Канон суров, но это канон

[Dot Com]

И здесь, наверное, нужно поделиться.

Торин был неимоверно важный гном

@темы: Торин, Юмор, Рисунки, коллажи, фанарт

---

Последний Приют

[OldWich]

Название: «Последний Приют»
Автор: Evanesco
Пейринг: Суровые эреборские мужики/НЖП в ассортименте.
Жанр: Не успела. Но ближе всего к дженогету. Сумбурный POV.
Дисклаймер: Герои и вселенная принадлежат Дж.Р.Р.Толкину, автор никакой выгоды не получает.
Размер: мини-мини.
Посвящение: mittens, замечательной выдумщице, суровой бете и верному другу.
Комментарий: Толкин не описал, чем кормили эльфы гномов в Ривенделле, но они ушли оттуда через 14 дней сытые, отдохнувшие и довольные (значит, не только травой кормили). А в Лихолесье эльфы точно жарили на кострах мясо, да-да, так и было написано.
Предупреждение: Слэша нет. Совсем нет.

– Ну-ка, мужики, сдвигайте в сторону эти плошки. Кто ж это удумал бравых вояк травой кормить? Мы вам настоящий ужин принесли. Да не хватайтесь вы за свои железки, не отнимем. Такие здоровые гномы, орков побили, а человеческих женщин испугались? Ну да, не эльфийки. Чего смотришь? Бери буханку да режь! Рыженький, двигай к себе холодец. У вас, под горой, поди, такого и не знают? Знают? И мама самый вкусный варит? А то как же. Конечно! Мясо, мясо бери, носатенький! Что ж ты худенький-то такой? Как и не гном вовсе. Нори, говоришь, тебя зовут? Ну, здравствуй, Нори. Чернявый, подвинь-ка толстяку кабанятинку. А оленину давай сюда, ребятки ее быстро оприходуют. Фили и Кили? Еще и братья? Ну и хорошо. Сафка, чего застыла? Подлей здоровяку пива. Мистер Двалин? Ну, для тебя, Кили, он, может, и мистер, а для меня просто Двалин. Да нет, какая я леди! Прачка я. А только тут, в Имладрисе, не принято «мистерами» звать. Тут по именам всех, только милорда Элрона да миледи Арвен титулуем. Даже принцев по именам, ага. А то пока выговоришь «милорды Элладан и Элрохир», так за ними уж пыль по дороге вьётся.

Откуда мясо-то? Так эльфы давеча добыли. Не думаете же вы, что они тут одной травкой питаются. Каждый день, почитай, то оленя, то кабанчика везут. А ты как думаешь? Их же здесь почитай полторы сотни воинов, да эльфиек чуть больше полусотни. Да мы еще на их голову. Вот милорд Элронд и велел нам побольше наготовить, да вас покормить. Ешьте, не стесняйтесь. Мы вашим государю да советнику его отдельно накроем. Как вернутся с совета, Ксанка и накроет.

Чего люди делают в эльфийской долине? А ты, видать, Бофур, думаешь, что эльфийки своими нежными ручками будут полы драить да портки стирать? Они же только шелка золотой нитью расшивать приучены да самоцветными каменьями узоры по бархату выкладывать. А и дивные узоры скажу я тебе…

А ты чего, лохматенький, не пьёшь? Пиво не нравится? Так, может, вина? Ох, и по-нашему ты не понимаешь. Бофур, чего он хочет? Воды? А, ему, поди, с таким украшением во лбу и хмельного нельзя. Сафка, корова безрукая! Тащи тряпку! А ты, Ори, снимай кафтанчик-то. Ничего, простирнём, будет как новенький. Сафка! Кувшин воды прихвати с ключа заповедного. Уж такая водица в том ключе – сладкая, свежая, все хвори как рукой снимает. Ох, и кому я говорю. Не понимаешь, горемычный…

С вами сесть? Да вы ж, поди, знатные все. Мы-то с нашими благодетелями за стол не садимся. И им привычней, и нам спокойнее. Не все? Только Фили и Кили принцы? А простые, как наши Элладан с Элрохиром. А ты рудокоп? И братья твои тоже? А мы вот с Сафкой и Фаней прачки, Рина и Ксанка горничные, Ташка повариха. Чего этот ваш Двалин на нее бычится? Видная же баба. И пусть не глядит, что на полторы головы его выше. Иш как глаз с него не сводит. Да нет, вдова она. Как все мы тут. Вдовы да девки незамужние. Как мы у эльфов оказались? А то незастольная история, сударь мой Дори. Пусть уж Фаня тебе ее сама потом расскажет. Нечего ужин бабьими слезами размачивать.

Сафка, а ну-ка глянь, что это за тряпки в саду развешаны? Бельё ваше? В Бруинене постирали? Сафка! Снимай скорее, пока Линдир не увидел. Ох, и будет нам на орехи! Нельзя в саду бельё-то вывешивать, красоту совершенную портить непотребным видом подштанников да портянок. Да нет, эльфы не дерутся. Хотя иногда думаешь, лучше бы врезал разок, чем два часа по ушам скрипеть.

Да ты ешь, ешь, болезный. Вот давай я тебе маслица на хлеб намажу, да медку сверху. И что это вас в самую серёдку лета в Рудаур нагорье понесло? Да знаю я, что он не ответит, я тебя, Бофур, спрашиваю. Орки-то тут сейчас так и кишат. Вам бы южнее взять, через Дунланд, да горы Мглистые понизу обойти. А, ну если король сказал, тогда конечно. Суровый он у вас, король-то. Как глянет своими синими глазищами, так и обмираешь вся, руки-ноги отнимаются.

Ну, раз наелись все, пора и на боковую. Эльфы-то вам свои гостевые покои выделили, да боюсь, не по сердцу они придутся. Ни стен там крепких, ни крыши добротной. Остроухим-то что, они и с ветром договорятся, и с дождём поладят, а нам, простым земным да подземным жителям хочется защиту от непогоды иметь. Так что можете у нас расположиться. И ничего не стесните. Вот ещё. Мы тут уж двенадцать лет живём, как мыши в норке: сами высунуться боимся, и гостей никого не видим, кроме эльфов. А тем с нами разговаривать неинтересно.

Поднимайся, лохматенький, со мной пойдёшь. А и ничего, что не понимает. Я его не сказки сказывать зову, а помыться, да спать лечь. Как-нибудь уж договоримся.

Давай сюда свою одёжку, я ее завтра постираю. Да куда ты в лохань в исподнем! Снимай всё! И не рычи, а дай пуговку расстегнуть. Не бойся, голым не останешься. Я вон тебе бельишко приготовила. Длинновато немного будет, да в плечах тесновато, ну да я завтра всё расставлю, как надо. Да не жмись ты, горемычный. Что я, мужика голого не видела? А и верно. Уж двенадцать лет не видела. Ты лезь в лохань-то. Горячо или нет? А то мои руки уж не чувствуют. Прачка я, вечно то в кипятке, то в леднике, руки и огрубели. А раньше, как замуж-то вышла, кожа нежная была. Михай только за руку подержит, а уж синяк.
Давай я тебе усы-то расплету, что ты их в пене зазря мочишь. Меня Аглая зовут. Аглая, понял? А тебя? Я – Аглая, а ты… Бфр? Что это за имя такое – Бфр? Ах, Бифур. Ну, вот и познакомились. Давай я тебе спину потру. Вот и у моего Михая тоже на лопатке родинка была. Ты думаешь, почему мы здесь полторы дюжины баб да девок и ни одного мужика? А сгинули все наши мужья да братья.

Зима в двадцать седьмом году пришла рано, орки не успели на юг откочевать. Что уж там у них стряслось, не знаю, только однажды прибежали мальчишки и вопят, что с Троллиного нагорья идёт орда великая, вся степь черным-черна от орочья. Мужики наши привычные были биться-то, похватали мечи да луки, заложили ворота и встали на стены. А нас, баб, девок да ребятишек малых тайными тропами в горы отправили. Только недалеко ушли мы, а уж небо позади потемнело от дыма – подожгли орки бревенчатую городьбу. Пять суток бежали мы, а мороз всё крепчал. Еды не было, вместо воды снег жевали. Почти никто из детей до гор не дошёл – померли от холода и голода. И мой Нестик, сыночек маленький… Три месяца ему было. А у меня от горя да голода молоко пропало. Так и закопала я сыночка в снегу на поживу злым варгам. По следу они нашему шли, но нападать не спешили. А на шестой день, когда уж Сафка, ей тогда едва восемь исполнилось, на снег легла, промчались сквозь метель мимо нас всадники в серебряных доспехах на белых конях. Мы уж думали – бред предсмертный начался, а это оказался дозорный отряд лорда Элронда. Отогнали они варгов, а нас, обессиленных, в Последний Приют тайной тропой провели. Только если спросишь – не помню я, где эта тропа: не видела ничего от голода и горя.

Мы ещё кто год, а кто и больше наших ждали. Там, на стенах, мальчишки старше десяти лет, да бабы, у кого детки уж выросли, да мужики все, сколько было, остались. Нам эльфийки тканей разных надавали, чтобы мы одёжку себе сшили. Пришли ведь к ним – ни смены белья, ни юбки запасной. А мы из каждого отреза норовили мужьям да братьям на портки да на рубаху выкроить. Думали, может, в плену томятся или по горам нас ищут. Да только вряд ли кто тогда из городища уйти сумел. Орда вокруг стояла неисчислимая. А я Михаю по вороту маки вышила. Вот посмотри, нравится? Ну, да я и сама вижу, что нравится. Не эльфийская, конечно, работа, но людям не стыдно такое надеть. Думаю, что и гном не побрезгует. Нет? Ну, вот и славно. Вылезай, я тебя оботру.

Давай я штаны тебе подверну… Ой, как глазки-то загорелись. Видать, у ваших бабонек груди такие же, круглые да белые? Не как у эльфиек – днём с факелами искать надо? Ну, потрогай, не смущайся. Да не бойся ты! Не гляди, что у меня глаза зелёные, как у ведьмы. Была б я ведьмой, разве стирала бы чужие портки? Ты думаешь, зря мы к вам все в бусах да лентах к столу вышли? Мы же тут двенадцать лет без мужиков. Эльфы эти… Что есть они, что их нет. Ходят неслышно, смотрят мимо. Мы поначалу, как по своим отплакали, пробовали с местными солдатами шуры-муры завести. Куда там! Как не видят нас. Ну, и плюнули все, кроме Ташки. Да ты же видел её. С хорошего эльфа ростом, а груди – что твои сдобные булки. Только она остроухого на травке разложить и сумела. Но не понравился он ей. Хлипковат, говорит, против наших мужиков, земля им пухом. Хоть и может кабана голыми руками завалить, а с ней, как с вазой хрустальной возился. А бабе разве этого надо? Ей же силу мужицкую почуять хочется. Чтобы как обнял – так и дух вон. Ох! Вот как ты сейчас.
Какие славные у тебя руки, Бифур! Крепкие, мозолистые. Прямо огнём от них вся захожусь. Да не торопись, дай хоть покрывало сброшу. Бородач мой… Хороший… Ммм…

***
– Сафка! Лыбу-то спрячь, бесстыдница! На весь Имладрис светишься. Того и гляди, веснушки с носа на дорогу поскачут вперёд тебя. Ах, «Оричка хорооооший, лааасковый». Да верю я, верю. Мне самой мой сероглазый всю ночь спать не давал. А только я же не кричу об этом на всю округу. Вот и ты корзину на бедро пристрой, да ступай степенно, важно. Ты теперь женщина, не девчонка сопливая. Сейчас бельё дополоскаем и беги к своему Оричке, я сама развешаю.

А через две недели отряд Торина Дубощита покидал Последний Приют эльфов. Вышли они из ворот, да не сразу к горам свернули. Через наш посёлок прошли. Только застрял отряд в посёлке. Оглянулся хмурый Двалин на Ташку, которая, подперев щёку кулаком, молча роняла слёзы. В голос ревела рыжая Сафка, стоя на коленях в дорожной пыли и хватала за руки красного, как варёный рак, Ори. А он шептал ей что-то и осторожно вырывался. Бофур обхватил тонкую талию золотоволосой Власты, а та целовала его в лысеющую макушку. Совала какие-то свёрточки Рина Бомбуру в бездонные карманы, а толстяк утирал слёзы рыжей косой. Строгая Фаня чинно расцеловала Дори в щёки и отступила за калитку. Коротышка Аста вцепилась в тощего Нори. Вот кому гном не по плечо, а в самый раз. Ксанка стояла на крыльце, уставив взгляд сухих серых глаз на поворот дороги. Знала, что не след королю оборачиваться на простолюдинку. И не ждала, что обернётся, только губы кусала, да косу свою смоляную совсем измочалила. А в доме её ревмя ревели Злата с Нефой. Не стала их Ксанка выпускать, чтобы воем своим гномьих принцев не позорили. А я всё гладила маки на вороте рубашки моего молчуна.

***
Семь лет прошло с битвы Пяти воинств. Расцветал освобождённый Эребор, заново украшались затейливой каменной резьбой величественные подгорные чертоги. Летний день только начал клониться к закату, когда остановился перед воротами в подземный город большой отряд эльфов. Владыка Элронд спрыгнул с могучего гнедого жеребца и снял с седла девочку, маленькую, зеленоглазую, с двумя толстенькими короткими косичками, чёрными, как антрацит.

Девочку передали куда-то в самый конец отряда, а величественная процессия вошла в широко распахнутые ворота. Даин Второй спустился с постамента, на котором стоял украшенный драгоценными камнями трон Подгорных королей. Только то место, где раньше сиял Аркенстон так и осталось пустым, в назидание потомкам.

– Приветствую тебя, владыка Ривенделла, – низкий густой голос короля разнёсся по просторным чертогам.

– И тебе мой привет, Король-Под-Горой.

Пока союзники обменивались приветствиями, пока спешно готовили для гостей палаты, один из воинов-эльфов попросил привести рудничного мастера Бифура.

Выбираться из штольни, тащиться в парадную часть города, когда до многообещающей жилы каких-то пара футов оставалось, мастеру ужасно не хотелось. И что за надобность такая занятого гнома от работы отрывать. Эх, был бы ещё король прежний… Верность угрюмого гнома принадлежала сюзерену, этого не отнять, но сердце его было схоронено под этой горой. Не смог простить он Даину Второму того, что тот выжил, а его узбад – нет. Поэтому ни переодеваться, ни сапоги менять не стал. Даже руки, вымазанные рудничной пылью, не сполоснул. Так и ввалился в Тронный зал, оставляя грязные следы растоптанными рабочими сапогами.

Толпа разряженных эльфов сверкала в лучах света, искусно направленных на трон и место перед ним, как друза с бериллами, аж в глазах зарябило. Эльфы, как один, обернулись на его появление, Элронд, на полголовы возвышающийся над своими дылдами, приподнял бровь, как будто Бифур перед ним вприсядку прошёл. Король Даин недовольно поджал губы, Двалин, который стоял по правую руку сюзерена, сурово свёл брови и сложил могучие руки на груди. Да, неловко получилось. И ведь никто не сказал, что к гномам сиятельные гости припёрлись, чтоб им… не икалось.

Между длиннополых эльфийских одежд проскользнула маленькая босоногая девочка, подскочила к Бифуру, заглядывая снизу вверх странно знакомыми жёлто-зелёными, как трава под солнцем, глазами.

– Аглая? – даже не вопрос, вздох удивления вырвался из груди мастера.

– Неа, я Наста. Аглаей мою маму звали. А ты Бифур. Ты мой папа. Мне мама рассказывала.

Девочка лопотала, а Бифур смотрел на толстые чёрные косички, на еле заметные волоски, окаймляющие пухлые детские щёчки. Гномочка? Но откуда? В Подгорном королевстве детей такого возраста не было. Те, кто ещё в Эред Луине народились, давно переросли малявку, а в Эреборе гномки не торопились детей заводить. Какие тут маленькие, когда дом ещё отстраивать да отстраивать.

– Это дочь Аглаи, Бифур, – Элронд, дылда эльфийская чуть не вдвое сложился, не побрезговал простым гномом. И говорил на кхуздуле. – Её этой весной орки убили. Они к самому Бруинену вышли, когда женщины бельё полоскали. Аглая увидела, тревогу подняла. Все успели убежать, а её орочья стрела догнала. У девочки никого не осталось. Никого, кроме тебя.

– Дочь? Да как же? Что я с ней делать-то буду? Я же… – Бифур запнулся.

А кто он? Бобыль, который домой приходит только переночевать? У которого пол с год не метен и даже плошек нет – хозяин ест всухомятку, когда вспоминает за работой, что пора бы и перекусить?

– Растить будешь. Как все отцы дочерей растят. Потом замуж выдашь, если выберет себе гнома по сердцу.

Эльф выпрямился, сверкнул с высоты хитрыми глазищами. Девчонка продолжала лопотать на всеобщем, дёргала Бифура за руку, а потом вдруг прижалась к запылённой робе. Гном осторожно обнял хрупкие плечики и почувствовал, что где-то глубоко в груди становится горячо, и в глаза как будто пыль попала. А сморгнуть стыдно – ещё подумают, что солидный мастер плачет. Он неловко поклонился королю, потом эльфийскому владыке и, взяв девочку за руку, поспешил уйти из Тронного зала.

Позже, когда гости разошлись отдохнуть с дороги в отведённых покоях, Двалин подошёл к стоящему в одиночестве Элронду.

– Только у Бифура родился ребёнок в ваших краях? – спросил он, стараясь приглушить голос.

– Нет. Не только, – Эльф окинул гнома холодным взглядом. – Но вашему королю те дети не угрожают. Они принадлежат к роду людей. Хотя, я бы не стал сообщать о них Даину Железностопу.

Досада на остроухих, которые пытаются за гномов решать их судьбы, поднимала в душе волну гнева. Но опытный воин сумел сдержать рвущиеся наружу бранные слова, только желваки вздулись.

–Не сердись, Двалин. Те дети – надежда для людей. Человечий род хрупок. Знал бы ты, как тяжело Видящим наблюдать фэа смертных постепенно истекающую из их хроа. В декабре двадцать седьмого до нас дошли двадцать восемь женщин и детей. К вашему приходу их осталось девятнадцать. И это не болезни, не орочьи стрелы, не голод. Люди не могут жить без надежды, вянут, как луг без дождя. А за эти семь лет только одна смерть, да и то случайная. Не смотри варгом, воин. Подумай лучше, рады ли будут полукровкам в Подгорных чертогах? Особенно некоторым полукровкам.

– А зачем же вы эту привезли? – сказанное Элрондом не сочеталось с его делами. Опять остроухие что-то мутят.

– Разве только людям нужна надежда?

Владыка Ривенделла развернулся и текучей походкой направился вглубь отведённого гостям крыла. Могучий гном в досаде сжал кулаки. Не догонять же этого высокомерного полуэльфа, не унижаться, спрашивая, а не бегает ли по его долине сын или дочь Двалина, внуки Фундина.

– Ташия растит двух мальчиков-близнецов, – донёсся тихий голос из коридора. – Им по шесть лет, но они скоро догонят тебя в росте.

И побелевшие кулаки старого вояки разжались.

А по чисто выметенному коридору, ведущему в крыло Огненнобородых, шагали растоптанные запылённые сапоги и семенили босые детские ножки. Маленькая ручка казалась ещё белее в потемневшей ладони рудничного мастера. Толстые косички мотались и били по плечам, когда девочка вертела головой, дивясь устройству подземного города.

– А почему ребятишек нет? Они в другом месте играют, да? Ой, какая тётя красивая! А ты мне такие же заколочки подаришь? А я кашу варить умею и полы мыть. Только перину взбивать не умею – она тяжёлая. Папа Бифур, а ты меня своему языку научишь?

Они шли домой, и встречные гномки с замиранием сердца глядели на полуседого искалеченного гнома и его маленькую дочь. Его сокровище, его жизнь, его надежду.

По поводу имён ОЖП: я понимаю, что они неканоничные. Но я как-то не могу представить в такой ситуации женщин, которых зовут Морвен, Финдуилас или Феарвен. Да, и холодец можно было заменить пирогом с грибами. Но фик был уже подарен. Так что пусть будет как есть.

