело подмигивает:
- Ничего, мы пока только в самом начале приключения! Кто знает, что ждет нас дальше!
От его слов Бомбуру становится не по себе, но одновременно где-то в груди теплится неуверенное предвкушение.
Они трое, простые рудокопы из западных гор, игрушечных дел мастера и вечные бродяги, всегда мечтали о своем собственном доме, которого у них никогда не было. И Бомбуру все чаще снится беспокойными, полными тревожных шорохов ночами, что в конце этого нежданного путешествия они наконец обретут свое место, заслуженное по праву. И тогда каждый сможет заниматься своим любимым делом, забыв о нужде и скитаньях, а Бомбур получит возможность приготовить изобилие вкусной еды для всех, не беспокоясь о деньгах и нехватке припасов, сумеет устроить самое настоящее праздничное пиршество, даже наберется смелости вслух поделиться рецептами со всеми, кто спросит.
Бомбур верит, что однажды у него будут добрая красавица-жена с густой шелковистой бородой и много-много детишек, чтобы им никогда не было одиноко в компании взрослых и чтобы они могли присмотреть друг за другом.
И, возможно, этим детишкам захочется выслушать все его истории о необыкновенном путешествии длиною в жизнь, подарившем им дом.
Кино-версия Джексона не учитывается.
.jpg)