@темы: Джен, Гет, Фильм1: The Hobbit: An Unexpected Journey, "Хоббит" (книга), Фанфики

---

Драббл

[ju1a]

Драббл с Хоббитфеста по заявке: Голлум/Кольцо. Angst. Страдания после вероломного бегства Бильбо. Переломный момент, когда Голлум решает покинуть гоблинские пещеры и отправиться на поиски Прелести.
Рейтинг отсутствует, пейринг тоже.
Жанр - ангст
Автор - ju1a

Его нет. Мысль об этом не дает покоя, мучительно зудит на границе отчаяния и физической боли. Его нет. Нет. Исчезло. Я один. Я чувствую, что исчезаю, размываюсь, как прибрежный песок, становлюсь тонким и ломким. Его нет. Пустота там, где раньше было оно, невыносима. Я мечусь, не находя себе места, ярость сменяется отчаянием. Я царапаю каменные стены, и слышу, как эхо воя разносится по темным коридорам. Кто это воет? Кто? А, да. Это я. Нет. Нельзя. Не могу. Любая мысль, любое желание, все неизбежно соскальзывает к одному – Его нет. Я кружу по пещере безостановочно, проводя ладонью по шершавому холодному камню, кружу, кружу. Потом вспыхивает надежда. Мучительная, ослепительная надежда – и я сую руку в мешочек на поясе, шарю судорожно, вышвыриваю на пол камешки, наконечник стрелы, высохшую рыбью голову, выворачиваю мешок и бью им об стену, плюясь и визжа. Падаю на колени, перебираю камешки, надежда бьет судорожно крыльями в груди, царапая, разрывая ребра. Нет! Его нет! Швыряю камешки в озеро, разрываю рыбью голову на части, глубоко пропоров палец острым загнутым зубом. Сворачиваюсь в клубок, раскачиваясь, вою мерно и ровно. Это успокаивает. Так легче. Оно. Пронзительно совершенное, прекрасное – я вижу его, закрыв глаза. Теплая тяжесть в руке, гладкое, невыносимо, сладостно гладкое, пальцы скользят по бесконечности снова и снова, не останавливаясь. Оно нужно мне. Нужно!
Не знаю, сколько я так сижу. Минуту. Час. Год. Время истончилось. Оно плывет мимо меня, не замечая, не задевая. Я не существую. Вокруг темно, волны с мерным, равнодушным упорством бьют в каменный берег. Мерное, ритмичное шипение кажется успокаивающим. Я слушаю, положив голову на ладони, потом иду к озеру. Камень под ногами становится холоднее, ступни скользят по влажной слизи водорослей. Вода касается меня, ледяной язык облизывает щиколотки, я иду дальше, медленно, стараясь не поскользнуться. Мыслей нет. Пустота внутри затихла, она молчит ,пока молчит – и я спешу ее заполнить. Сейчас. Еще два шага. Раз. Два. Вот. Вода холодная и сладкая. Она течет в меня. Рот, нос наполняются водой. В ушах гулко бьется пульс озера. Дно уходит их под ног, и я парю, раскинув руки, в темной воде. Как птица. Птица в небе. Да. Я помню. Небо. Снаружи. Снаружи! Я вскидываюсь, взмахиваю руками, гребу отчаянно, выталкивая себя из воды. Воздух разрывает легкие, дышать больно. На берегу меня рвет, вода, которая течет из меня – ледяная.
Я знаю, что делать.
Я иду к выходу из горы. Стоя, спрятавшись за валуном у входа, и гляжу наружу. Мне страшно. Небо. Бесконечное, высокое, все накрывшее своей звонкой голубой скорлупой небо. Солнце, злое, впивающееся лучами, как когтями, в желтую мертвую землю. Запахи, звуки – они рушатся на меня, сминают, заставляя забиться в щель. Я колочу себя по голове, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать. Кровь, густая, соленая. Вкусная. Я облизываю губы, слизываю кровь с рук. Открываю глаза. Передо мной равнина – она длится и длится, не кончаясь, вся покрытая отвратительной сухой травой. Трава шуршит, как истлевшие пальцы мертвеца, пахнет остро и страшно. Это невыносимо. Невыносимо чувствовать кошмарную, неподдающуюся осознанию бесконечность вокруг. Я чувствую, какой я маленький. Маленький и беззащитный, как вытащенная из панциря улитка. Я корчусь у входа, не решаясь выйти. Я уязвим, непоправимо уязвим, ничтожен. Глаз солнца слепо шарит по равнине, от него нельзя укрыться, негде укрыться!
Я зажмуриваюсь, прячусь в себе. Вот оно. Бесконечное совершенство круга, сияние – теплое, мягкое. Коснуться, сжать в руках, чувствовать, как металл впечатывается в кожу…
ОНО МОЕ!
Я делаю шаг из пещеры.

@темы: Горлум, Фанфики

---

Арт-челлендж: иллюстрируем книгу "Хоббит" вместе!

[Thorin Oakenshield]

Дорогие артеры! Вашему вниманию предлагается челлендж, суть которого - общими усилиями проиллюстрировать книгу "Хоббит"!

@темы: Организационное, Рисунки, коллажи, фанарт, Ссылки

---

«Короли не плачут»

[~Psyhea~]

Фэндом: The Hobbit
Название: «Короли не плачут»
Автор:  ~Psyhea~
Бета:  JamieBradley
Герои: fem!Ори/?, Торин и Ко, Бильбо, Гэндальф,
Жанр: романтика, драма, приключения, фэнтези
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Статус: в процессе
Дисклеймер: автор не намерен использовать свое произведение в коммерческих целях
Саммари: Романтическая история на фоне событий Хоббита. Что если Ори на самом деле была девушкой? И до поры до времени скрывала это. Какие приключения выпадут на ее долю в развеселой компании гномов? И кому суждено похитить ее робкое девичье сердце?..
Во избежание спойлеров, пейринг в шапке не проставлен.
Размещение: с разрешения автора
Предупреждение: POV и ООС Ори, гендерсвитч
Примечание: Фанфик написан в рамках четвертого тура Хоббит-феста. (Заявка IV-67)
В первой части фанфика автор опирался на киноканон. По второй главе это можно отследить вплоть до мелких деталей. И в следующих нескольких главах вы также найдете недвусмысленные отсылки к фильму. Хвала Ауле, на этом Джексон остановился, ибо при рассмотрении ленты под микроскопом автор только укрепился в собственном видении пейринга.

1 глава (1000 слов)

1 глава

Тихо-тихо, чтобы не разбудить старшего брата, Ори складывала свои скромные сокровища в кожаную сумку: новый альбом с коричневатыми пергаментными страницами, несколько остро заточенных перьев и углей в деревянном пенале, складной ножик, да сверток с игрой. Не Ауле весть что… Но гномка совершенно не мыслила себе жизни без этих драгоценных предметов. Закрепив на поясе верную рогатку, Ори схватила со стола пару яблок и, бесшумно ступая по цветным плетеным половичкам, направилась к двери. Громкий всхрап заставил девушку устыдиться собственного эгоизма и воровато оглянуться на мирно спящего Дори. Однако, опасаясь преждевременного разоблачения, гномка лишь бросила короткий прощальный взгляд на дом, в котором она провела последние двадцать лет своей жизни и решительно шагнула за порог, навстречу приключениям.

Маленький шахтерский городок мирно почивал на склоне высокой горы. Стояла глубокая ночь и утомленные тяжелым трудом гномы сладко спали. Разве что несколько одиноких освещенных окон немного разгоняли уличный мрак и манили обещанием покоя припозднившихся путников. Ори торопливо свернула на главную улицу и через несколько метров с силой толкнула массивную деревянную дверь. В таверне царила непривычная тишина. Хозяин, встрепенувшийся было от скрипа входной двери, неодобрительно посмотрел на гномку и вернулся к прерванному занятию – натиранию медных кружек до блеска. Девушка моргнула, чтобы привыкнуть к тусклому свету от коптящего очага и, разглядев в конце зала знакомую рыжую корону, поспешила присоединиться к одинокому гному.
Нори невесело размышлял о перспективах грядущей авантюры и задавался риторическим вопросом, а стоило ли подписывать контракт, толком не разобравшись в деле. Конечно, харизма и представительность Двалина лучше всяких слов говорили о том, что затевается серьезное мероприятие, и награда мало кого оставит разочарованным, однако, перспектива встретиться со злобным драконом вдохновляла мало, несмотря на всю любовь гнома к новым впечатлениям. Участник похода к Одинокой горе сделал большой глоток из увесистой кружки, сплюнул на пол и удивленно уставился на приближающуюся фигуру.
- Клянусь Морийскими гоблинами, да это же… ОРИ! – Нори вскочил на ноги и сердито уставился на младшую сестру.
- Что ты здесь делаешь??!
Гномка слегка покраснела, но все же решительно уселась на скамью напротив брата и объявила:
- Я отправляюсь с тобой!
Нори пришел в ужас. Одно дело пускаться в опасное приключение в одиночку, и совсем другое - взять с собой любимую сестренку. Гном помрачнел и резко отрубил:
- И речи быть не может! Живо домой!
Девушка упрямо помотала головой и отчаянно возразила:
- Мне уже 31 год, а я ничего кроме этой горы не видела! Дашь ты свое разрешение или нет – я все равно иду! Не с тобой, так за тобой!
Осознав, что гномка настроена серьезнее некуда, Нори попробовал прибегнуть к решающему аргументу:
- А как же Дори? Хочешь бросить его совсем одного?
Хорошо изучившая все уловки брата, Ори ловко парировала:
- Тебя это почему-то никогда не останавливало!
С досадой признав правоту упрека, гном, скрепя сердце, решил пойти навстречу сестре.
- Так и быть… Но ты должна пообещать во всем слушаться меня! Возражения не принимаются. И при первом признаке опасности – сразу отправляешься домой!
Счастливая Ори с готовностью закивала головой и постаралась скрыть ладошками лихорадочный румянец, заливший щеки.
Нори посуровел и грозно произнес:
- Я не шучу! Как только запахнет жареным - ты без разговоров возвращаешься к Дори.
Внезапно он замолк и пристально вгляделся в полумрак справа от Ори. Лицо гнома слегка побледнело и вытянулось: на пороге таверны, заламывая руки и тревожно озираясь, стоял его старший брат. Нори издал что-то среднее между смешком и покашливанием и уткнулся носом в кружку. Ори, заинтригованная его поведением, оглянулась и тут же вскочила как ошпаренная. В сторону двух заговорщиков с удивительной для его возраста скоростью летел Дори.
- Ори, как ты могла?!! Сбежать! Под покровом ночи! В неизвестном направлении! Это недостойно молодой леди!!!
Гномка смущенно опустила глаза долу и обреченно упала обратно на скамью. Нависнув над ней живым укором, разгневанный Дори обратился к брату:
- А все ты… со своими путешествиями и рассказами о дальних странах. Гномы – трудовой народ, а не бродяги! Не допущу, чтобы ты испортил Ори жизнь своими сказками!
Нори терпеливо выслушал все высказанные упреки, одним глотком опустошил кружку и утер рот рукавом. Гном и сам вначале не был в восторге от идеи брать с собой Ори, но он категорически не разделял суждение брата о том, что все гномы обязаны сидеть на месте и трудиться на благо сообщества. И дело было даже не в том, что Нори не всегда бывал законопослушным гражданином, а в том, что гном признавал за каждым свободу выбора. Хочешь добывать металлы и драгоценные камни – работай в шахте, хочешь создавать прекрасные украшения – становись ювелиром, хочешь путешествовать – дорога начинается прямо за твоим порогом. Поэтому отчаянное желание Ори повидать мир пусть и не сразу, но все же нашло отклик в закаленном долгими годами скитаний сердце гнома. Нори дождался пока первая волна возмущения Дори пойдет на спад и умиротворяюще произнес:
- Мы всего-то прогуляемся до Шира и обратно. У меня встреча со старыми знакомыми. Если хочешь, отправляйся с нами.
Предложение присоединиться к путешествию гном добавил из чистой формальности и желания показать, что не гнушается общества брата.
Все еще не вполне остывший Дори внезапно выдал:
- И пойду!
От неожиданности Нори часто заморгал и озадачено почесал бровь. Такой поворот событий совершенно выбивался из обычного положения вещей, поэтому он решил на всякий случай уточнить, правильно ли он понял слова брата:
- Ты хочешь сказать, что бросишь дом, работу и пойдешь с нами бродяжничать?
Ори, затаив дыхание, наблюдала, как решается ее судьба.
Старший брат с вызовом посмотрел на младшего и важно произнес:
- Вот именно. Я Ори невесть куда не отпущу. Тем более с тобой. За вами обоими глаз да глаз нужен! Вы же ни стирать, ни готовить толком не умеете! Пропадете почем зря! А я уже все собрал….
Все больше и больше обалдевающий Нори автоматически переспросил:
-Ты все собрал? Что… что именно?
Сообразив, что никто в общем-то не протестует против его участия в походе, Дори немного успокоился и радостно защебетал:
- Ну как… Носочки теплые для Ори, шарфик для тебя, грибочки, шалфей и базилик к супчику, порошки и микстурки от хворей различных, платочки носовые, наборчик для штопки, фонарь, мышеловку, как же без мышеловки-то, ножик разделочный, сковородочку опять же, табачку про запас, наковаленку…
Разглядывая огромный рюкзак, который старший брат гордо водрузил на стол, Нори не выдержал и оглушительно расхохотался.

2 глава (1570 слов)

2 глава

Пробираясь по сумеречным дорогам Хоббитона, братья со вкусом переругивались.
- А я тебе говорю – нельзя лгать о таких вещах, - раздраженно отбивался Нори.
Старший брат не отставал и шипел ему прямо в ухо:
- Целых десять незнакомых гномов… Кто знает, что у них на уме!
Нори недовольно покачал головой:
- Доверие в отряде – жизненная необходимость!
Дори, не скрывая сарказма, фыркнул:
- Да, конечно, так они все тебе сразу правду о себе и рассказали! А мы должны беспокоиться о благополучии Ори.
Нори задумчиво перебросил мешок с одного плеча на другое и прикинул степень риска. Десять гномов помимо него и брата в длительном марш-броске. И одна единственная юная девушка в отряде. Ситуация не то, что бы просто сомнительная, скорее по-настоящему катастрофическая. В рассуждениях Дори определенно присутствовало зерно здравого смысла.
Нори взвесил все за и против и неохотно признал необходимость надвигающейся авантюры:
- Ну хорошо, твоя взяла. Есть конкретное предложение?

Ори следовала в некотором отдалении от переговаривающихся братьев. От их вечных перепалок у нее болела голова. Тем более что смотреть по сторонам было куда занимательнее, чем раз за разом выступать независимым арбитром в повторяющихся спорах. Дорога, по которой двигались путники, пролегала через живописную и мирную страну, населенную беззаботными жителями. Путешествие доставляло гномке ни с чем несравнимое удовольствие. Красивые пейзажи, новые звуки, запахи, люди. Все это волновало воображение и заставляло жадно вертеть головой, чтобы успеть рассмотреть то, до чего мог дотянуться взгляд. На привалах девушка всегда старалась улучить минутку и зарисовать то необычно изящный цветок, то очаровательное в свое непосредственности хоббитское жилище. Ори была бесконечно счастлива и мечтала только об одном, чтобы дорога подольше не кончалась.
Однако, когда гномка, миновав очередной поворот, внезапно наткнулась на братьев поджидающих ее возле круглой зеленой двери, девушка догадалась, что их путь все-таки приблизился к логическому завершению.
В то время как Нори, казалось, был мрачнее тучи, Дори выглядел чрезвычайно довольным:
- Прежде, чем мы войдем, Ори, ты должна пообещать нам одну вещь…
Нори нахмурился и поправил брата:
- Две вещи.
Дори не растерялся и продолжил:
- Да-да, две вещи...
Ори с подозрением смотрела на братьев, ожидая следующей фразы в духе: «Будешь ходить только за моей спиной, след в след» или «Придется поменьше отвлекаться на рисование», но уж никак не того, что ей предстояло услышать.
Дори откашлялся для звучности голоса и важно произнес:
- С этой минуты ты - гном, а не гномка. Поэтому тебе придется вести себя подобающе. Бери пример с нас…
- Точнее с меня, - ехидно ввернул Нори.
Старший брат бросил на него уничижительный взгляд и продолжил:
- За свою жизнь ты видела достаточно гномов, чтобы знать, как они себя ведут в больших компаниях. Делай выводы.
Изумленная Ори переводила недоумевающий взгляд с одного брата на другого. Те в свою очередь строго взирали на нее, ожидая ответа. Девушка с некоторым трудом взяла себя в руки и осмелилась уточнить:
- Но… зачем?
- Для твоей собственной безопасности и нашего спокойствия, - туманно ответил Нори.
Гномка обреченно вздохнула, еще не догадываясь, каких усилий ей будет стоить этот неожиданный секрет и кивнула, подтверждая свое согласие.
Братья обменялись многозначительными взглядами, и Нори добавил:
- Второе обещание будет дать нелегко, а сдержать, возможно, еще труднее, но мы с братом надеемся на твое благоразумие. Ты должна обещать, что… не влюбишься.
На несколько мгновений Ори лишилась дара речи. У нее просто в голове не укладывалось то, в чем от нее требовали поручиться. Поначалу девушке стало до слез обидно, что родные братья могли счесть ее охотницей за женихами или легкомысленной дурой. Однако, вглядевшись в их обеспокоенные лица внимательнее, Ори пришла к выводу, что эта просьба обусловлена скорее вынужденной необходимостью и заботой, нежели недоверием к ней. Девушке ничего не оставалось, кроме как дать обещание, сдержать которое ей было не суждено.
- Да-да, конечно. Можно подумать я именно за этим отправилась! – сердито пробормотала Ори, возблагодарив про себя провидение за сумерки, надежно скрывающие от братьев румянец смущения заливший ее лицо.
Гномы не без облегчения выдохнули и сразу же повеселили, предвкушая приятный вечер в хорошей компании за кружечкой крепкого эля. Словно в ответ на их мысли, поблизости раздалась лихая песня, и через минуту на крыльце рядом с ними уже стояла весьма чудная троица.

С самого начала все пошло не так, как ожидалось. Из-за чрезмерной ретивости хозяина в дом Ори не вошла, а в прямом смысле слова ввалилась. Причем в общем переполохе упала на кого-то совершенно незнакомого. Поднявшаяся на ноги девушка не знала, куда деться от смущения, поэтому благоразумно последовала примеру старших братьев и церемонно расшаркалась перед невысоким нервным полуросликом в пестром домашнем халате. Хозяин выглядел слегка подавленным и много суетился без повода, поэтому гномы благодушно взялись за организацию стола всей честной компанией. Опасаясь, как бы Ори не ляпнула чего-нибудь, Нори вручил ей посуду и знаком велел расставить ее. И не зря, девушка едва ли видела, куда ставит тарелки, потому что рядом с ней расположился самый настоящий волшебник. Он словно сошел с картинки в ее любимой книге сказок. Положив одну из вилок на скамью и чуть не сев на нее, гномка немного пришла в себя и, смутившись собственной рассеянности, решила в будущем быть внимательнее. Впрочем Дори уже отвлек внимание мага на себя, и Ори стала мало-помалу приглядываться к остальным участникам грядущего застолья. Разобравшись с посудой, девушка отправилась в кладовку и схватила миску с овощами, чтобы украсить центр стола. Но донести не успела. Ворчливый и недовольный хоббит отобрал у нее продукты и махнул в сторону столовой. Гномка решила, что тот собирается лично подать нарезанные помидоры в рамках какой-то местной традиции и прониклась уважением к гостеприимности маленького хозяина. Пока Дори о чем-то шептался с волшебником, а Нори тащил из погреба копченые сосиски, девушка пристроилась на краю скамейки и с интересом уставилась на забавную шапку колдовавшего над кружками с элем гнома. Тот, перехватив ее взгляд, дружелюбно улыбнулся и весело подмигнул покрасневшей Ори.
А дальше последовало типичное гномское застолье. Поверьте мне, вы бы вряд ли захотели принимать у себя таких гостей как гномы, если бы хоть раз поприсутствовали на их отвязной пирушке. Тут тебе и грубые шутки, и бестактная отрыжка, и перебрасывание едой, в общем, все то, чем в приличном скучном обществе никогда не занимаются. Ори, отрезанная от братьев беспокойным молодым гномом, старалась вести себя соответствующе ситуации, и когда хмель, наконец, ударил ей в голову вполне преуспела в этой нелегкой задаче. Когда первый голод был утолен, а наевшиеся гости словно сытые колобки раскатились по дому, в гномке взыграло чувство чистоты, и она, прихватив тарелку, подошла к хозяину дома.
- Простите… - Ори начала смущаться еще до того, как заговорила, уж очень грозно были нахмурены брови полурослика. – Что же мне делать с этим?...
Не успел хоббит сказать и полслова, как светловолосый молодой гном выдернул тарелку из рук девушки и быстрым движением перебросил ее брату. За одной тарелкой последовала вторая, третья, и вскоре уже к веселью присоединились абсолютно все. Побледневший хозяин метался от одного гнома к другому, уговаривая, увещевая и даже умоляя, но вошедшие во вкус развлечения гости в ответ только завели громкую песню. Зачарованная Ори едва успевала следить за посудным безумием, как вдруг неожиданно все закончилось. На столе перед растерянным хоббитом стояла гора перемытой посуды, а гномы покатывались со смеху, глядя на изумленную мордашку хозяина.
В этот самый момент настойчивый стук в дверь возвестил о прибытии нового гостя. Гномы тотчас высыпали в прихожую, чтобы встретить того, кто собрал их вместе в этот вечер. Любопытная Ори даже встала на цыпочки, чтобы было лучше видно из-за плеча высокого татуированного Двалина. На пороге норы стоял солидный гном средних лет в богатом наряде. В его темных волосах можно было заметить пару серебристых прядей, но лицом он был молод и весьма представителен. И только в глубоких темных глазах угадывалась вековая печаль.
После появления Торина настроение гномов изменилась. Даже Ори понимала, что разговор предстоит долгий и, придав максимум серьезности своему лицу, на всякий случай угрюмо раз за разом обводила взглядом всех присутствующих по очереди. Гэндальф извлек из рукава карту и старательно расстелил ее на столе. Дальше речь зашла о каких-то непонятных знаках, так что девушка почти было заскучала, если бы не сидевшие напротив нее братья. Они были совершенно не похожи друг на друга внешне, но вели себя так, будто были близнецами. Гномка грустно подумала о том, что у нее никогда не было друзей ее возраста. Может ей удастся подружиться хотя бы с этими. От размышлений о гномах девушку отвлекло знакомое имя – Смауг. Огромный дракон из синегорских сказаний. Яростный и неукротимый. Ори всегда нравилось читать о подвигах и, вдохновленная героическим примером из своих книг, девушка внезапно загорелась и вскочила на ноги:
- Я не боюсь его! Пусть готовится к встрече! Я заставлю его отведать вкус гномьего клинка…
Собравшиеся одобрительно загомонили, а побледневший Дори с силой усадил сестру обратно и прошипел:
- Ты что творишь!!!
Девушка, слегка смутившаяся от всеобщего внимания и подозревавшая, что львиную долю храбрости она почерпнула в своей кружке, послушно затихла и прислушалась к общему разговору. Пока гномы спорили о том, сколько драконов успел убить волшебник за свою жизнь, Ори незаметно выплеснула остатки эля в сторону. И тут же обмерла от мощного рыка Торина призывавшего воинственных спорщиков к порядку. Глава отряда определенно обладал ораторским талантом, поскольку после его краткого выступления девушка готова была с голыми руками идти хоть на дракона, хоть на Морию. Ори настолько замечталась о легендарных подвигах, которые ей предстоит задокументировать и прославить в веках, что пришла в себя только от грохота рухнувшего на пол хоббита.
Разговоры постепенно затихли, и в темной гостиной повеяло романтическим духом приключений, воинской доблести и сказочных сокровищ. Торин затянул тягучую мелодичную песню, и гномы один за другим подхватили ее. Казалось, в комнате играет какой-то неведомый инструмент, заставляющий души вибрировать в унисон. Прижав книгу к груди, Ори неловко поднялась на ноги и позволила волшебству музыки увлечь себя в путешествие по волнам памяти.

3 глава (1750 слов)

3 глава

На следующее утро гномы не без легкого сожаления покинули дружелюбную хоббичью норку, оставив хозяина досматривать сладкие сны, и отправилась прочь из Хоббитона по направлению к Восточному тракту. На скромный взгляд Ори, путешествие обещало быть, по меньшей мере, комфортным: девушка себя не помнила от восторга, когда ей вручили поводья чудесного рыжего пони – Дейзи. Ей всегда нравилось ездить верхом, правда, повод выпадал не так часто, как хотелось бы. Лошадка была послушной и тихой, а после того, как Ори скормила ей морковку, так и вовсе стала совсем шелковой.
Местные жители уже проснулись и приступили к каждодневным делам. Заметив вереницу верховых гномов, большинство хоббитов изумленно провожали процессию взглядом, а некоторые даже недоверчиво запирали калитку и спешили поскорее скрыться в доме.
За пределами городка дорога расширилась, и гномы, лениво переговариваясь, сбились в кучу. Некоторые нетерпеливо поглядывали назад, будто ждали чего-то или кого-то. И таки дождались. Совершенно неожиданно из кустов на дорогу перед Ори выскочил давешний нервный полурослик. Он торопился так сильно, что совсем запыхался и смог выпалить только:
- Я подписал контракт! Я подписал!
Седой Балин для верности изучил подписи на гербовой бумаге, после чего официально произнес:
- Похоже, что все в порядке. Добро пожаловать, мистер Бэггинс, в отряд Торина Дубощита!
Гномы одобрительно загомонили, и компания весело двинулась вперед под аккомпанемент летающих мешков с деньгами. Сама девушка ставок на Бильбо не делала, а вот ее брат, Нори, продул предприимчивому Оину. Дори, ехавший рядом с гномкой, только головой покачал, наблюдая за тем, как солидный куш перекочевал из рук в руки. Казалось, обедневшего Нори проигрыш совсем не расстроил, даже наоборот – позабавил. Он как раз тихо посмеивался про себя, когда его догнал старый друг.
Бофур плавно осадил пони и конспиративно наклонился к товарищу:
- Есть разговор…
И только Нори кивнул и приготовился слушать, как за его спиной опять раздался настойчивый голос хоббита:
- Постойте! Постойте! Мы должны вернуться!
Караван притормозил, и гномы начали оглядываться на своего непутевого спутника. Кто-то раздраженно спросил:
- Теперь-то что случилось?
Бильбо растерянно хлопал себя по карманам и выглядел крайне раздосадованным. Удостоверившись в бесплодности своих поисков, полурослик неуверенно пожаловался Гэндальфу.
- Я забыл носовой платок!..
Участники похода насмешливо зафыркали, в то время как Бофур радушно оторвал кусок от своего одеяния и перебросил Бильбо:
- Вот держи!
Пока шокированный хоббит таращился на тряпку, зажатую в руке, все остальные нетерпеливо двинулись дальше. Пришпорив своего пони, Нори подъехал к гному в ушанке и продолжил прерванный разговор:
- О чем ты хотел поговорить?
Бофур дружелюбно улыбнулся и тихим голосом упрекнул гнома:
- Ты что-то не договариваешь, друг мой…
Нори едва заметно напрягся, стараясь не единым движением не выдать охватившее его подозрение. Собеседник, как ни в чем не бывало, продолжил:
- Помнишь, после того «Ящерного дельца» в Синих горах мы бродили по городу в поисках приличной таверны?
Немного расслабившийся Нори неуверенно кивнул, и друг сразу же огорошил его своей невероятной памятью:
- Тогда на одной из площадей, ты прикупил походную сумку из кожи отличной выделки в подарок младшей сестренке…
Гном бросил демонстративный взгляд через плечо на Ори и многозначительно замолк. «Можно обвести вокруг пальца кого угодно, но никак не товарища, который знает тебя, как облупленного», - подумал Нори и пытливо посмотрел на собеседника:
- Я надеюсь, это останется между нами?..
- Как и всегда…
Глаза Бофура лучились хитростью, а руки сымпровизировали незаметный, понятный только двоим, тайный жест. Нори благодарно улыбнулся и подумал, что такого друга никогда не променяет даже на сокровища всей Одинокой горы целиком.
Тем временем, Ори приходилось совсем не сладко в роли младшего гнома отряда. Дори оставил сестру и вовсю предавался воспоминаниям вместе с Оином, а девушка оказалась между двух огней, точнее – братьев.
Племянники Торина догнали гномку и на правах старших придирчиво оглядели ее с головы до ног. Первым, конечно же, заговорил Фили:
- А где же твое оружие, Ори?
Не чуя беды, девушка робко сняла с пояса рогатку и показала вопрошающему. Братья моментально развеселились:
- Разве это оружие? А если на тебя нападет гоблин с кривым ятаганом наперевес? Ты будешь отбиваться от него этой деревяшкой?
Ори смутилась и побыстрее сунула верную «подругу» обратно. Следующий вопрос озвучил Кили:
- А что это за вязанная жилетка? Было бы весьма опрометчиво надеяться, что вражеские стрелы увязнут в ней при атаке…
Ори смутилась окончательно, и обжигающий румянец опалил ей щеки. В насмешках гномов была своя неоспоримая логика. Кто же отправляется в опасное путешествие, вооруженный одной рогаткой? Путник может не быть воином, но хоть какое-то оружие необходимо даже барду и летописцу. Девушка с легкой завистью посмотрела на лук с колчаном стрел, перекинутые через плечо Кили и на рукояти мечей за спиной Фили. Решив в ближайшее время, обязательно выпросить у Нори хотя бы ножик, гномка робко поинтересовалась:
- А вам уже приходилось убивать? Гоблинов? Орков?..
От этого вопроса бравада братьев мигом улетучилась, и Фили неохотно процедил сквозь зубы:
- Если бы они водились в Синих горах…
Смертельно оскорбленный замечанием Кили язвительно огрызнулся:
- Мы всегда готовы к встрече с ними, в отличие от некоторых…
Щеки Ори снова предательски запунцовели, а глаза невольно наполнились слезами. От продолжения унизительного разговора, девушку избавил спасительный окрик Торина:
- Фили, Кили, вы мне нужны! Сейчас же!
Братья тотчас же забыли о собеседнице и поспешили присоединиться к дяде во главе колоны.

На исходе третьего дня пути отряд разбил лагерь на невысокой горе. Собравшиеся вокруг костра гномы сытно поужинали и предсказуемо начали клевать носами. Внезапно из долины, лежавшей у подножия горы, послышались странные скрипучие вопли. Бильбо отреагировал первым и настороженно повернулся в сторону попутчиков:
- Что это за звуки?
Кили оторвался от полировки ножа и невозмутимо ответил:
- Орки.
Похолодевшая Ори выбралась из спального мешка и прислушалась, но режущие голоса уже стихли. Тем временем братья продолжали нагнетать атмосферу:
- Их должно быть сотни в этих горах. Низинные земли так и кишат ими.
- Они подкрадываются к мирным селениям в темноте. Тихо, неизбежно. И только реки крови.
Бильбо с каждым словом бледнел все больше, да и гномка чувствовала себя совсем неуютно, зная, что где-то там внизу бродят бездушные толпы орков. Фили и Кили незаметно переглянулись и усмехнулись – свою задачу напугать взломщика они с честью выполнили.
Неуместное веселье прервал тяжелый голос Торина:
- Вы думаете это смешно? Считаете ночные набеги орков всего лишь шуткой?
Лидер отряда бросил осуждающий взгляд на расшалившуюся молодежь. Пристыженный Кили тихо повинился:
- Мы не имели в виду ничего такого …
- Вот уж действительно… Вы ничего не смыслите в этой жизни,- раздраженный Торин прошелся по лагерю и пристально вгляделся в ночную тьму.
- Не серчайте на него, парни… У Торина больше причин ненавидеть орков, чем у большинства ныне живущих, – Балин приблизился к костру и пояснил:
- После падения Эребора, король Трор попытался вернуть гномам древнейшее гномье королевство – Морию. Но наш враг добрался туда первым…
Затаив дыхание, слушала Ори печальный рассказ седого гнома, а когда он закончил, почувствовала себя обязанной роду Дьюрина в целом, и Торину в частности, своим собственным существованием. Ее могло бы и не быть на свете, если бы лет сто назад под чутким руководством молодого наследника трона эреборские гномы не обосновались в Синих горах.
Взволнованная услышанным девушка долго не могла уснуть, а когда беспокойный сон все-таки сморил ее, то спала она недолго.

Суровые скалы в тот день стонали и гудели от топота тяжелых, закованных в броню ног. Лишившись одного королевства, Трор вел свое войско на завоевание другого, еще более древнего и драгоценного для всех гномов. Казад Дум жил в сердце любого, независимо от его происхождения, он был путеводной звездой - живым доказательством величия возлюбленного народа Ауле. Утробно басили рога, яростно сверкали топоры и мечи, и сердце короля полнилось отчаянной надеждой. Эребор за Морию, да кто он такой, чтобы отказываться от такого подарка судьбы, вопрошал себя Трор, выступая впереди войска с мечом наперевес. По правую руку от него шел молодой внук, не раз доказывавший на деле преданность своему роду. Небольшой орочий отряд разведчиков был смят за считанные секунды, и армия вплотную приблизилась к месту грядущей битвы. Трор скомандовал остановиться и удивленно воззрился на открытые ворота в святая святых – сердце Мории. Что-то было не так. Умудренный годами правления король понимал, что орки, как бы мало их не было, не бросят обжитые горы без причины и уж тем более не подарят их своим кровным врагам. Кто-то настойчиво заманивал гномов внутрь, чтобы там использовать преимущество узких темных галерей себе во благо.
Трор мрачно сдвинул брови и громогласно провозгласил:
- Трусливые твари! Вам не хватает храбрости даже встретить смерть лицом к лицу!
Гномы поддержали своего короля одобрительными криками и улюлюканьем. Тревожный порыв ветра пронесся над пустынными скалами и заставил встрепенуться эреборские знамена. Земля задрожала, и из чрева горы раздался мощный нарастающий гул. Воздух наполнился оглушительным барабанным боем, и из ворот на каменное плато хлынула лавина мерзких созданий.
Со страшным грохотом и неистовым воем сошлись две волны посреди поля битвы. Огромный гундабадский орк, предводитель вражеского войска, раз за разом раскидывал гномов вокруг себя, словно картонных солдатиков. Заметив это, Трор поспешил навстречу единственному достойному противнику. Увы, удача отвернулась от Короля гномов с того самого момента, как он взял в руки злополучный Аркенстон. Вот и сейчас он не смог противостоять животной ярости Азога и пал жертвой собственного тщеславия. Лишившись предводителя, гномы растеряли боевой пыл и с трудом сдерживали натиск врага. Помощь пришла с неожиданной стороны. Разъяренный наследник Трора вступил в схватку с Осквернителем и, движимый неистребимой ненавистью к убийце деда, сумел отрубить гундабадскому орку руку. Воодушевленные примером своего молодого короля, гномы сомкнули ряды и бросились в атаку…
На закате дня над полем битвы пролетал быстрокрылый дрозд. Молчаливая птица описала несколько кругов над героически павшими эреборцами и опустилась на камень, обагренный благородной кровью. Подняв острый клюв к небесам, дрозд печально застрекотал птичью поминальную песню.

От задорного пения птиц Ори очнулась на рассвете раньше остальных. Вытерев рукавом рубашки навернувшиеся слезы, девушка потянулась за своей сумкой и нетерпеливо вытащила альбом с набросками. Сон был таким ярким, что никак не шел у гномки из головы, поэтому следующие полчаса она провела с углем в руках. Ори настолько увлеклась, что не заметила тихо подкравшегося Бофура, и подпрыгнула на месте, услышав деликатное покашливание за своей спиной.
- Немного угнетающий сюжет для такого прекрасного утра, не находишь?
Гном хитро прищурился, разглядывая рисунок через плечо девушки. На альбомной странице резкими черными штрихами было набросано поле битвы, в центре которого Торин стоял на коленях над поверженным дедом. Ори смущенно прикрыла страницу рукой и повернулась к неожиданному собеседнику:
- Никак не могу выбросить из головы вчерашнюю историю…
Бофур понимающе покивал головой и почесал бровь:
- Ты действительно хорошо рисуешь. Редкий талант для гнома, смотри не зарой его в землю.
Девушка польщено улыбнулась и трепетно посмотрела на свою работу. Гном уже повернулся, чтобы уйти, но внезапно добавил:
- Вот только одна деталь далека от истины…
Ори с трудом оторвалась от картины и подняла заинтересованный взгляд на собеседника. Бофур бросил последний выразительный взгляд на рисунок и решительно резюмировал:
- Короли не плачут.

4 глава (2460 слов)

4 глава

Пробираясь вслед за Нори по узкому межскальному ущелью, Ори размышляла о том, что день не задался с самого начала. Сначала голодные тролли, польстившиеся на пони и чуть не позавтракавшие гномами, затем странный, пугающего вида волшебник, ну и апофеоз солнечного «тихого» денька – перебежки между камнями с припасами за спиной в тщетной попытке скрыться от гоблинской кавалерии. Согласитесь, не самый желанный распорядок дня для юной путешествующей гномки. Хорошо хоть Нори, поддавшись на уговоры девушки, высмотрел ей пару кинжалов в пещере троллей. Ори опустила голову вниз и со смешанным чувством гордости и удовлетворения посмотрела на едва заметные резные рукоятки над опушкой сапог. Главное, чтобы Дори не обнаружил ее холодную заначку раньше времени. Как пить дать отберет!
Гномка обернулась назад, отыскивая старшего брата взглядом, и тут же смущенно отвернулась. Прямо за ней шествовал мрачный озабоченный Торин. У девушки до сих пор в ушах стоял его крик: «Ори – нет! Вернись!», когда она по инерции вылетела из-за камня чуть ли не навстречу варгам. Тяжелая сильная рука схватила ее за шкирку и потянула в укрытие. Гномка озадаченно покачала головой. Сначала этот невероятный гном спасает ее семью, теперь вот ее саму. Что дальше? Еще пара таких королевских услуг, и ей за всю свою жизнь не расплатиться.
Впереди показался свет, и Ори следом за братом вышла на небольшую каменную площадку, с которой открывался фантастический вид. От призрачных брызг многочисленных водопадов обитель эльфов переливалась всеми цветами радуги. Мягкий шорох воды, подчеркивающие резные своды причудливые тени и теплое мерцание небесно голубых крыш, казалось, по ошибке воплотились из чьего-то сна в реальность. Даже отсюда, с другой стороны узкой долины было видно, что Ривенделл украшают многочисленные искусно обработанные статуи из различных пород камня. Несмотря на все свои сложные и неоднозначные чувства по отношению к эльфам, все, без исключения, гномы не могли не оценить красоту Последнего Приюта.
Торин не выглядел особенно счастливым от осознания того, что Гэндальфу-таки удалось его провести, но отряд был измотан событиями последних суток. Гномам требовались еда и отдых, а ему – ответы на вопросы. Наградив волшебника многообещающим взглядом, лидер отряда угрюмо последовал за ним, проклиная изворотливость магов, вошедшую в поговорки по всему Средиземью.
Без осложнений все же не обошлось. Признаться честно у Ори, засмотревшейся по сторонам, просто перехватило дух, когда вокруг их маленького отряда на лошадях загарцевали эльфы в ослепительных доспехах. После короткой беседы на незнакомом певучем наречии, волшебник и эльфийский владыка нашли общий язык и гномов в изысканных выражениях пригласили на ужин.

Дори блаженствовал. Никто из его родственников не разделял его пристрастия к правильному питанию, скорее наоборот, все они полагали овощи без мяса ниже своего достоинства. Гном с хрустом разгрыз капустный лист и с неожиданным для себя одобрением подумал, что эльфийская кухня не так отвратительна, как могла бы быть. Чего нельзя было сказать по лицам его товарищей. Ори с сомнением подцепила кончиком пальца салатный лист и неуверенно принюхалась. Дори, успевший уже оценить не только еду, но и чудесное фруктовое вино, подбодрил сестру:
- Попробуй, хотя бы кусочек.
В памяти девушки всплыли травяные запеканки, которые ей приходилось поглощать в немереных количествах все детство, и она решительно отставила тарелку в сторону.
- Не люблю зеленую еду… Может у них есть хотя бы жареная картошка?
Не теряя надежды, гномка окинула пытливым взглядом все блюда на столе и грустно вздохнула. Может, эльфы и построили город мечты, до пира мечты им еще совершенствоваться и совершенствоваться…
После длительного ужина гномам предоставили шикарные покои, и обеспокоенный Линдир пожелал им приятного отдыха. Гэндальф пропадал где-то вместе с владыкой Элрондом, надо полагать, у них накопилось много новостей, которыми стоило поделиться наедине. Торин после возвращения с совета яростным шепотом убеждал в чем-то хмурого Балина. Остальные же гномы не теряли времени зря. Только Линдир вышел за порог, Бофур возмущенно воскликнул:
- Вы, как знаете, но лично я этой травой не наелся. Предлагаю продолжение банкета!
Оголодавшие гномы поддержали его таким дружным оглушительным ревом, что Линдир в конце коридора споткнулся на ровном месте и схватился за сердце. Эльфа как-то внезапно, но предсказуемо окатило нехорошими предчувствиями с головы до ног.
Первым делом ударный разведывательный отряд в лице Фили и Кили прогулялся вдоль пустого коридора. После тщательной рекогносцировки на дело отправились Бифур и Нори. Кили возглавлял шествие и показывал дорогу. В одной из смежных комнат, гномы обнаружили все необходимое для костра, а в другой приемлемую посуду. Бифур и Нори с трудом подняли тяжелый пуфик, затянутый серебристой тканью и украшенный резьбой по дереву. Кили, исполненный гордости за возложенные на него обязанности, не столько руководил процессом передвижения мебели, сколько мешался под ногами. После первого же косяка Нори с неожиданным энтузиазмом присоединился к кхуздульскому рабочему слогу Бифура. Но младшего гнома рода Дьюрина не так-то просто было задеть. Стараясь помочь изо всех своих лидерских сил, Кили нарезал круги вокруг медленно ползущего в сторону двери пуфика и радостно, но бестолково давал советы. Один раз в раже дружеского участия даже залез под движущуюся конструкцию, что вызвало удвоенный поток ругательств со стороны выдыхающихся носильщиков.
Со второй комнатой все вышло проще. Фили, заручившись поддержкой Ори и Бомбура, за считанные минуты очистил белоснежный сервант от дорогих фарфоровых блюд. А вот на выходе, светловолосый племянник Торина чуть не попался. Линдира не оставляли мысли о беспокойных гостях, и он решил лично удостовериться в их благополучии, а также в благополучии парадных гостевых покоев Ривенделла. Заметив выходящего из голубой столовой молодого гнома, эльф только укрепился в своих подозрениях и без обиняков, поинтересовался:
- Кажется, Вы заблудились? Ваши покои в конце коридора…
Фили невозмутимо затворил за собой дверь, за которой застыла испуганная Ори с башней тарелок на руках, и театрально вздохнул:
- Да-да, я заблудился. Не подскажете, как пройти в библиотеку?
Линдир почувствовал, что седеет на глазах. Перед его мысленным взором в красках пронеслась впечатляющая картина. Гномы играют в футбол старинными валинорскими манускриптами, сдирают кожу с обложек, чтобы залатать свои старые сапоги и, конечно же, разводят в центре библиотеки огромный инквизиторский костер. Эльф приложил руку ко лбу, чтобы выиграть время и с трудом разобрал ехидное замечание гнома:
- Кажется, Вам нехорошо?
По постановке вопроса Линдир догадался, что ему отвечают его же монетой и призвал Элберет в свидетели своего безграничного терпения.
- К сожалению, в библиотеке сейчас инвентаризация…-выкрутился находчивый эльф и не удержался от торжествующего взгляда на оппонента.
Краем глаза заметивший шевеление за спиной собеседника, гном изобразил глубокую задумчивость, давая возможность брату и его «помощникам» доставить груз по назначению.
Нервы Линдира обострялись секунда за секундой, а шестое чувство недвусмысленно подсказывало, что его водят за нос, и скандальное разоблачение с каждый потерянным мгновением ускользает из его цепких рук. Сообразительный Фили углядел перемену в настроении собеседника и решил перейти к крайним мерам. Гном схватился за сердце и жалобно застонал. Повинуясь своей сострадательной натуре, эльф слегка склонился к изображающему мученика Фили и участливо поинтересовался:
- Что-то случилось? Вы плохо себя чувствуете? Где болит?
Гном закатил глаза и, указывая на левую сторону груди, трагически понизил голос:
- Сердце…
Линдир наклонился еще ниже и прислушался. Сердцебиение было ровным и уверенным. Бледности у пациента не наблюдалось. Подгадав момент, когда эльф наклонился слишком низко, чтобы видеть выражение его лица, Фили скорчил зверскую рожу брату и недвусмысленно мотнул головой в сторону пыхтящих Бифура и Нори. Кили покивал и знаком попросил потянуть время еще совсем немного. До полного и безраздельного владения пуфиком, гномам оставались всего каких-то два шага.
Тем временем эльф, слушая чужой сердечный ритм, заботливо поинтересовался:
- Так что с сердцем?
Фили картинно застонал и, кокетливо перекинув одну из светлых косичек через плечо, с придыханием прошептал:
- Его похитили вы…
Стоя на коленях перед гномом и, склоняясь к его груди в жутко неудобной позе, Линдир похолодел до кончиков ногтей. Что этот, Мелькор его дери, гость себе позволяет! Эльф краем уха слышал, что у гномов не так уж много женщин. Но еще никогда эта второстепенная и далекая проблема не вставала перед ним настолько остро и злободневно.
Помирающий от беззвучного смеха за спиной эльфа, Кили показал брату два больших пальца и пулей залетел в комнату вслед за многострадальным пуфиком. Хохот, грянувший из гостевых покоев, несколько привел Линдира в чувство, и он поспешил ретироваться с поля боя, спасая остатки своей мужской чести и унося на руках смертельно раненное достоинство.
Фили самодовольно хмыкнул и выпустил из заточения красную от смущения Ори и хрюкающего Бомбура. Девушка удостоилась от шутника дружелюбного тычка в бок и добродушного совета:
- Смотри и учись, как нужно управляться с эльфами!
Промычав что-то невнятное в ответ, гномка поспешила вернуться в отведенные им покои и с облегчением сгрузила тарелки на первый подвернувшийся стол. Торин и Балин тактично самоустранились от всеобщего безумства, знай себе, покуривали трубочки на балконе. Командовал парадом Бофур. Он уже успел разделать половину пуфика и, весело напевая что-то под нос, раскладывал деревянные детали мебели в красивый костер по фэн-шую. Сверху на доски, гном в ушанке предусмотрительно высыпал мягкую набивку, чтобы огонь лучше занялся. Предоставив старшему брату, разбираться с огрызком табуретки самостоятельно, Бофур с лихим свистом эффектным движением ударил кремнем по огниву, и спустя несколько минут вокруг костра толпились гномы с сосиками, нанизанными на длинные походные вилки.
Получившая порцию из рук Нори, девушка скромно сидела на своей ступеньке и с удовольствием поглощала любимую еду. Каким образом заработано это пиршество, гномка старалась не думать. И все же каждый раз, натыкаясь взглядом на шушукающихся в уголке братьев, девушка искренне жалела бедолагу эльфа, по случайности вставшего между гномами и сытным ужином. С лиц Фили и Кили не сходили счастливые ухмылки, и братья так и стреляли глазами по всей комнате. Меланхолично дожевывая последнюю сосиску, Ори с тревогой отметила про себя, что племянники Торина явно что-то задумали. И всем своим существом возжелала, чтобы очередное приключение обошло ее стороной.

После прогулки под луной и чтения древних рун, Бильбо почувствовал, что проголодался. В спокойной обстановке его аппетит вернулся на круги своя, и хоббиту захотелось устроить себе второй ужин. Поотстав от обсуждающих состоявшийся совет спутников, полурослик заглянул в обеденную залу и застал там несколько пирующих эльфов. На трогательный вопрос, а не осталось ли чего покушать, дружелюбные создания собрали хоббиту огромный поднос с едой. Поэтому, когда нагруженный до предела и пару раз заблудившийся Бильбо, наконец, добрался до комнаты, его встретил теплый радушный прием и порция сосисок в дополнение к вегетарианскому меню. Счастливый полурослик собрался было начать с миски овощного супа и уже сделал шаг к огню, чтобы подогреть его, но в его скромные планы вмешалась судьба в виде двух неугомонных братьев. Кили выхватил тарелку из рук хоббита и, протанцевав с ней по комнате, передал брату. Фили в свою очередь ловко увернувшись от раздосадованного Бильбо, облетел вокруг костра и картинно споткнувшись о ногу монументального Двалина отрепетированным движением надел миску на голову Ори.
Бедная девушка немедленно вскочила на ноги и отчаянно взвыла:
- Какого гоблина вы творите!!!
Под грозным взглядом дяди, Фили изобразил максимально искреннее раскаяние:
- Прости, пожалуйста Ори! Мы больше не будем дурачиться, правда, Кили?
Братья перемигнулись, и младший с не внушающим доверия энтузиазмом подтвердил:
- Мы больше не будем!
Поднявшийся было Дори, поймал выразительный предостерегающий взгляд брата и неохотно опустился на место. Действительно, Ори больше не его любимая маленькая сестренка, а молодой гном, которому предстоит выживать в этом отряде самостоятельно.
Придирчиво изучив фальшивое раскаяние на лицах виновников своего положения, девушка только вздохнула и поплелась к выходу в надежде, что у хозяев найдется удобный спуск к реке или еще какое место для купания. Проводив гордую спину гномки внимательным взглядом, Бофур наклонился к Нори и едва слышно прошептал:
- Она у тебя - молодец! Держится. Чувствуется порода!
Нори незаметно улыбнулся и взглядом поблагодарил друга за комплимент.

Ори обреченно брела по коридору, снимая с волос и одежды листья салата. Поскольку вокруг царила безупречная чистота, девушка даже не решалась бросить злополучную зелень на пол. И как назло в пределах видимости не наблюдалось ни души. Гномка уже было повернула назад, как вдруг услышала нежные переливы арфы. Разумно рассудив, что терять ей уже нечего, Ори, толкнула дверь, из-под которой лилась красивая музыка и сощурилась, привыкая к полумраку.
- Добрый вечер, – темноволосая эльфийка поднялась навстречу неожиданной гостье и вежливо представилась.
- Меня зовут Эламир, я могу вам чем-то помочь?
Взгляд эльфийки скользнул по укропу и редису, торчащим из прически ночной посетительницы, и спустился ниже на плечи, где словно погоны, вольготно раскинулись морковные звездочки. Брови Эламир слегка приподнялись, но природный такт и воспитание не позволили опуститься до грубого замечания о внешности.
Ори радостно улыбнулась, совсем позабыв и о своей экзотической наружности, и о листьях салата, судорожно зажатых в руке:
- Да-да, я буду вам бесконечно благодарн… благодарен за помощь! – от волнения девушка чуть не забыла, что для окружающих она должна выглядеть мужчиной.
Из соседней комнаты послышался недовольный голос:
- Эламир, кто там у тебя? Ты отвлекла меня от такой чудесной рифмы!
Не успела эльфийка ответить на риторический вопрос, как в дверном проеме возник Линдир собственной персоной. Увидев, с кем беседует его благоверная, эльф примерз к полу и с суеверным ужасом вытаращил глаза на кошмарное видение. В дверях его покоев совершенно определенно стоял гном. Не тот, что вынудил пить валерьянку полчаса назад, но тоже гном. И не могло быть никаких сомнений в том, что намерения у этого существа самые гнусные. В глазах у Линдира потемнело, и он воочию увидел разбитую арфу, из струн которой предприимчивые гномы налаживают тетиву, его любимую диадему, нацепленную на чучело варга и женщин-гномов, активно увивающихся за его невестой. Косяк выскользнул из ослабевших пальцев, и несчастный страдалец рухнул в глубокий обморок.
Если даже Эламир и удивилась поведению своего возлюбленного, то безупречное воспитание не позволило ей дать понять незнакомому человеку о переживаемых эмоциях. Догадывавшаяся о причинах подобной реакции, Ори тем более решила не заострять внимание на случившемся инциденте и вежливо переждав, пока эльфийка пристроит своего поэта в другой комнате, гномка смущенно поинтересовалась:
- Вы не могли бы проводить меня до купальни?..
Невозмутимое лицо Эламир просветлело, поскольку одной загадкой в ее жизни стало меньше. Тепло улыбнувшись маленькому неряхе, девушка покинула комнату и, сделав приглашающий жест, двинулась вперед по галерее.

Поблагодарив отзывчивую эльфийку за помощь, Ори с наслаждением избавилась от грязной одежды и залезла в горячий источник. Бассейн с теплой водой был рассчитан на человеческий рост, поэтому гномке пришлось держаться за мозаичный бордюр, чтобы не пойти ко дну. Пару раз нырнув, девушка наконец-то окончательно избавилась от овощного супа на лице и волосах. Оставалась еще одежда, недолго думая, Ори стащила наиболее пострадавшую куртку в воду и натерла ее подвернувшимся под руку лавандовым мылом. Пока верхняя одежда сушилась на берегу, гномка успела вымыть голову и вылезти из источника, закутавшись в полотенце, заботливо поджидавшее ее на бортике бассейна. Заворачиваясь в махровую ткань, Ори услышала какое-то странное шуршание за своей спиной и резко обернулась. Источник был закрыт с трех сторон, с четвертой же - в стене была пробита огромная арка, чтобы можно было любоваться на долину, нежась в теплой воде. От арки к ближайшим постройкам шла дорожка, вымощенная белым камнем, вокруг которой в изобилии росли пышные кусты, закрывающие купальню от досужих посторонних глаз. Однако, гномка была совсем не уверена, что зеленые насаждения соответствовали своему предназначению. По крайней мере, в ее случае. Девушка могла поклясться, что слышала чей-то сдавленный шепот и звук удара. Спешно натягивая под полотенцем беззаботно брошенную одежду, Ори проклинала свою самонадеянность и старательно вглядывалась в сумрачную ночь.
В это самое время чуть выше по склону надежно укрытые от самых зорких глаз кустами две темные фигуры незаметно скользнули вдоль дорожки, возвращаясь в замок.

5 глава (1940 слов)

5 глава

Несмотря на ночную гулянку, гномы поднялись рано вместе с первыми птицами и быстро собрались в дорогу. Серыми тенями проскользнув по мирно спящему эльфийскому городу, отряд путешественников к великому облегчению их предводителя беспрепятственно покинул мирную обитель. Рассвет гномы встретили на широкой горной тропинке примерно за лигу от Ривенделла. Невыспавшийся, но довольный пирушкой Бофур что-то тихо напевал себе под нос, остальные передвигали ноги молча. Осовелые и помятые лица отряда говорили сами за себя. Ночка удалась на славу. Даже хоббит устало позевывал и с трудом поспевал за гномами.
Помимо легкого физического недомогания Ори одолевали нехорошие предчувствия по поводу ночного купания. Девушка старалась держаться тише воды, ниже травы и внимательно наблюдала за своими спутниками. Гномы вели себя как обычно, никто не тыкал в нее пальцем и не хмурился при виде ее робкой улыбки. Ори уже совсем было убедила себя, что вчерашние звуки ей просто показались, как постепенно начали сбываться ее самые худшие опасения.
Широкая горная дорога постепенно превратилась в узенькую тропинку, лепившуюся к неприступным высоким скалам. Отряду пришлось перестроиться, и гномы продолжили путь по одному, стараясь не задерживаться на месте и не выпускать из виду идущего впереди. Осторожно ступающая по тропе Ори не обратила внимания, что оказалась в окружении племянников Торина. И зря. Эреборские наследники никак не могли стерпеть полнейшего равнодушия к собственным персонам, поэтому, обменявшись многозначительными взглядами, братья приступили к делу.
Первым начал игру впереди идущий Фили:
- Ори, не отставай, плетешься как девчонка…
Светловолосый гном надменно отвернулся и ускорил шаги. От такого сравнения девушка нервно вскинулась и по удаляющейся спине Фили попыталась понять, что он имел в виду, попрекая ее таким образом.
Увы, широкая спина так и осталась непроницаемой, а вот сомнения в гномке взыграли с новой силой. Непривыкшая к дальним пешим переходам, Ори с трудом догнала Фили и дала себе зарок не отставать, во что бы то ни стало. За следующим поворотом, процессия замедлилась и вскоре остановилась совсем. На тропе впереди лежал огромный камень, и гномам требовалось время, чтобы его расщепить и сбросить в пропасть. Пока самые сильные и умелые занимались неожиданно возникшей проблемой, девушка присела на землю и вытянула усталые ноги, преисполненная благодарности за эту минутную передышку. Рядом с ней опустился на каменную тропу Кили и с деланной скукой вгляделся в лицо гномки:
- Какой-то ты красивый для настоящего гнома, Ори…
Снисходительный тон темноволосого племянника Торина заставил девушку покраснеть до кончиков ушей. Юная путешественница даже не знала, что ее смутило больше: сам факт, что ее кто-то мог назвать красивой или то, что ее фактически назвали ненастоящим гномом. Стараясь быстрее замять тему, девушка обиженно буркнула:
- На себя посмотри…
Кили кокетливо подмигнул собеседнице и расплылся в широкой улыбке:
- Значит, ты считаешь меня красивым, да?
От неожиданности Ори прошиб холодный пот. И как только эти черти умудряются придать извращенный смысл, казалось бы, совершенно невинным фразам? На этот раз от продолжения провокационного разговора девушку спас тот самый злополучный камень. Последние его осколки очень вовремя были сброшены в пропасть, и отряд возобновил свой путь дальше по дороге.

Солнце приближалось к зениту, и порядком подуставшие гномы с радостью расположились на широкой каменной площадке, образованной перекрестком двух горных троп. Наученная горьким опытом, Ори обосновалась между Дори и Нори, чтобы хоть немного отдохнуть от гложущих ее подозрений и коварных подначек молодых гномов. Не тут-то было. Старший брат, давно обративший внимание на неподдельный интерес, который проявляют наследники Дьюрина к его сестре, решил, что пора принимать превентивные меры. А именно поговорить по душам. Знай девушка о его намерениях, скорее всего сбежала бы прямо в объятья недавних мучителей. Потому что задушевные беседы в исполнении Дори не только навевали страшную тоску, но и оставляли после себя долгоиграющее послевкусие неловкости. Каждый такой разговор в жизни Ори был своего рода психологической травмой. Начиная от попыток брата объяснить различия между мужчиной и женщиной, длинных и путанных метафор про детей из капусты и заканчивая его уроками кулинарии и этикета, обязательными на его взгляд для каждой уважаемой гномки.
Таким образом, сложившаяся ситуация, по мнению Дори требовала немедленного вмешательства и самых строгих мер. Седой гном подождал, пока сестра закончит свой обед, и начал издалека:
- Ори, не кажется ли тебе, что поведение некоторых твоих спутников внушает опасения определенного рода?
С лету определивший, откуда дует ветер, Нори с трудом сохранил серьезность и поспешил спрятать улыбку в своей глубокой кружке эля. Ори же с интересом посмотрела на брата и доверчиво поинтересовалась:
- О чем это ты? Такие милые гномы…
Тут ее взгляд непреднамеренно уперся в Эреборских принцев и девушка слегка замялась. Памятуя о конспирации, Дори степенно огладил бороду и важно произнес:
- Это в тебе говорит великодушие, мой дорогой маленький друг. Поведение Торина, сына Трейна, внука Трора, конечно, не вызывает нареканий, но вот воспитание его молодых племянников оставляет желать лучшего…
В разговор неожиданно для себя самого вмешался Нори:
- Не передергивай, брат! Будто ты себя не помнишь в их-то годы.
Нори весело подмигнул сестре и запыхтел любимой трубкой. Раздосадованный Дори завелся с пол-оборота:
- Прекрасно помню, и я никогда не был таким оболтусом, как они или ты! И я не хочу, чтобы Ори брал с них пример! Ты слышишь Ори? Я запрещаю тебе дружить с этими невоспитанными и социально опасными гномами!
Девушка подумала, что была бы только рада последовать совету старшего брата, только вот на данный момент уже слишком поздно просто «перестать дружить» с ними. Вообще отношения с Фили и Кили больше всего напоминали Ори клубок шерсти, размотанный и запутанный играющей кошкой. Вроде бы и кончик нитки найти не трудно, но разобраться и тем более смотать обратно это безобразие практически не представляется возможным. Иногда гномке казалось, что братья решили сжить ее со свету, но чаще она склонялась к успокоительной мысли, что у них просто обостренное неутолимое чувство юмора.
Поскольку Дори терпеливо ждал ее реакции, девушка тяжело вздохнула и пообещала:
- Сделаю все, что в моих силах.
Абсолютно неудовлетворенный таким ответом, старший брат попытался было возразить, но, в этот момент Торин скомандовал подъем, и душераздирающую сцену пришлось отложить до следующего раза. Нори ободряюще подмигнул сестре и пропустил ее вперед себя, чтобы своим присутствием оградить девушку от ворчания разочарованного разговором Дори.

К вечеру усталые гномы добрались до небольшой долины среди скал. Из рыхлой горной породы бил холодный родник с освежающей водой. С благословения Эру в этой крохотной, затерянной долинке даже была небольшая рощица из кривых узловатых деревьев, изо всех сил цепляющихся за жизнь. Пока гномы под руководством Торина разбивали лагерь, Фили, Кили и Ори как самых зорких и молодых отправили за дровами для костра.
Еле живая от усталости девушка неохотно бродила между деревьями, собирая ветки. Больше всего на свете ей сейчас хотелось свернуться калачиком в своем спальном мешке и видеть прекрасные сны. Впервые за весь путь, гномке пришлось признать, что приключения местами бывают утомительно однообразны. Поднимая очередную ветку, Ори заметила какое-то движение справа от себя. Забыв об усталости, девушка быстро повернулась лицом к опасности и приготовилась бросить все собранные ветки в своего противника. В нескольких шагах от гномки, небрежно привалившись к дереву и пожевывая травинку, стоял Фили.
- А это всего лишь ты…
Ори с облегчением выдохнула и покрепче перехватила внушительную охапку веток для костра. Фили хмыкнул, выплюнул травинку и подошел поближе.
- Тебе помочь?
Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, гном насторожился и повел носом:
- Ты… хм… очень вкусно пахнешь, – неожиданно признался Фили и подмигнул собеседнице:
- Лаванда, да?
Не успела побледневшая девушка и рта раскрыть, как из-за соседнего дерева выскочил Кили и безаппеляционно заявил:
- Ори считает меня красивым! Ты проиграл!
Девушка почувствовала, что ее лицо заливает румянец смущения, и попыталась было уклониться от назревшей дискуссии.
- Пора возвращаться, нас наверно, уже ищут…
Братья загадочно молчали и вкрадчиво улыбались. По очереди заглянув в хитрые глазищи племянников Торина, Ори в отчаянии поняла, что они все знают. Знают, мерзавцы! Сомневаться в том, кто сидел в Ривендельских кустах прошлой ночью больше не приходилось. Наверняка они задумали сыграть какую-то шутку с ее одеждой, обреченно подумала Ори, а в итоге ей удалось с успехом разыграть их в ответ. Пока гномка корила себя за бездарно проваленную легенду старших братьев, ситуация обострилась еще больше. Фили успел приобнять девушку с одной стороны, Кили - с другой. Ори готова была провалиться сквозь землю. Не сказать, чтобы ей было неприятно, что ее обнимали, но момент был явно неподходящим. Пока девушка лихорадочно раздумывала, как ей избавиться от неожиданного балласта и при этом не уронить с таким старанием собранные дрова, со стороны лагеря послышались шаги. В последний момент перед появлением внушительной фигуры из-за дерева, братья дружно расцепили объятья и отступили в разные стороны.
- Фили, Кили, Ори, - сердитый голос Торина громом прокатился по тихой рощице.
- Где вас гоблины так долго носят? Нам еще ужин готовить!
- Уже идем, дядя!
Наследники Дьюрина предусмотрительно подняли свои припрятанные до времени вязанки веток и послушно двинулись вслед за главой семьи. Каждый из них счел своим долгом обернуться и весело подмигнуть покорно плетущейся следом гномке.

Впрочем, в ближайшие дни девушке было совершенно не до возможного разоблачения, как и ее спутникам. Горные великаны и вынужденное знакомство с Королем гоблинов начисто затмили все проблемы частного характера. Тем более, что где-то по дороге компания лишилась своего взломщика. Признаться честно, после насыщенного впечатлениями и жуткими сюрпризами дня Ори уже и не надеялась когда-либо увидеть несчастного хоббита. Однако же вот он. Живое подтверждение тому, что чудеса случаются. Несмотря на битву каменных великанов, толпу беснующихся орков и подгорный лабиринт они все снова вместе. Волшебник появился в самый последний решающий момент. Впрочем, как и всегда. В любой истории маги помогают только в по-настоящему безвыходной ситуации. Пока Ори, тяжело дыша, опиралась на плечо брата и слушала краткий рассказ Бильбо, вокруг компании сгустились сумерки. И тут же с вершины горы, на склоне которой гномы, хоббит и волшебник так беспечно беседовали, раздался леденящий душу вой. Терпимость Ори к различным созданием флоры и фауны таяла на глазах. Уставшая сверх всякой возможной меры девушка обреченно побежала вслед за остальными вниз, к обрыву. Зловещий вой и яростное рычание звучали все ближе, а испуганная Ори никак не могла допрыгнуть до ветки. Несмотря на то, что за сегодняшний день она должна была выполнить норму страха на все десять лет вперед, липкий ужас от осознания надвигающейся смерти предательски сковал руки и ноги. Ори отчаянно скребла ногтями по коре ближайшей сосны и никак не могла сомкнуть дрожащие пальцы вокруг нижней ветки. И вот, когда девушке показалось, что свирепый варг дышит в затылок, навстречу ей протянулась рука.
- Ори, цепляйся за меня!
Спустившийся, чтобы помочь, Фили встревожено схватил гномку за руку и потянул на себя. С другой стороны метнулась вниз рука Кили и братья совместными усилиями втащили девушку наверх. И вовремя. Там где только что мелькнул ботинок взлетающей Ори, клацнули острые зубы варга. Племянники Торина помогли гномке забраться на самый верх сосны подальше от алчных прыжков гоблинских волков. Девушка тяжело перевела дух и с искренней благодарностью посмотрела на своих спасителей:
- Спасибо, что рисковали…
Задумчиво следивший за перемещениями противника, Фили отмахнулся:
- Ерунда…
А Кили только очаровательно улыбнулся и подмигнул:
- Сочтемся!
На небольшом свободном от деревьев островке земли показался огромный бледный орк на белом варге. Он подозрительно напоминал персонажа какой-то истории, что девушка слышала совсем недавно. И неудивительно, случайно брошенный взгляд на Торина, цеплявшегося за верхушку соседней сосны, воскресил перед глазами Ори ее собственный рисунок, и она вспомнила, где и от кого слышала ту самую злополучную историю. Дальнейшие события слились в одно бесконечное мгновение: горящие шишки, прыжки с дерева на дерево, падение последней сосны. Девушка из всех сил цеплялась за кренящееся дерево, но слабые непривычные к продолжительным нагрузкам руки разомкнулись и вот уже она держится за последнюю опору и надежду – ноги брата.
Потом головокружительное падение, и вот они с Дори уже врываются в ночное небо на спине огромного орла. Уверенный ритм движения крыльев благородной птицы заворожил изумленную происходящим гномку настолько, что она позабыла обо всем на свете, кроме бескрайнего горизонта и освежающего ветра, ласково перебирающего ее короткие волосы.
Небо на востоке посветлело, и живительный солнечный слет мягко окутал вершины гор. Новый день вступал в свои права, а с ним на Средиземье опускались новые заботы, и, конечно же, новые приключения.

Главы с 6 по 9 в комментариях. Продолжение следует)

запись создана: 20.02.2013 в 22:27

@темы: Бильбо, Нори, Ори, Гномы, Гет, Торин, Дори, Кили, Бофур, Фили, Фанфики

---

Падать и вновь подниматься, Двалин|Торин, PG

[Шалот]

Название: Падать и вновь подниматься
Автор: Шалот
Бета:  Amergin
Фэндом: The Hobbit
Пейринг: Двалин|Торин
Рейтинг: PG
Жанр: angst
Размер: мини
Предупреждения: смерть второстепенных персонажей

...

Сколько Двалин себя помнит, он всегда был подле Торина – по его правую руку или у него за спиной, защищая в битве – и не может поверить, что когда-то все было иначе. Порой ему кажется, что его жизнь начинается и заканчивается Торином, что до него ничего не было, и кроме него ничего нет, и после него – но Двалину страшно об этом думать – уже никогда ничего не будет.
Они всегда были вместе – и в таверне, в пьяном веселье, и в грохочущем жаре кузницы, и на поле боя – и уже давно ни один из них не в силах представить свою жизнь без другого. Плечом к плечу они противостояли целому миру, полному опасностей и зла, и прошли через испытания, которые, быть может, и не преодолели бы поодиночке. На их долю выпало и унижение изгнания, и горькая радость побед, и бесславное бремя поражений. Они почти не расставались, но если судьба и разделяла на время их дороги, то за мучительной разлукой всегда рано или поздно следовала долгожданная встреча, и с каждым разом их дружба становилась все прочнее, закаляясь будто сталь.
Их связывают узы крови – через далекого предка, короля Наина Второго – но в сражениях, через которые они прошли, прикрывая друг другу спины, их куда сильнее связали узы священного воинского братства. В самой гуще боя они старались держаться вместе, и, если один из них оставался безоружным, второй кидал ему меч, а когда кто-то из них падал, то другой тут же бросался к нему, чтобы своим щитом прикрыть его от града стрел. Каждый из них получил немало ран, предназначавшихся другому – и пролитая кровь связала их прочнее и надежнее, нежели та, что течет в их жилах.
Двалин помнит Торина при Азанулбизаре – да и кто смог бы забыть его, застывшего среди мертвых тел с изрубленной и изрезанной дубовой ветвью в опущенной руке? Однако Двалин помнит эту минуту так ясно, словно та великая и страшная битва была только вчера, помнит ее, как никто другой, быть может, даже лучше, чем его брат Балин. Его память сохранила и пронесла через долгие годы каждую, даже самую незначительную деталь тех далеких событий, и обычно немногословному Двалину порой становится жаль, что ему никогда не хватит красноречия, чтобы описать все, что он помнит.

***

Изможденный и усталый, он брел тогда по почерневшим от залившей их крови камням, еле переставляя ноги и волоча по земле тяжелый топор. Он не знал, жив ли Торин, он не знал даже, жив ли его брат. Одному Махалу известно, сколько времени прошло с тех пор, как их разлучила сметающая все на своем пути волна визжащего, брызжущего слюной и размахивающего мечами орочьего отродья. Тогда Двалину пришлось несладко, и, отчаянно отбиваясь от орков, он потерял из виду их обоих – и Балина, и Торина. Еще никогда Двалину не приходилось никого искать после битвы – и он, должно быть, выл бы от страха, пробираясь между искалеченными телами, если бы у него оставались на это силы. Измученный, он то и дело спотыкался о чьи-то раскинутые руки и ноги, иногда уже не принадлежавшие их владельцам, но упрямо шагал вперед, напряженно вглядываясь в грязные бледные лица тех, кто брел ему навстречу.
Сердце подсказывало ему, что Балин жив, и Двалину очень хотелось в это верить. Наверное, если бы его брат отправился в чертоги Мандоса, он непременно почувствовал бы. Но вот жив ли Торин? Двалин вдруг подумал о том, как утром они с Торином помогали друг другу закрепить наручи перед битвой. Он вспомнил сосредоточенное лицо принца, его нахмуренные брови, твердую решимость в светлых глазах – и от этих воспоминаний страх потерять его усилился.
Последний раз Двалин видел Торина, когда тот сражался с Бледным орком. Впрочем, сначала он услышал его крик.
Отчаянный вопль, полный ужаса, боли и ярости раздался над полем битвы, на мгновение заглушив и рычание Азога, и свист стрел, и лязг мечей. Двалин, который как всегда был поблизости, отшвырнул от себя орка, которого тяжело ранил в плечо своим топором, и, обернувшись, увидел страшную картину. Бледный орк стоял на уступе скалы, поигрывая своей огромной шипастой булавой, и глумливо скалил щербатый рот. У подножия каменного уступа, не замечая ничего вокруг, застыл Торин, обессилено опустив не только меч, но и щит – а у его ног лежала окровавленная седовласая голова. Голова их короля Трора.
Двалин взвыл не своим голосом и хотел было броситься к Торину, оказавшемуся вдруг совершенно беззащитным посреди ожесточенного сражения – но сразу двое орков напали на него с обеих сторон, и ему волей-неволей пришлось отбиваться от них. Не глядя вокруг, Двалин прорубал себе путь топором, думая только об одном: он должен был успеть, он должен был закрыть Торина собой. А тем временем Азог, все с той же безобразной ухмылкой, поудобнее перехватил рукоять булавы и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Взревев, Двалин еще усерднее принялся наносить рубящие удары направо и налево, но орков было столько, что как бы яростно он ни бился, он едва ли приблизился к Торину больше, чем на дюжину шагов. В те мгновения время вдруг стало стоить больше всего золота и всех алмазов Эребора – но оно утекало сквозь пальцы, и Двалин боялся, что скоро его не останется совсем, как не осталось больше у его народа ни одного драгоценного камня из Одинокой Горы.
Прямо на Двалина из толпы выскочил очередной орк, и гном, не задумываясь, ударил его в грудь топором. Орк тяжело осел, и поверх его омерзительной головы Двалин увидел, что на пути у него никого не было. Он хотел было броситься к Торину со всех ног – но лезвие его топора как назло застряло в орочьих доспехах. Двалин с досадой и отвращением пнул повалившегося на землю орка и огляделся в поисках другого оружия, но вокруг на беду не было ни одного брошенного меча. Взревев, Двалин ухватился за рукоять топора, уперся ногой в тело мертвого орка и дернул, что есть сил. Топор, застрявший, видимо, не просто в доспехах, но в самих ребрах твари, подался не сразу, и когда Двалин, наконец, выпрямился, то понял, что было поздно.
Азог с хриплым рычанием бросился на Торина, размахнувшись булавой. Лишь в самый последний миг, когда на него уже был готов обрушиться страшной силы удар, Торин, наконец, вышел из оцепенения и успел поднять щит, который Азог тут же выбил у него из рук. Чей-то отчаянный крик оглушил Двалина – он так и не понял, что это кричал он сам, в ужасе глядя, как очередной удар лишил Торина и меча – удар столь сокрушительный, что принц упал на спину и покатился по камням.
Не помня себя от страха, Двалин кинулся к нему, расталкивая попадающихся ему на пути орков, но Азог оказался быстрее. Сквозь кровавую пелену перед глазами, Двалин увидел его рассеченную застарелыми шрамами спину: Бледный орк возвышался над Торином, занеся над головой свою чудовищную булаву. Корчась от боли, принц вслепую шарил по земле, пытаясь дотянуться хоть до какого-нибудь оружия, а увидев над собой огромного орка, мучительно застонал, тщетно силясь подняться.
В тот самый миг, когда орк с ревом обрушил на него булаву, Торин вдруг поднял над собой огромную дубовую ветвь, заслоняясь от удара. У Двалина от ужаса замерло сердце: он был уверен, что сейчас раздастся глухой треск разрубленного дерева, и булава тяжело опустится прямо Торину на грудь – но этого не случилось. Ветвь устояла – один раз, а затем и второй, и третий. Азог яростно взревел и размахнулся изо всех сил, но случилось чудо: Торин нашел рядом с собой меч и, размахнувшись, отрубил Азогу его левую руку.
Брызнула черная орочья кровь – и отчаянный, леденящий душу вопль разнесся по всей долине. Азог рухнул на колени, нянча истекающий вязкой кровью обрубок руки и с ненавистью глядя на Торина своими злыми раскосыми глазами, помутневшими от невыносимой боли. Торин медленно поднялся и уже занес меч, чтобы нанести решающий удар, когда предводителя орков вдруг со всех сторон окружили его собратья и, подхватив под руки, в спешке потащили к Восточным Вратам. Обезумев от страшных мук, тот рычал и вырывался, проклиная Торина и весь его род и клянясь отомстить.
Когда Двалину, наконец, удалось прорваться к Торину сквозь толпу, тот стоял у подножия уступа, морщась от боли в ушибленной спине, с окровавленным мечом в опущенной руке, и, не отрываясь, смотрел на темнеющие в скале Врата, похожие на оскаленную пасть голодного хищного зверя.
- Отец… - пробормотал он, обернувшись к Двалину. – Нужно найти отца…
Они тогда еще не знали, что Траин, увидев отрубленную голову Трора, испытал столь невыносимые страдания, что рассудок его помутился. Боль потери была так огромна, что заполнила собой все его существо, а образ отсеченной головы отца затмил все прочие мысли. С протяжным горестным воем наследный принц Эребора ринулся в самое пекло битвы. Должно быть, там он и сгинул, безутешный сын короля Трора, а если и выжил каким-то чудом, то после его уже никто не видел – а потому Торину пришлось вести осиротевшие и обезглавленные войска самому.
Двалин не знал, как Торину удалось воодушевить их изрядно поредевшую армию. То ли сыграло свою роль его сражение с Азогом, то ли гномы, потерявшие разом и короля, и наследного принца, устремились за ним только потому, что он был потомком Дурина, а они не хотели в этот страшный день потерять еще одного наследника древнего рода. Как бы то ни было, в тот день в долине Азанулбизар молодой принц стал их королем. Потом, в мрачных подземельях Эред Луин, далеко на западе, ему на голову возложат венец и нарекут Торином Вторым, Королем-В-Изгнании, но Двалин всегда верил, что сам Махал благословил Торина именно там, в жестоком бою у Восточных Врат Казад-Дума.
Двалин помнил, как Торин призвал их сплотиться и позабыть о страхе, как он первым бросился в атаку, высоко подняв меч – и как вслед за ним с отчаянной отвагой, присущей лишь тем, кому нечего терять, ринулись тысячи гномов. Двалин и сам тогда бежал за ним, стараясь не отстать ни на шаг, и в безрассудном веселье рубил оркам головы. Балин тоже был поблизости – то и дело мелькали неподалеку его рано поседевшие волосы, и их вид как всегда вселял в Двалина уверенности. Страх смерти отступил, будто его и не было – и все они вдруг стали казаться самим себе неуязвимыми.
Они наседали на орков беспощадно, не давая отродью ни единой передышки. В какую-то минуту победа, казалось, была совсем близка – но тут им навстречу устремились новые отряды, которые и оттеснили Двалина назад, разлучив его с Торином и братом.
И вот теперь, когда победа с таким трудом была добыта, он упрямо шел туда, где видел их обоих в последний раз, перешагивая через трупы орков и почтительно огибая тела своих падших собратьев, где это было возможно. Там, где бои были особенно кровавыми, мертвые гномы и орки лежали вперемешку, иногда насаженные вдвоем на одно и то же копье. Повсюду на земле валялись обломки стрел, секиры, мечи и скрамасаксы.
Прямо у Двалина над головой раздался пронзительный птичий крик: это воронье и стервятники уже слетались со всех концов долины, чтобы поживиться мертвечиной. Одна птица опустилась на изувеченное тело молодого гнома, лежавшего в двух шагах от Двалина с обломком копья, застрявшим в груди. Рядом с ней тут же с клекотом приземлилась вторая - и они вместе принялись жадно выклевывать ему глаза. Не в силах смотреть на то, как они оскверняют тело юнца, едва успевшего обзавестись короткой бородой, Двалин закричал и замахал руками, прогоняя птиц. Те с шумом поднялись в воздух и закружили вокруг своей добычи, но стоило Двалину отойти, как они опустились на прежнее место. Шелест сотен крыльев и карканье доносились уже со всех сторон – и ничто не смогло бы тогда остановить это отвратительное птичье пиршество. Двалин все стоял в стороне и смотрел на тело молодого гнома, думая лишь о том, что где-нибудь вот так же может лежать Торин: мертвый, распластанный по земле – а на его тело слетаются птицы.
Он сумел стряхнуть с себя оцепенение, только когда стервятники оставили мертвого гнома в покое, и глазам Двалина предстала страшная картина: искаженное, почти безволосое бледное лицо, залитое кровью из пустых глазниц. В ужасе Двалин отвернулся и поплелся дальше, прочь от этого страшного зрелища, уговаривая себя ни за что не оглядываться. Нет, такое не могло случиться с Торином. Его смерть не может быть такой.
Насилу волоча будто налившиеся свинцом ноги, Двалин поднялся по отлогому уступу – и тут его сердце радостно забилось. Чуть поодаль он увидел Балина. Тот сидел прямо на земле, спиной к нему, грязный и измученный, тяжело опираясь на воткнутое рядом в землю копье – но Двалин узнал его сразу.
Ему вдруг показалось, что он не видел брата целую вечность. Он хотел было крикнуть, позвать его – но вовремя осекся, не решившись нарушить священную тишину, в которую погрузилась вся долина, от края до края. Поэтому он просто молча подошел к Балину и положил руку ему на плечо – а тому не было нужды оборачиваться, чтобы понять, кто стоял у него за спиной.
- Nadad, - прошептал Балин. – Я знал…
- Я тоже, - тихо ответил Двалин и слегка сжал его плечо.
Он, наконец, опустил топор на землю, помог Балину подняться, и какое-то время они просто стояли рядом, вцепившись друг другу в плечи и помогая удержаться на ногах, и смотрели друг другу в глаза. По щекам Балина текли слезы – то ли от невыносимого горя потерять в один день стольких друзей, то ли от счастья увидеть живым хотя бы родного брата. Двалин не любил ни прикосновения, ни объятья, но, когда Балин молча притянул его голову к себе и прижался к его лбу своим, не сказал ни слова.
- Отец, - хрипло проговорил Балин, глотая слезы. – Отец мертв.
Двалин поднял на него полные ужаса глаза.
- К-как?! – выдохнул он, заикаясь. – Нет, что ты такое говоришь…
- Он мертв, - повторил Балин и сильнее сжал плечи брата.
Двалин закрыл глаза и, сцепив зубы до скрежета, долго молчал, пытаясь свыкнуться с мыслью, что их отца больше нет в живых. Ему казалось, что он ослеп и оглох, и, если бы не утешавший его Балин, не отпускавший его ни на миг, он, наверное, и вовсе сошел бы с ума от горя.
«Какое счастье, - думал он, не осмеливаясь произнести это вслух. – Какое счастье, что у меня остался ты, брат…»
Наконец, он нашел в себе силы отстраниться. Балин, глаза которого успели уже покраснеть от слез, не сводил с него напряженного взгляда, но отпустил его плечи.
- Где он? – севшим голосом спросил Двалин. – Я хочу проститься с ним.
- Не нужно, - покачал головой его брат. – Умоляю тебя, не нужно. Его… его тело уже унесли.
- Я хочу проститься с ним, - упрямо повторил Двалин, исподлобья глядя на брата.
- Я же сказал, нет! – неожиданно резко ответил Балин и тут же, смягчившись, добавил: - Поверь, он бы не хотел, что ты видел его таким. Да и живым ты сейчас нужен больше, чем мертвым.
Услышав эти слова, Двалин словно очнулся от тревожного, дурного предутреннего сна. Его сердце гулко и беспокойно застучало, кровь зашумела в ушах – и слабая надежда зародилась у него в груди.
- Живым? – выдохнул он. – Торин? Он жив? Ты видел его?
- Да, он жив, - устало сказал Балин. – С ним все в порядке. Но вот его брат, Фрерин… Я не знаю, как сказать ему об этом. Двалин, я… боюсь.
- Я сам скажу ему, - ответил Двалин и увидел, что в глазах брата мелькнуло облегчение. Балин молча махнул куда-то в сторону, и Двалин, еще раз несильно хлопнув его по плечу, направился в том направлении, которое указал ему брат.
Солнце медленно клонилось к закату, освещая Азанулбизар зловещим розоватым светом. Кое-где брошенные клинки отбрасывали кровавые отблески. То был ужасный закат: в воздухе то и дело разносились мучительные стоны раненых и гортанный птичий клекот, и пахло железом и смертью. Не останавливаясь, Двалин огляделся – безутешные, убитые горем гномы все бродили среди тел, стараясь отыскать родных и друзей. Двалин знал: они еще долго будут искать их. Когда зайдет солнце, и наступит ночь, и луна осветит все призрачным синим светом, они зажгут факелы, но не вернутся в лагерь и так и будут до самого рассвета траурными тенями скользить по долине.
Двалин не знал, как сказать Торину о смерти его брата, но он готов был разделить с ним всю скорбь, что принесет это страшное известие.
Он нашел Торина сидящим на камне. У его ног лежал меч и дубовая ветвь, вся иссеченная глубокими царапинами. Остекленевшим немигающим взглядом Торин смотрел на долину и, казалось, не заметил подошедшего Двалина.
- Торин, - негромко позвал тот, и принц вздрогнул.
- Ты! – только и сумел выдавить Торин, обернувшись, и, соскочив с камня, привлек старого друга к себе, сжимая в объятьях таких крепких, что у Двалина затрещали кости. Отпустив его, Торин жадными глазами впился в его лицо, словно до этого уже успел смириться с его смертью. Невесело усмехнувшись, он протянул руку и попытался стереть со щеки Двалина кровь и грязь, но те будто въелись в кожу, и Торин оставил свои попытки.
- Я и не чаял увидеть тебя вновь, - хрипло признался он, наконец. – Я боялся, что ты погиб в той бойне.
Сказав это, он покачал головой, словно все еще не мог поверить, что Махал, в своей щедрости, позволил им свидеться вновь.
Двалин смотрел на него – изможденного, измазанного своей и чужой кровью, но живого – и не знал, как найти в себе силы сказать ему о смерти Фрерина. Он вовсе не чувствовал, что готов был это сделать, но и тянуть с этим он не мог – слишком тяжело было в одиночку нести на своих плечах всю ту невыносимую боль, что причиняла эта весть.
- Торин, послушай, - тихо сказал он. – Твой брат… Фрерин погиб.
Торин с тихим, едва слышным стоном пошатнулся, словно в грудь ему вонзилась стрела, но Двалин схватил его за плечо, не давая упасть, и осторожно помог сесть. Лицо Торина исказилось, а глаза вдруг стали совершенно пустыми. Двалин разделял его страдания – только круглые сироты в этой битве не лишились кого-то из близких – и все же горе Торина, потерявшего почти всю свою семью, не могло сравниться ни с чьим иным. Двалин понимал, что он и сам в какой-то мере причинил Торину боль, принеся ему эту последнюю, самую горькую весть, которую Торин, быть может, больше всего и боялся услышать. Глядя на принца, уставившегося куда-то вдаль, Двалин чувствовал к самому себе отвращение и мысленно проклинал себя за то, что вообще вызывался поговорить с Торином о смерти его брата.
- Мне следовало догадаться, - пробормотал Торин, все так же глядя поверх тысяч мертвых тел. – В какой-то момент я это почувствовал… знаешь, прямо вот здесь…
Он неопределенно мазнул ослабевшей рукой по груди и снова затих.
Они провели так долгое время: Торин ушел в себя, пытаясь то ли представить лицо брата, то ли воскресить в памяти его голос, а Двалин просто стоял рядом, опустив руку на его плечо. Под косыми лучами солнца тени заметно удлинились, а сам плоский солнечный диск висел прямо над горизонтом, пылая, будто золотой.
Наконец, Торин, немного придя в себя, выпрямился и решительно поднял с земли меч и дубовую ветвь.
- Не время предаваться скорби, - произнес он тихим, но твердым голосом. – Иди в лагерь и передай тем, у кого остались силы, чтобы вернулись и помогли раненым. Потом пусть соберут оружие и доспехи. А потом… потом надо решить, что делать с погибшими.
Он посмотрел на Двалина, и тот увидел в его вновь заблестевших глазах ту самую несгибаемую величественную силу древнего рода, которая горела в них, когда Торин во главе войска бросился на орков. Двалин уже знал: этой силы хватит на то, чтобы пережить эту ужасную ночь, хватит, чтобы повести их всех вперед, прочь из этих проклятых земель.
Он коротко кивнул и повернулся было, чтобы идти исполнять приказ, как вдруг его остановил приглушенный голос Торина, негромко позвавший его.
- Двалин? Я рад, что Махал не забрал обоих моих братьев.

***

Двалину и теперь часто снится огонь, обугленные кости и оплавленный металл, и, просыпаясь, он в первое мгновение слышит в воздухе запах дыма. Он помнит, как всю ночь и все утро горели погребальные костры по всей долине, а с неба, точно снег, падал пепел, когда их войско, сломленное столь страшной ценой победы, медленно поднималось в горы, навсегда покидая Азанулбизар. Мертвых было столько, что не хватило бы и года, чтобы высечь для всех каменные усыпальницы, поэтому их тела решено было сжечь. Нелегко было смотреть, как храбрые воины находят вечный покой в варварском огне, а не в холодном камне, но Двалин знал: отныне любой, в чьем роду был Сожженный гном, будет вечно помнить и чтить своего доблестного предка, павшего в долине у Восточных Врат Казад-Дума.
В то скорбное утро Двалин обернулся лишь раз, но и этого было достаточно, чтобы на всю жизнь запомнить опустошенную выжженную долину, освещенную огнями тысяч костров. Где-то там, объятый пламенем, лежал и его отец, к телу которого Балин его так и не подпустил.
Там же лежал и Фрерин, со спокойным лицом и спутанными светлыми волосами – и мечом, вложенным в правую руку. Торин провел полночи рядом с погребальным костром брата, а радом с ним медленно тлел воткнутый в землю факел, который Торин до самого рассвета не решался поднести к поленьям, словно все ждал, что его брат вот-вот откроет глаза. Когда утром Двалин нашел его, то увидел, как Торин стоит на коленях и тихо молится. Двалин тогда не решился потревожить его.
Потом они отправились на запад – безутешные изгнанники, лишившиеся и дома, и короля, и собственных братьев – и долго шли до самых отрогов Эред Луин, где, голодные и измученные, обрели, наконец, долгожданное пристанище.
С тех пор прошло много лет, но с каждым годом только крепче врезаются в память Двалина слова, сказанные Торином давным-давно на затихшем поле битвы.
«Я рад, что Махал не забрал обоих моих братьев».
И потому, куда бы Торин не отправился, Двалин всегда верной тенью следует за ним, и во всем мире для него нет большего счастья, чем вовремя подставить Торину плечо. Он знает, что мудрецом его не назовешь, и на самом деле он может не так уж много – но после каждой переделки, в которую они попадают, Торин промывает ему раны и отчего-то всякий раз смотрит с благодарностью.
Всю свою жизнь они вместе падали, а затем поднимались вновь, не смотря ни на что, и Двалин знает, что до тех пор, пока он в силах будет протянуть Торину руку, чтобы помочь ему подняться, его жизнь будет наполнена смыслом, ради которого не жаль было бы отдать и все золото Эребора.
Двалину этого вполне достаточно, чтобы не бояться падать.

nadad - брат (кхуздул)

@темы: Джен, Торин, Двалин, Фанфики

---

[SofiaSain]

Название: Знаки
Автор: SofiaSain
Персонажи: Оин, Глоин, Гимли
Рейтинг: РG-13
Саммари: по заявке: Оин - читать знаки.

Ойн усмехается не к месту, совершенно невежливо прерывает разговор, разворачивается и уходит. Никто из гномов не обижается. Хоть Ойн и странный, он никогда и ничего не делал просто так.
Гном в свою очередь, не торопясь, даже посвистывая идет по коридору, постепенно углубляясь в недра гор, ближе и ближе к рабочим шахтам. Наконец, когда вокруг почти полностью темно, он останавливается, небрежно прислонившись к скале. Сердитое сопение, раздающееся из пропасти прерывается, и воцаряется тишина. Но ненадолго. Тишину прорезает сиплый, слегка испуганный голос:
- Здесь есть кто?
Ойн прячет улыбку в бороде и сварливо бормочет:
- Совсем оглох, старик. Голоса мерещатся. Нет, здесь его нет. Пойду, поищу в жилом комплексе. Вот сорванец, все с ног сбились, ищут его. Ох, мамка надерет ему жопу! Ох, сидеть не сможет…
- ДЯДЯЯЯЯ!!! Я ТУУУТААА!!!
Ойн улыбается до ушей, слыша панику в голосе Гимли. Заглянув в пропасть, видит печальную картину, от которой холодок пробегает по спине. Пацан сидит в ведре, которое болтается над бездной, держась на одной ненадежной веревке. Если бы камень не «шепнул» ему, ни Ойн, ни Глойн, ни кто другой – не смогли бы найти паренька.
Проказник, напоминающий сердитого волчонка, он забавлял и сердил своего дядю. Вернее – всегда забавлял, а сердил только тогда, когда пытался умереть или пострадать, как сейчас. У него не было ровесников. Наверное, оттого его игры были несколько изощреннее, чем у других детей его возраста.
Если бы он был на десяток лет постарше, то в корзине с ним болтались бы как минимум принцы, как максимум, вся их молодая шайка. Но ничего – еще через пару годков он войдет в тот возраст, когда молодняку уже не важно – младше ты или старше на несколько лет. Гимли возьмут в компанию, и он чуток поуспокоится.
Вытащив племянника, он молчит, скрестив руки на груди, и ожидая оправданий. Гимли отфыркивается, переминается с ноги на ногу и смущенно поглядывает исподлобья. Наконец, выдает:
- Мама отрежет мне бороду, да?
Еще немного помолчав для эффекта, Ойн отвечает:
- Нет. Камень сказал о тебе раньше, чем тебя хватились. Но советую тебе подумать о том, что было бы, если бы я не умел читать знаки. Тебя бы не нашли. Веревка перетерлась бы, и ты улетел в пропасть. И твои родители остались бы без сына, которого пытались вырастить достойным гномом.
Племянник мнется, но не торопится признавать свою неправоту. Упрямец!
Ойн ворчит сердито:
- А я не всегда буду рядом. – И уходит, потому что не хочет показывать Гимли свое состояние. Перед глазами чуть плывет, голова болит, а звуки меняются, истончаются, а потом пропадают.
Гном уходит достаточно далеко, прежде чем останавливается, легонько потирая лоб, и позволяя себе тяжко вздохнуть. Все, что основано на чем-то тонком, воздушном, эфемерном, не гномьем – для настоящего гнома было тяжело. За все подобное приходилось расплачиваться.
Гном – это творение крепкое. Твердо стоящее на земле, упрямое, грубое, ворчливое. Дайте ему гору и кирку, и он докопается до ценностей. Дайте ему топор и орка, и он убьет его. Дайте эль - выпьет. Дайте койку и девушку – сделает сына. Всуньте ребенка в руки – воспитает гнома! Достойного и понимающего прелесть простоты. Настоящий гном всегда знает что правильно, а что нет. И живется гномам проще, без всяких эфемерных полетов духа, которым постоянно предаются мечтательные люди, или эльфы, которые и того более не от мира сего. У гномов же нет проблем, потому что нет вопросов. Гномы знают цену простоте. В любой ситуации, самое простое - будет самым верным, а значит, будет ответом на любой вопрос.
Именно поэтому необычное, ненужное, не гномье – лишнее. Выбивает из колеи, и настолько не сочетается с гномьей природой, что причиняет ему вред. Камень должен молчать. Но перед глазами Ойна он течет, меняется и выписывает руны с посланиями. В особо тяжелые дни он даже глаз открыть не может – все стены, что окружают его, покрыты письменами. Призрачными, отпечатанными годами желаний, остатками мыслей, порывами и надеждами. Все это чужое, обрывочное. Не предназначенное ни для кого, и почти не несущее смысла. Это удручает. Но такие дни очень редки. Чаще он видит именно то, что написано ему. Птицы должны просто лететь, но в шелесте их крыльев глуховатый Ойн, как никогда четко и ясно слышит слова и послания. Вода должна течь, или мирно стоять в кадке, а не показывать ему тревожные обрывки картинок, которые он даже разобрать толком не в состоянии.
Каждый раз все это – то, чего не должно быть у правильного гнома – все это отдается тянущей головной болью, расплывающейся картинкой реальности перед глазами и звоном в ушах. С ушами все сложнее. Звон все громче, а реальные голоса твоих родных и знакомых – все тише. Рано или поздно за всю эту «пользу» - придется расплатиться чем-то непомерным. Это не какое-то таинственное и мистическое правило, вычитанное из знаков. Это банальное предчувствие старой каменной задницы, которая посылает условные сигналы по позвоночнику прямо в голову. За все хорошее, что случается в твоей жизни надо заплатить какой-нибудь горестью или неприятностью. Так поддерживается равновесие. С попеременным успехом, но работает. А этот… дар – все же большая подмога Оину за всю его долгую жизнь. И за помощь эту придется платить. Головной ли болью, дезориентацией, или… потерей слуха? Слепотой?
Он правильный гном, и останется им всегда. Поэтому у него нет проблем. Потому что нет вопросов. Не важно, что будет. Не важно, как будет. Важно то, что здесь и сейчас.
А здесь и сейчас камень шепчет голосами гномов, пишет их рукой:
- Скоро придет время.
- Еще чуть-чуть.
- Несколько лет.
- И ты все увидишь.
- Тебе дадут знак, который ты речешь своему Королю.
- Слушай птиц, они летают у горы.
- Смотри воду, ведь она приходит отовсюду и едина в основе.
- Эребор спит.
- Казад-дум дышит тяжело.
- Песни льются по Синим горам.
- Иди дальше, гном.
- Не смотри сюда.
- Все потом.
- Ты забыл тяжесть топора.
- Ты забыл звук разрубаемой орочьей плоти.
- Нет. Не расстраивайся. Скоро все начнется.
- Смотри за племянником. На его челе след войны.
- Береги его. Позже ему предстоит искупаться в крови.
- И ты будешь сражаться, за это его право.
- Но позже.
- Не сейчас.
- Эребор спит, гном.
И Ойн с легким стоном сползает на пол, привалившись спиной к стене, на которой затухают руны. Каждый его шаг – вспыхнувшие в камне письмена. Каждый шаг – и руны все ярче. Загораются в камне перед ним, и гаснут за его спиной. Начертанные только для него.
Эребор спит. Так говорят знаки.
А Ойн покачивает свою бедную голову.
Брат находит его довольно быстро. Жаль, что у Гимли нет брата. Ничего крепче и надежнее нет, чем связь родных братьев гномов. Проходят года, столетия, и ты почти чувствуешь другого. Так крепка связь. Как была крепка у Торина с Фрерином, как крепка у Фили и Кили, у Балина и Двалина. Так Глойн идет искать своего брата, когда в груди шевелится предчувствие. Он тоже в своем роде читает знаки. Как Фрерин, Двалин, Кили. Как младший всегда чуть-чуть мудрее старшего. Всегда чувствует, что старший заигрался и нуждается в твоей руке и твоем плече. Да, в своем роде каждый гном читает знаки. Как Глойн, который не пошел за сыном, но пошел за братом.
Поднимает его, помогает стоять, сует под нос флягу, пахнущую сшибающим с ног крепким пойлом. Помогает всегда. И будет рядом даже тогда, когда Эребор проснется, когда его сын окунется в кровь, как обещано. И когда они пойдут сражаться. Так говорят знамения. Они пойдут сражаться за право Гимли окунуться в кровь, ведь на его челе печать войны.

@темы: Гномы, Джен, Глоин, Оин, Фанфики

---

«Хоббит». Незаконченная редакция 1966 г.

[green__mouse]

Как многие знают, у Толкина была идея переписать "Хоббита", чтобы избавиться от противоречий с ВК. Однако, как это нередко с ним случалось, Профессор переписал только две главы и набросал буквально пару заметок к третьей... Тем не менее, этот маленький кусочек "Хоббита в стиле ВК", мне кажется, очень интересен. В первой главе Толкин ограничился лишь стилистической правкой, а вот вторая изменилась более существенно.

Перевод Кеменкири, выкладываю с ее разрешения.

Итак,

Глава 2. Сломанный мост

(…)
Они были, конечно, все еще в Шире, и ехали не спеша, а ночи проводили в хороших гостиницах; только в субботний полдень они пересекли большой мост через реку Брендивин и вступили в те земли, что Бильбо называл Внешними, где всяческие явления извне могли поджидать на каждом шагу. Наконец он почувствовал, что его Приключение началось.
Но дорога за Мостом все еще была хорошей, и обширные земли вокруг выглядели довольно благоприятно. Они встречали — или им встречалось — немало народа едущего по своим законным делам: гномы по большей части, шедшие на восток или на запад с мешком за плечами. Некоторые были из западных гор, из народа Торина, — те приветствовали их низким поклоном; другие были победнее: торговцы вразнос скобяным товаром, медники, починщики дорог. Людей было немного — в основном фермеры, ехавшие иноходью на больших и толстых лошадях; несколько хоббитов прошли пешком. Они смотрели на отряд Торина, но приветствовали их только ухмылкой и кивком.
Через день или два они прибыли в Бри на Холме. Там они провели последнюю на много дней вперед ночь со всеми удобствами — в большой брийской гостинице «Гарцующий пони», хорошо известной хоббитам Восточного Шира. До Бри еще простирались знания Бильбо — хотя бы основанные на слухах. За ним лежали земли, необитаемые уже многие годы. Когда после еще одного дня путешествия они прибыли к Последней Гостинице, то она оказалась заброшенной. Они встали лагерем в её руинах, а на следующий день вступили в бесплодные земли, где по левую сторону дороги болота простирались так далеко, насколько видел глаз. Они ехали теперь очень медленно, сберегая силу груженых пони, и часто сами шли пешком, поскольку дорога стала очень плохой, — прорезанная колеями, изрытая ямами, она местами почти исчезала в топи. Погода оставалась сухой — до самого Бри она была хороша настолько, насколько вообще бывает прекрасен май, даже в легендах, но теперь она стала пасмурной и довольно мрачной.
Бильбо упал духом, он говорил очень мало и все время думал о следующем привале и еде, хотя еда теперь случалась гораздо реже (и было ее гораздо меньше), чем он бы хотел. Так они ехали много дней [на полях: «16 дней»; «15 дней»], с каждым днем становясь все более усталыми и молчаливыми, и тишина окружала их со всех сторон, — словно вся земля вокруг прислушивалась (как подумалось Бильбо). Через некоторое время земли перед ними стали подниматься; все еще довольно далеко впереди показались холмы; по мере их приближения Бильбо разглядел, что их покрывают темно-зеленые деревья, а на некоторых, казалось, были руины мрачных башен или стен. Выглядели они недобро, словно люди недобрых дней построили их.
Примерно в это время дела у них пошли не в лучшую сторону. Однажды утром холодный ветер с востока встретился с дыханием далеких гор, что несло низкие тучи; из них полил дождь. Бильбо продрог. «И это они называют июнем!» — ворчал он, шлепая позади всех по глубокой колее, полной грязи, что скоро превратилась в ручей. Бедный хоббит, он совсем сбился со счета — это было девятнадцатое мая, но три недели дороги уже казались ему бесконечными. «Одно мучение с этим приключением и всем, что с ним связано!» И так он думал далеко не в последний раз.
Дорога взобралась на вершину гряды, а затем круто спустилась в узкую долину. Они остановились и осмотрелись. Через долину с севера протекала река с сильным течением, она перерезала им дорогу. За ней виднелись темные холмы; дорога исчезала из вида у их подножия.
«О!» — сказал Гэндальф, глядя сквозь дождь. — «Мост! Мост сломан!» Он отвернулся, щелкая пальцами и бормоча себе под нос: «…здесь что-то нечисто! Нужно сказать Элронду!»
Они не знали, что он имел в виду. Эта местность не была хорошо известна гномам, и они не могли видеть далеко вперед. Но Бильбо, чей взгляд был зорче (хотя и не так зорок, как взгляд мага), — он посмотрел вниз и увидел там серый каменный мост из одной арки, перекинутый через реку; но арка была сломана в середине.
«Ну и что же нам теперь делать?» — спросил Гэндальф. — «Гномы ведь — лучшие строители мостов».
«Возможно, но, — возразил Торин, — не здесь в глуши, без необходимых оружий и инструментов, не в бурю и дождь!»
«Это верно, — ответил Гэндальф. — Но здесь нет другого моста через эту реку. Сотней лиг севернее её можно просто перепрыгнуть, но я бы не ходил этим путем, будь я на вашем месте: там земли троллей. Ну что же, спустимся и увидим самое худшее!»
Они подошли к краю моста и увидели, что река здесь еще не очень широка. Но она была быстрой: там, где был построен мост, она текла через каменный уступ, а затем текла через длинный порог, что был справа от них. Там ее воды пенились и бурлили, закручиваясь в воронки, вокруг камней сломанной арки моста, что упали на середину этого серого и холодного потока.
«Могло быть хуже, — сказал Гэндальф. — Опасный брод, но единственный. Идти этим путем — или повернуть обратно. Если вы не думаете только повернуть на юг, где дорог нет вовсе, и никакого пути через Мглистые Горы, которые все еще впереди… Кроме, конечно, Копей Мории».
Гномы посмотрели на него угрюмо, пробормотав что-то себе в бороды. «Это ты советовал нам ехать этим путем, — сказал вслух Торин. — Каков будет твой совет теперь?»
«Я также сказал, что ни одна дорога теперь не безопасна, — ответил маг. — Но я уже дал свой совет: мы должны попытаться перейти реку вброд». С этими словами он сел на лошадь и поехал вперед. Как Бильбо уже успел заметить, Гэндальф не пользовался стременами и редко брался за поводья: Рохальд слушался его тихих команд, звучавших на неизвестном языке. Белый конь вступил в воду и пошел вперед, медленно, но без страха. Пони подняли поникшие головы и смотрели на него — словно хоббитская ребятня на какого-нибудь «большого» парня, который «показывает себя» на потеху им. Он обо шел упавшие камни на середине реки, где вода доходила ему до коленей, и осторожно подошел к дальнему берегу. Там он поскользнулся, но устоял, — тот берег был круче и более скользким; наконец он выбрался, развернулся и заржал.
Пони фыркнули в ответ. Он определенно сказал что-то вроде: «И вы так же. Очень просто. Стоит только попробовать!» — но они не были столь уверены. Как и гномы.
«Теперь или никогда!» — крикнул Гендальф через реку. Никто не двинулся. Затем Торин сел на пони и поехал вперед, показывая другим следовать за ним. Фили и Кили сразу послушались его, но остальные все еще колебались. Затем один за одним они вступили в опасный поток: гномы — скрывая под взглядом мага страх, пони — шли осторожно, но решительно под взглядом белого коня. Вода местами бурлила, достигая им брюха, некоторые оступались и их едва не унесло, — но в конце концов они все достигли дальнего берега без ущерба. Последним шел пони, на котором сидел Бомбур, — и его задача была тяжелее прочих, даже груженых поклажей пони.
Торин вытер лицо, мокрое от пота, дождя и брызг. «Ну что же, мы справились, — сказал он. — Идем дальше! Здесь нет убежища!»
«А хоббит вас больше не интересует? — спросил Гендальф. — Я думаю, он вам еще понадобится».
Да, они совсем забыли бедного Бильбо! Он все еще был на той стороне, сидел и дрожал, испуганный больше, чем когда-либо в своей жизни.
«Треклятый твой хоббит! — воскликнул Торин. — Когда он научится смотреть за собой сам?»
«В свое время, — ответил Гендальф. — И скорее, чем ты ожидаешь».
«Мистер Беггинс! — крикнул он. — Не пытайся переправиться сам, твой пони слишком мал! Я приду и помогу».
Затем маг переправился через поток и посадил Бильбо позади себя на лошади. «Держись за поводья своего пони, — сказал он, — и держи его справа от себя, если можешь. Он должен справиться вместе с Рохальдом и преодолеть силу течения».
«Теперь иди спокойно, — сказал он кон. — Еще раз через реку, и твои земли будут не так уж далеко впереди».

Наконец все они переправились; теперь пони заартачились. Казалось, они совсем не желают идти вперед: они поворачивали головы на север, к холмам, склоны которых были уже совсем недалеко, — как будто что-то пугало их. Внезапно один из пони с поклажей вырвал поводья из рук Бомбура и поскакал к реке. Другие гномы в это время пытались успокоить своих пони, и прежде, чем они смогли бы помочь, взбунтовавшийся пони уже барахтался в потоке, пытаясь сбросить с себя всю поклажу. В последующей кутерьме Фили и Кили едва не утонули, а пони был спасен только ценой потери большей части поклажи. А она, конечно же, оказалась по большей части их провизией, — вся она уносилась вниз по порогам и «донк-донк» было последним, что они услышали о своем лучшем котле, когда он перекатывался по валунам.
Гендальф сказал что-то на ухо белому коню, и тот зашагал к дороге, ведущей от моста. Затем конь встал, повернув голову к северу, выгнул шею и громко заржал. Что бы он ни имел в виду, это, похоже, успокоило всех пони — или усмирило их. Они позволили теперь вести их вперёд вслед за ним. Затем весь отряд вновь сел в седло.
«Что же, — сказал Гендальф, — мы должны идти дальше, и быстрее, чем раньше. И с малыми запасами. Никакой еды до вечера и на одну кормежку меньше каждый день!»
Бильбо громко вздохнул, но никто не обратил на него внимание. Они немедленно отправились в путь и пошли так быстро, как только могли заставить идти пони. Дорога теперь была куда лучше; она стала в самом деле дорогой, а не колеями; похоже, ее поддерживали в некотором порядке. Но еще до того, как остановиться в середине дня, пройдя несколько миль, они уже шли вдоль холмов, и темные заросли нависали над крутым берегом справа от них. Затянув потуже ремни, отряд упорно продолжал идти вперед; они были голодны, недовольны и почти не разговаривали.
Поднялся ветер, завывая среди деревьев, дождь хлестал им в лицо, начинало темнеть. Далеко впереди мелькнула красная вспышка, словно от заходящего солнца; тень сгустилась над ними. Но они продолжали идти. Последним в этой веренице шел Бильбо; его плащ весь промок, с капюшона капало на глаза; ему было голодно и холодно; но никто ни разу не обернулся, не посмотрел на него, не крикнул ему «Держись!». «Интересно, заметят ли они, если я вовсе исчезну?» — подумал он. Это было вовсе не трудно сделать в окрестной мгле — исчезнуть.
Наконец, когда под деревьями уже было темно как ночью, Торин объявил привал. Ветер всё ещё дул, но ливень уже ослабевал. Облака расходились, и на востоке впереди косо повис убывающий месяц, светя между пролетающими их обрывками.
«Нам сейчас нужно немного поесть, — объявил Торин, — но где мы найдем сухое место для ночлега, я не знаю. В конце концов, у нас будет хотя бы огонь, если мы сможем его разжечь. Оин, Глоин, позаботьтесь о дровах!»
«Мне не нравится вид этих лесов, — заметил Балин. — В качестве укрытия они, конечно, хороши, но более тонкие деревья справа выглядят дружелюбнее».
«Что ты посоветуешь, Гендальф? — спросил Торин, оглядываясь вокруг. И только тогда они заметили, что Гендальфа с ними нет. Все время до этого он был с ними, не говоря, участвует ли он в приключении, или просто составляет им компанию, пока их пути не расходятся.Но он постоянно был здесь, рядом, готовый помочь; он говорил больше всех, смеялся больше всех и ел почти так же много, как Бомбур… И теперь его нигде не было!
«Именно тогда, когда волшебник был бы полезнее всего!» — проворчал Бомбур, который, казалось, думал, что Гендальф смог бы наколдовать горячего, только что зажаренного барана, если бы был здесь.
Они подошли к группе деревьем прямо у дороги; но земля под ними была мокрой, а ветер стряхивал капли с листьев, и со всего вокруг капало. Оин и Глоин собрали дрова, но что-то с ними было не так — или с их огнивами. Гномы, если им нужно, обычно могут развести огонь везде, почти из всего, под ветром или без ветра; но им никак не удавалось разжечь его этим вечером, — даже Оину и Глоину, особенно искусным в этом деле. Остальные сидели вокруг, унылые и мокрые, и ворчали на них, пока они тщетно пытались развести огонь; наконец они потеряли терпение и начали ссориться. Бильбо сидел, привалившись к стволу дерева, едва замечая происходящее: он размышлял о том, что Приключение может начаться скачкой на пони под майским солнцем, но скоро приводит тебя в Неведомое — если это на самом деле приключение.
Внезапно Балин, который всегда был у гномов часовым, тихо сказал: «Смотрите, там свет!» Он указывал через дорогу на склон холма в густых зарослях кустов и деревьев. Там, довольно высоко, теперь все они могли видеть свет, пробивающийся сквозь густую чащу леса: уютный красноватый свет — это мог быть костер или факелы.
Сначала они долго смотрели на свет в молчании, потом начали спорить. Одни говорили «да», другие — «нет». Некоторые говорили, что они могут по крайней мере пойти и посмотреть, и что угодно будет лучше, чем скудный ужин, еще меньший завтрак и мокрая одежда всю ночь. Глоин сказал, что он знает немало вещей, которые могут быть хуже. «Ну тогда продолжай разжигать огонь сам!» — ответили остальные.
Балин сомневался больше всех. «Это странные и недобрые места», — ворчал он. — «Здесь слишком близко высокие горы, если я правильно понимаю. Это «ничье королевство», без карт, стражей и часовых».
«Ты хочешь сказать, что здесь никто не слышал о короле?» — спросил Бильбо, и сердце его упало, потому что так в Шире говорили только о диких и злобных созданиях».
«Короля давно нет», — ответил Балин. — «Здесь нет закона, и чем менее ты любопытен, тем меньше неприятностей соберешь на свою голову».
«В конце концов нас — четырндцать», — сказал Фили. — «Мы можем немного постоят за себя».
«А куда подевался Гендальф?» — спросил Бомбур, оглядываясь кругом, как будто ожидая, что он выпрыгнет из-за дерева. Этот вопрос повторили и другие, и Бильбо — несколько раз. Затем снова полил дождь, а Оин и Глоин начали драться поленьями, которые никак не могли разжечь.
Это и решило всё. «В конце концов у нас есть взломщик», — сказали они, — «немного посмотреть украдкой — вот что нам нужно!» Тогда они начали движение: перевели пони через дорогу и начали очень осторожно взбираться вверх по холму. Не было видно никакой дороги, которая могла бы вести, скажем, к дому дровосека; деревья росли густо, а между ними было много подлеска. Они пробирались как могли — с шорохом, треском, скрипом, часто спотыкаясь и ругаясь на это в кромешной тьме.
Внезапно красный свет ярко вспыхнул между деревьями довольно недалеко впереди. Они остановились, поскольку пони, что и раньше шли очень неохотно, теперь снова испугались и попытались ускакать прочь вниз по склону. Гномы накинули им на глаза плащи и попытались успокоить.
«Ну теперь пришел черед взломщика сделать что-нибудь», — сказали они, глядя в сторону Бильбо, который стоял, дрожа, в отблесках огня. «Ты должен пойти и разузнать всё об этом свете», — сказал Торин, — «что это, вполне ли он безопасен и хорош. Иди и помни — украдкой! Возвращайся быстрее, если всё хорошо. Ежели нет — возвращайся, если сможешь. Если не можешь — подай сигнал: крикни козодоем и дважды ухни как сова, и мы сделаем всё, что можем». С этим словами он толкнул хоббита вперёд.
И так Бильбо пришлось идти, прежде чем он успел объяснить, что никогда не слышал козодоя. «Хотел бы я летать, как летучая мышь», — подумал он. Но он не мог — зато умел ходить по земле очень тихо, если и не слишком быстро. Хоббиты могут ходить по лесам беззвучно. Они гордятся этим, и Бильбо уже не раз фыркал на то, что он называл «весь этот гномий шум и гам», пока они взбирались по холму, хотя такой ветреной ночью Большой Народ, возможно, и не услышал бы ничего. Что же до Бильбо, осторожно пробиравшегося к этому красному свету, даже ласка едва ли пошевелила бы усом, когда он прошел. И потому он подошел к самому костру — а это был костер — совсем незамеченным. И вот что он увидел.

Три очень больших фигуры сидели вокруг очень большого костра из буковых поленьев. Они жарили барана на длинных деревянных вертелах и слизывали жир с пальцев. Пахло очень аппетитно. Кроме того, рядом стоял бочонок эля, который они пили из больших кружек. Но это были тролли! Совершенно точно тролли! Даже Бильбо, каким бы он ни был домоседом, смог понять это: по их большим и грубым лицам, по огромному размеру, по форме их ног — и по их речи! Она была вовсе не похожа на благопристойную ширскую речь.
«Баран вчера, баран сегодня, и, чтоб мне лопнуть , если у нас не будет барана завтра», — говорил один из троллей.
«И у нас давно уже не было ни кусочка человечины», — ответил второй. — «Какого заразного добра ради было ломать мост? Так никто и не попался. Никто не проходил уже много дней».
«А, это всё Вильям...» — сказал первый тролль.

(…)
«Таковы тролли этого рода. Большие, жадные, тугодумы и грубияны. Есть и другие виды, более сообразительные и опасные; но Том, Берт и Билл тоже были достаточно опасны».

(…)
[От переводчика: пропущены кусок диалога троллей и конец переписанного куска (до размышлений Бильбо, что бы сделать) — как мало изменившиеся. Текст самой сцены не переписывался, есть только отдельные исправления — и много нового текста в конце главы. Разговор троллей переведен с использованием оборотов из перевода «Хоббита» Рахмановой].

[Из исправлений]
«…подождав некоторое время и видя, что Бильбо не вернулся и не прокричал совой, гномы оставили Бомбура, велев ему следить за пони как можно лучше, и один за одним стали пробираться к свету. Бросать товарищей было не в их обычае…»

[Переписанный текст конца главы. Гномы и др. в пещере троллей]
На полу там были кости, и запах стоял отвратительный; но здесь было немало еды, разбросанной без порядка по полкам и по земле, среди прочей разбросанной в беспорядке добычи — ото всех видов пуговиц и ржавых брошек до горшков с золотыми монетами, стоявших в углу. Там было также много одежды, висящей по стенам — всё, что осталось от многих несчастных жителей этого леса и пастухов из тех, что все еще жили местами в окрестных диких землях. А за дверью они нашли множество мечей и ножей разных размеров и странных очертаний. Два привлекли их внимание — их прекрасные ножны и украшенные камнями рукояти, казалось, сияли в сумраке.
Гендальф взял себе один, а другой преподнес Торину. Бильбо он дал кинжал с серебряной рукоятью. «Дар доброму хоббиту!» — сказал он с поклоном, чем весьма угодил Бильбо, хотя он вовсе не чувствовал, что заслужил какую-то похвалу. Он взглянул на кинжал: у него были ножны из черной узорной кожи, а когда Бильбо обнажил его, то увидел, что лезвие осталось чистым и блестящим. Он был достаточно длинным, чтобы послужить хоббиту мечом.
«Это тоже, похоже, добрые клинки», — сказал маг, наполовину обнажив мечи и рассмотрев их поближе. — «Их сделал вовсе не тролль, и не кузнец из Людей тех дней. Но на них черная кровь, кровь гоблинов. Когда их очистят и руны на них можно будет прочесть, мы узнаем о них больше».

[в переписанном тексте пропущено несколько строк исходного.]
«Теперь вам лучше бы найти Бомбура», — сказал Гендальф, — «и нам понадобятся пони, если вы сможете их найти».
Бифур и Бофур ушли и вскоре вернулись вместе со старым толстым гномом. Он выглядел довольно мрачно. Не то чтобы он печалился, что пропустил всю историю с мешками, — но зато они нашли его крепко спящим — и никаких следов пони! Торин не обрадовался.
Но Гендальф рассмеялся. «Не берите в голову!» — Сказал он, — «давайте завтракать! Вы — глупцы, раз перевели их сюда через дорогу. Я удивляюсь, что они прошли у вас так далекою. Никто не мог бы их удержать, когда начался шум. Но с ними всё хорошо. Мой Рохальд приглядывает за ними».
Поэтому все они сел и устроили основательный завтрак, или даже пир, а после этого они поспали (даже Бомбур), потому что ночь у них была беспокойная. Затем Гендальф встал и отправился вниз по холму, и скоро он вернулся, ведя своего белого коня — а все пони покорно шли следом.
Затем гномы упаковали всю провизию, что еще годилась в пищу, и другие вещи, которые могли пригодиться, — и вынесли из пещеры горшки с золотом. Их они старательно закопали в чаще, наложили на них много заклинаний и поставили камень с гномьими рунами, чтобы отметить место — на случай, если у них всё же будет возможность вернуться и достать их. Когда всё было сделано, они снова сели на пони и поехали друг за другом по дороге на Восток.
«И куда ты направился, не сказав ни слова, если мне позволено спросить?» — поинтересовался Торин у Гэндальфа, когда они ехали рядом.
«Чтобы осмотреться впереди», — ответил маг.
«А что же привело тебя назад в самый нужный момент?»
«Желание взглянуть назад», — ответил он.
«Без сомнения», — сказал Торин, — «но не мог бы ты сказать хоть немного побольше?»
«Хорошо, я поспешил вперед, чтобы встретить кого-нибудь из друзей, если смогу. Сломанный мост был плохим знаком; и у нас было недостаточно пищи на ближайшие несколько дней. Как я и надеялся, мне встретились эльфы из Ривенделла».
«Это где?» — спросил Бильбо, который держался к волшебнику близко, как только мог.
«Не перебивай!» — ответил Гендальф. — «Теперь ты попадешь туда через несколько дней, и тогда узнаешь о нем всё. Как я говорил, Элронд уже слышал о мосте. Следопыты были заняты, и он послал двоих из своего народа, чтобы сообщить. Они рассказали мне, что с Севера пришли тролли, и они опасались, что трое поселились в лесу недалеко от дороги. Люди бежали от них на юг, и они подстерегали путников.
«Ну теперь поезжай назад, и быстро!» — сказал я себе. Поглядев назад, я увидел огонь вдалеке, и ехал так быстро, как Рохальд только мог везти меня. Я увидел всех ваших пони, которые сбились вместе на дороге, опустив головы и повернув хвосты к северу. Остальное вы можете угадать сами. Но пожалуйста, впредь будьте осторожнее, или мы никуда не доберемся. У моих друзей не было с собой провизии, чтобы поделиться, поскольку они охотились: здесь есть и другие злые твари. Кладовка троллей — это удача, которую вы вряд ли заслужили. И если бы не господин Беггинс, вы все могли бы превратиться в кости на том полу!»
«Даже не упоминай об этом!» — взмолился Торин.
[Конец главы]

Глава 3. Прибытие в Ривенделл

[Переписаны только отрывки из начала. В скобках — предложения из исходного текста.]
[Начало главы]
(В тот день они не пели и не рассказывали истории, хотя погода улучшилась, — и на следующий день, и в день после того.) Они чувствовали, что опасность таится по обе стороны от дороги. Они становились на ночлег там, где могли, и выставляли стражу; (у их лошадей было больше корма, чем у них самих, поскольку в тех краях было много травы, а у них — мало провизии в мешках даже вместе с той, что они нашли у троллей.) На четвертый день после Моста [на полях «22 мая»] они вошли под тень темных холмов. Гендальф рассмеялся и указал вперед; и пока еще вдалеке они увидели впереди еще одну реку, блестящую в вечернем свете, но все земли за ней были скрыты туманом.
В полдень следующего дня [на полях «23 мая»] они подошли к реке и увидели широкий брод через обширные мели; там была и дамба из огромных камней для перехода через реку, вода там бурлила и пенилась; на дальнем берегу дорога круто поднималась, извиваясь, на высокий неприветливый берег. Когда они взобрались наверх, ведя за собой лошадей, то увидели, что высокие горы уже приблизились к ним. День был жарким и ясным, тумана вовсе не было, и казалось, что хватит одного дня пути, чтобы подойти к подножию ближайшей из них. (Она выглядела темной и грозной, хотя пятна солнечного света и лежали на ее бурых склонах, а за отрогами виднелись сверкающие снежные вершины.
«Это и есть Гора?» — торжественно спросил Бильбо.)

(…)

[Еще фрагмент из начала: поиски дороги в Ривенделл; после дня пути.]
Они продолжали идти, пока безлунный сумрак не окутал их, и в ту ночь они лежали под яркими звездами. Заканчивался следующий день, а они все следовали за Гендальфом, чья голова и борода поворачивались туда и сюда, словно он искал белые камни в этом сумраке. Бледные мотыльки порхали в зарослях дрока и высокого вереска, и сумрак уже сгущался, как туман, у копыт лошадей.
«Время ужина и то прошло!» — подумал Бильбо, который не ел с полудня. Его усталый пони спотыкался на корнях и камнях. А затем впереди заржал Рохальд, и он [Бильбо верхом] поспешил вперед — и оказался у крутого склона, идущего вниз, который начинался столь внезапно, что он едва не соскользнул по нему.
«Ну наконец-то!» — воскликнул Гендальф, когда гномы подъехали и взглянули вниз. (Внизу они увидели долину…)

[Конец редактированного текста. Заметка далее:]
Гл. III должна показать \ заботу Элронда о дорогах и др. от \ Сероструя до Гор \ Также указать, что белый конь \ Рохальд происходит из Ривенделла и был \ дан [на время] Элрондом Гендальфу.


Оригинал записи здесь:
kemenkiri.livejournal.com/354796.html

@темы: "Хоббит" (книга)

---

Вопрос к сообщникам

[Thorin Oakenshield]

Давненько витало в воздухе, пора бы материализовать

А давайте-ка подумаем, уважаемые сообщники: не хочется ли нам дженово-гетный фестик (маленький или не очень)? В конце концов, песочница у каждого своя, а лбами сталкиваться несколько надоедает.

Запилим дженово-гетный фест по "Хоббиту"?

запись создана: 20.02.2013 в 15:30

Вопрос: И если запилим, то...

1. Буду заказчиком		21	(14.69%)
2. Буду исполнителем		7	(4.9%)
3. Буду заказчиком и исполнителем		30	(20.98%)
4. Буду только читателем		65	(45.45%)
5. Другое. Вот сейчас это "другое" в комментах и скажу		20	(13.99%)
Всего:		143

@темы: Голосования и опросы, Организационное

---

Торин

[RonaVorona]

Найдено на Девиантарте. Вроде бы тут не было)))


thorin by ~littleulvar on deviantART

@темы: Торин, Рисунки, коллажи, фанарт, Ссылки

---

Тяжелые башмаки

[Thorin Oakenshield]

Автор: Elenhild

Персонажи: Бифур, Бофур, Бомбур, Ори, Глоин, другие гномы, хоббиты

Рейтинг: G

Саммари: на пути к мистеру Бэггинсу гномы остановились в "Зеленом драконе".

Разрешение автора получено.

Матушка Гэмджи пришла в «Зеленый дракон» за солью. Соль кончилась в доме, подумать только! В трактире нынче сидели какие-то чужаки — не по-хоббитски здоровенные, в вязаных рубахах и кожаных куртках, обросшие все, даже на щеках волосы, страсть какая!
Матушка Гэмджи бочком-бочком подошла к стойке и спросила хозяина, старину Мака Шерстобита:
— Кто такие-то?
— Гномы, — ответил старина Мак. — Нынче с Западной Чети пришли. По одному, по два, а набился полный трактир.
— Вот оно что... — протянула матушка Гэмджи, разглядывая гостей. Гномы. С бородами и в башмаках. Как в сказках.
— Ничего плохого не скажу, одна польза от них, — сказал трактирщик. — Честным серебром платят. А вот ежели тебе, скажем, нужно ножи наточить или там ножницы поправить...
— Нужно, нужно, — покивала матушка Гэмджи.
— ...то, значит, там на дворе один точит. Славно, скажу тебе, точит!
Мак нырнул под стойку и вынырнул с хлебным ножом. Отхватил ломоть — как воздух разрезал. Кромка аж сияла серебряным.
— Во как. И недорого берет.
Пока Мак ходил за солью в кладовку, матушка Гэмджи как раз успела сжевать ржаной ломоть и разглядеть пришельцев. Двое за ближним столом мастерили игрушки. Мрачный лохматый гном с изрядной сединой в растрепанной черной бородище собирал из меленьких деталек птицу, другой, толстый, как дядюшка Белоног, огненно-рыжий, продевал ниточки в дырочки на крыльях уже готовой. Пальцы что твои сардельки – а ловкие. Вот он продернул все ниточки, завязал узелки, поднял повыше крестовину, к которой на ниточках подвешена птица — и дернул. Игрушка раскрыла сложенное из тонюсеньких деревянных планочек крыло и повернула направо. Потом еще дернул, второе крыло раскрылось — птица выровнялась. Гном чуть колыхал крестовину, а невиданная птица описывала под ней круги. Потом отложил игрушку и посмотрел на матушку Гэмджи. Та опомнилась и закрыла рот.
У раскрытого окошка сидел рыжеватый гном весь в косичках. Морщил свернутый набок носище и чиркал длинной тонкой палочкой по бумаге. Перед ним сидела, едва дыша, Роза Белоног — в лучшем платье и с розочкой в волосах. Матушка Гэмджи подошла поближе. Ах, вот оно что! Портрет рисует. Да похоже-то как. И выходит у него прямо вот такая Роза Белоног, девушка симпатичная и даже миленькая, на щеках ямочки, нос вздернутый в конопушках, глаза круглые и слегка испуганные.
Выходя со своей солью из трактира, матушка Гэмджи спугнула с крыльца десяток детишек — внутрь они зайти боялись, но на пороге торчали, глазели на чужаков и особенно на игрушки.
Собирая дома затупившиеся ножи и разболтавшиеся ножницы, матушка Гэмджи никак не могла отвязаться от мыслей об игрушке. Ну, если не птицу, та, верно, дорогая, то хотя бы курочек на блюдечке, которые клюют, если их подергать за ниточки. Или двух кузнецов — дергаешь деревяшку, и они по очереди опускают свои молоты на наковальню. А вот у Доры Тук была кукла... По слухам, тоже гномская, руки-ноги у ней двигались, голова вертелась, волосы были из льняной кудели, а глаза не нарисованные — настоящие стеклянные, и закрывались, если куклу положить. Эх, куда тут куклу на старости лет... Небось, уж праправнучки Старого Тука играют той дориной куклой.
У сарая матушка Гэмджи остановилась, задумчиво глядя на старый серп. Хороший был серп, пока не затупился. Вон уже и зубчики почти стерлись. А жалко, новый серп плохо в руке сидит. Она завернула серп в кусок мешковины и добавила к свертку с ножами.
На заднем дворе трактира и впрямь сидел еще один гном, длиннющие усы заплетены в косички, борода тоже. Куртку он расстегнул, рукава закатал, а в руке держал большой мясницкий нож и придирчиво рассматривал заточку. На колоде гном разложил точильные бруски, тряпицы, бутылочки какие-то расставил...
— Эй, хозяин! — крикнул, откладывая нож. — Готово.
Старина Мак выбежал, забрал нож и оставил большую кружку пива. Гном отпил, огляделся и уставился прямо на матушку Гэмджи.
— Мне вот... ножи бы мне, — робко сказала она.
— Неси, — сказал гном и отставил пиво.
Вблизи он показался ну очень уж большим и нескладным — на голову выше хоббита, плечи широченные, ручищи огромные, кузнецу впору. «Да он, небось, и есть кузнец, — подумала матушка Гэмджи. — Как есть все гномы кузнецы».
Гном протянул ручищу и забрал сверток. Разложил ножи на лавке сбоку от себя и принялся их рассматривать, поводя длинным хрящеватым носом.
— Серебряный возьму, — наконец, сказал он и посмотрел прямо в глаза. Глаза у него были обычные, болотно-зеленые, со смешинкой.
Матушка Гэмджи кивнула, соглашаясь. А что ж, новый серп дороже станет. Да и любопытно, много ли правды болтают про гномью работу.
Гном возился со своими тряпками, шоркал лезвием ножа по бруску, смачивал водой, смотрел на свет. Движения привычные, видно, переточил этих ножей видимо-невидимо. Руки делали дело, а мыслями гном был где-то далеко, и сейчас со своими косицами, шерстью на щеках и несуразной ширины плечами казался вовсе не смешным увальнем, а, наоборот, ловким и складным, как всякий мастер своего дела за работой, и отчего-то невеселым.
С серпом он возился долго — чистил ржавчину, вытачивал заново зубчики, рукоять старую выбросил, на новую посадил.
— Ну, всё, хозяйка. Забирай.
Матушка Гэмджи встрепенулась. Перед гномом на мешковине лежали заново выточенные ножи, правленые ножницы и серп — как новенький. Гном отхлебнул из кружки, в которой давным-давно осела пена, и посмотрел на садящееся солнце. Допил залпом свое пиво и стал собираться.
К вечеру трактире народу поприбавилось — кто так зашел кружечку пропустить, а кто нарочно пришел на гномов посмотреть. У крыльца детишки запускали с палочки хитрую вертушку — видно, тоже гномскую, матушка Гэмджи никогда такой не видела. Можно ведь зайти еще, посидеть, сидру выпить, у старины Мака лучший яблочный сидр в округе... Хотя – кабы не гномы и не любопытство, не пошла бы она в трактир сидр пить, деньги тратить.
Гномы сидели тесным кружком, и вроде как их прибавилось.
Не успела матушка Гэмджи закусить еще теплым пирогом с грибами, как дверь отворилась резко, словно ее пнули. Вошедший гном придержал ее рукой — силу, видать, не рассчитал — и огляделся. Такой же широченный, как прочие, темно-рыжий. Грудь покрывала пышная борода с косичками, из-под лохм топорщились кустистые брови, из бороды торчал крупный нос и сверкали черные глаза.
— А, вот вы где! — зычно пророкотал он. — Пора.
Развернулся и шагнул снова за дверь. Гномы похватали свои пожитки и пошли следом, топоча тяжелыми башмаками. Огневолосый толстяк на ходу жевал жареную колбаску.
— О как, — сказал старина Мак, глядя им вслед. — На ночь-то глядя.

Наутро день был как день, солнечный, с облачками. Повоевав с сорняками на грядках, матушка Гэмджи умылась и пошла в Бэг-Энд, потому как среда, а у нее с мистером Бильбо уговор – по средам наводить в его норе порядок. И то — он хоббит холостой, кому за порядком в норе следить?
Матушка Гэмджи дернула за веревочку, зазвенел звонок. Никто не ответил. Она повернула ручку и вошла. Мало ли куда господин Бильбо отлучился, она как раз и приберется, пока его нет. Прошла в гостиную, решительно засучивая рукава, и остановилась. В гостиной был идеальный порядок — камин вычищен, дрова сложены горкой где надлежит, возле кресла не валяются книги, свечной воск из-под подсвечников вычищен. Странно. Сам мистер Бильбо, хоть и был хоббитом аккуратным, так никогда не делал. Терпения, видать, не хватало. Матушка Гэмджи прошла на кухню. Ну, что сказать — и тут все в порядке, сковородки начищены и висят на своих местах, тарелки расставлены в буфете, в шайке ни единой грязной ложечки не валяется. Матушка Гэмджи в удивлении заглянула во все комнаты — всюду, кроме спальни, порядок и чистота. Даже в кабинете книги разложены аккуратными стопками, перья все собраны, чернильница закрыта.
— Да что ж это такое случилось с почтенным мистером Бильбо? — пробормотала себе под нос матушка Гэмджи. Если бы он с кем другим договорился об уборке, она б знала.
Кто-то прибрал во всей норе. И даже починил подтекающий кран в ванной и покосившиеся полочки на кухне.
Зато в кладовке... Нет, там тоже царили чистота и порядок. Но на полках шаром покати! Кладовка пуста. Ни у одного хоббита, даже самого бедного, кладовка пустой не бывает. Ну, хоть капуста, хоть мешок клубней, хоть мука и связка рыбы сушеной да найдется. А тут...
На средней полке что-то шевельнулось, и матушка Гэмджи увидела озадаченную мышь. Они долго смотрели друг на друга, потом матушка Гэмджи опомнилась и завизжала. Мышь удрала, как и положено. «Голодной осталась», — с жалостью подумала матушка Гэмджи.
Устав гадать, она решила пойти по соседкам — вдруг кто чего видел, пока она была на огороде. Ключ от норы висел на крючке у двери. Подумав, матушка Гэмджи взяла в кабинете клочок бумаги и написала крупными буквами, с непривычки брызгая чернилами: «Ключь ваш у меня навсякий случай. Верба Гэмджи». Вышла, заперла дверь, записку пристроила под дверной ручкой, чтоб сразу было видно.
И тут только заметила, что на дорожке до калитки страшно натоптано, ровно кто-то влез в утиный пруд и прямо так, грязными лапами, пошлепал в гости. Однако на отпечатки ног не похоже, скорее...
— Гномские башмаки! — сказала она сама себе. — Ага.
И в клумбу с петуньями влез кто-то — тоже тяжелый, большой, шагнул в сторону от дорожки и оставил на рыхлой земле округлый вытянутый след.
— Гномы. И мистер Бильбо — это что, они к нему приходили?
— Ну да! — раздалось от калитки. Там стоял Нэд Норкинс с дымящейся трубочкой. — Вчера до поздней ночи шумели и песни распевали.
— А мистер Бильбо что же?
— А он, — хитро прищурился Нэд, пуская колечки, — с утра пораньше промчался бегом через все Отнорье, а когда мой малой его спросил, куда он так торопится, ответил, что за приключениями.
— Вот оно что!
— Ну да. — Нэд пыхнул еще трубкой и с сожалением сказал: — Повелся с волшебником — вот и свихнулся в одночасье. Гномы, песни до утра, теперь вот приключения... А какой был достопочтенный джентльхоббит!
Они покачали головами и разошлись.
«А кто ж в норе-то прибирал?» — думала матушка Гэмджи до самого вечера. Но этого она так и не узнала.

Отсюда: elenhild.livejournal.com/5652.html

@темы: Хоббиты, Ори, Гномы, Джен, Глоин, Бифур, Бомбур, Бофур, Фанфики

---

[SofiaSain]

Название: Начало пути
Автор:  SofiaSain
Персонажи: Фили, Кили и ко
Рейтинг: R за кровяку
Саммари: По заявке: IV-17. Фили/Кили. Первое тяжелое ранение одного из братьев. Осознание возможных последствий в предстоящем походе

То героическое падение на мостовых настилах и последующее падение тяжелой туши гоблинского вожака сверху – не прошло незаметным ни для кого. И, хоть улепетывали они все довольно резво, каждый чувствовал последствия. Фили с каждым шагом превозмогал ноющую боль в спине. Бег отдавался болью под лопаткой, опоясывая плечо, перетекая в предплечье. А вот в районе локтя, напротив, было странное онемение, он не чувствовал правой руки.
Но на то они и гномы – ушибы и царапины, это только смех и баловство. Игнорируются и, наверное, оттого заживают быстрее.
Но жалко – безмерно жалко пони. С ними было бы сподручнее передохнуть. И Хоббит пропал. Но это забота дяди, И именно ему предстоит спорить с Гендальфом, который поднял панику по этому поводу.
Короткий привал позволяет вздохнуть свободнее, раздеться, и с любопытством осмотреть руку и плечо, покрывшееся занимательным черно-багровым синяком.
Гномы постарше сидят, отфыркиваясь и ворча. И Фили их понимал – ему самому не хотелось бередить руку или шевелиться. Только Кили не было видно. Наверное, ушел к ручью. В этом марш-броске брат был замыкающим, и у Фили даже не было возможности спросить как он, или пожаловаться шутливо на свое состояние.
У ручья он его и нашел. Сначала набрел на сброшенную верхнюю одежду, но брата не увидел. А потом услышал сдавленный хрип из-за куста.
Не желая подкрадываться без предупреждения к лучнику, который так же славился тем, что может метнуть нож куда угодно и не промахнуться, Фили обогнул куст, подходя спереди, и… замер, не зная, броситься ли на помощь, или взорваться от злости и страха!
Брат, раздетый по пояс, сидел на земле, ковыряясь в своем темно-сером мешочке. Фили знал, что там он носит бинты, иглы, нитки, травы, спирт и мазь от ушибов.
Грудь Кили, от ключиц и до солнечного сплетения была такой же черно-багровой, как плечо Фили. А живот, побуровевший, со вспухшей кожей, пересекала рваная, длинная рана, которая углублялась в правом боку. Все пространство вокруг было залито кровью. Фили вспомнил, что брата зажало под мостками вместе с Двалином, как раз на уровне живота. И вспомнил, что никакой защиты, кроме дубленой кожи куртки, и пояса с металлическими пластинами на животе у брата не было. Видимо, что-то острое с силой ударило или полоснуло его по животу. Любой гном может выдержать такой удар, и проткнуть гнома не так-то просто, но если на тебя падает что-то в десять раз тяжелее тебя самого…
Кили методично вынимал из раны щепки, занозы и грязь. Его губы побелели, щеки запали, делая его лицо резким и злым. Фили наконец-то обрел дар речи, возмущенно взревев:
- Ты сдурел?! Куда уполз, почему не сказал про такую рану?
Кили вздрогнул, а рука с окровавленными пальцами дернулась к ножу. В темных глазах узнавание промелькнуло медленнее, чем положено. Фили видел, что брат едва ли в себе от боли. Он бежал все это время, с открытой раной на животе и теряя кровь! У Фили у самого немного помутилось перед глазами от страха. Он метнулся к брату, глянув на его спину. Как и ожидалось – черная, с отпечатавшейся пряжкой перевязи, которая впилась в кожу даже через одежду. Фили выхватил окровавленную тряпицу из миски с водой, которую Кили предусмотрительно притащил, и помахал перед лицом брата:
- Прокипятить! Рану зашить! Как ты… как… тебя тошнит? Кровь горлом есть? Кишечник, желудок – повреждены?
- Нет, я в порядке, успокойся.
Такой ответ окончательно взбесил перепуганного до состояния слепой ярости Фили, заставив хорошенько ударить брата раньше, чем успел себя остановить. Голова Кили дернулась, к синякам прибавилась кровь на губе. Но он промолчал, злобно зыркнув на брата.
Фили, с дрожащими от злости руками собрал вещи, бросив Кили:
- Вставай.
Тот послушался без пререканий, и, что более всего говорило о тяжелом состоянии, без шуток и насмешек. Когда он поднялся на ноги, Фили отчетливо увидел сочащееся кровью мясо в глубокой ране. Его затрясло.
Брат еле перебирал ногами, но Фили доставил его в лагерь. Это короткое расстояние показалось ему невероятно длинным. А потом Кили сдали на руки Дори, который захлопотал над принцем. Остальные гномы и нашедшийся хоббит смотрели с беспокойством. Торин выглядел так, будто ему тоже очень хочется побить младшего племянника. И Фили понимал дядю. А еще… он пытался проигнорировать злобную, ужасающе гадкую, и такую жалобную мысль, бьющуюся в уголке сознания: «Почему не Двалин? Ведь он был там же. Почему эта проклятая палка проткнула не его?».

Фили не мог знать, что так бывает, и уж конечно не мог видеть себя со стороны. Да и никто не увидел бы этого в его светлых волосах. Но, да, так бывает. Когда пара нитей седины появляются в волосах очень молодого человека. Буквально за день.
В лапах орла было зажато бессознательное тело Торина. Фили даже не знал, жив ли он. И, словно этого было мало, Кили покачивался прямо перед ним, норовя вот-вот потерять сознание. Фили как можно осторожнее поддерживал его, стараясь не прикасаться к животу и груди. Тело брата пылало жаром, и, что-то подсказывало наследному принцу, что под повязкой он обнаружит воспалившуюся рану. Сама она оказалась не смертельно опасной, но сильно кровоточила, и ее стоило держать в относительном покое. И уж точно не скакать по соснам, стискивая зубы и претворяясь, что у тебя все в порядке. Самым опасным в ране была вероятность заражения. И вот, пожалуйста. Кили в последний раз слабо произнес имя Торина, и тоже потерял сознание, накренился, попытавшись соскользнуть с орла. Фили поймал его, обняв с двух сторон. Как в детстве, когда он сажал его перед собой на пони.
Со всех сторон на Фили смотрели обеспокоенные, испуганные гномы. Ну да… если с этими двумя что-то случится… он останется единственным королевским отпрыском. Если с ними что-то случиться, он… просто останется один. Навсегда. Без совета. Без поддержи. Без тех, кому может доверять беззаветно, ближе кого просто не может быть.
Фили проглотил ком в горле, сосредоточившись, собравшись. Он резко крикнул:
- Дори! У Кили жар!
- Закрой его от ветра!
Фили укутал брата в свой плащ. Лоб и волосы под его ладонью были мокрыми, горячими, как печка.
Нет. Ничего. Ничего не случится. Он… заставит Гендальфа сделать что-нибудь. Никуда этот волшебник не денется. Пусть только попробует.
Кили начал дрожать, его качало в стороны, и он не приходил в себя.
И это только начало. Только начало пути.
Никогда раньше Фили не испытывал такого страха, и такой одуряющей злости. У него пытались отнять тех, кем он дорожил больше жизни. И это только начало пути.

@темы: Бильбо, Гэндальф, Гномы, Джен, Торин, Дори, Прочие персонажи, Кили, Фили, Фильм1: The Hobbit: An Unexpected Journey, Фанфики

---

[julientel]

Фили и Кили, Битва Пяти Воинств

спойлерно

Существует куча артов на эту тему, но захотелось нарисовать свой вариант.


To the Last Breath by ~Tenshi-Inverse on deviantART

"If there's nothing I can do, I'll hold you till the pain is gone"

@темы: Джен, Кили, Фили, Рисунки, коллажи, фанарт, "Хоббит" (книга)

---

[[Беренис]]

Усатый нянь Двалин

источник

@темы: Гномы, Юмор, Двалин, Фильм1: The Hobbit: An Unexpected Journey, Рисунки, коллажи, фанарт

---

[SofiaSain]

Название: Свет и радость
Автор:  SofiaSain
Персонажи: Бофур/НЖП, Бомбур, Бифур, НЖП, упоминается Кили
Рейтинг: ... наверное PG-13
Саммари: по заявке на хоббит-фэсте 4,5-4. Бофур/НЖП. Бофур начал делать игрушки для своего еще не рожденного ребенка. Одна из версий, найденная на тумблере, как Бофур стал игрушечных дел мастером: он был влюблен в одну гномью женщину и начал делать игрушки, когда она забеременела. Но при родах и мать и ребенок умерли, Бофур продал все игрушки и пообещал их больше никогда не делать, но счастье, которое они принесли другим детям заглушили его боль и он продолжил делать игрушки другим детям и дарить им счастье, которое они могли бы принести его ребенку. Автор, не обязательно идти по версии до конца, ХЭ тоже приветствуется.

Хорошая пара. Крепкая, надежная. Так про них говорили остальные. А для самих себя они были еще и любовью. Светом, надеждой, радостью.
Иногда говорят: «Я не верю своему счастью».
Глупая фраза. Бофур верил ему – своему счастью. Верил в него, наслаждался им, с радостью принимая его.
И дома смеялся над ворчанием жены, когда оставлял разводы на ее одежде измазанными углем, сажей пальцами. И знал, что Санна сменит платье, но до его нового возвращения испачканную одежду не постирает. Глупая женщина, которая хранила отпечатки его пальцев, или ладоней. До следующего раза. И он пачкал. Специально. Это было даже забавно. Но он не осуждал ее за это. Пусть. Если ей надо. Шахты опасны. Она не любит их после того, как Бомбур раздробил себе руку и едва не сорвался много лет назад. Если ей нужно хранить его, Бофура, руки – их след, пусть. Хоть так тревога в ее глазах утихала.
Глаза. Бомбур, да и все остальные, говорят, что они с Санной похожи друг на друга, будто родные. Говорят, что это признак самой крепкой пары. Если оба похожи. Может и так, но он не верил им. Взять его чумазую рожу, и сравнить с лицом его же жены? Нет, ничего похожего. Она-то красавица. И умница. Правда, сварлива. Ну, хоть Бифур не осмеливается буянить в ее присутствии. Кузен ее уважал, и всегда робко молчал в ее присутствии. А Санна реагировала на Бифура с материнской нежностью, окружая заботой, от которой кузен робко млел, изо всех сил стараясь не показывать этого.
Да, матерью она будет хорошей. И гномик у них получится славный! С мамкиными глазками-угольками, папкиными усищами и дядькиной добротой. Главное, чтобы от дядьки не взял прожорливость, от мамки сварливость, а от папки болтливость. А то ведь оно и так бывает!
Жажда вернуться домой скорее, становилась особенно острой, когда думал о жене и ребенке, что ждут его. Но ничего. Половина пути позади, горы уже рядом, скоро. Скоро увидятся, скоро обнимутся. Скоро он получит по шапке за то, что так долго отсутствовал, хоть они оба знали, что расстанутся, и оба думали, что не увидятся дольше. Он обернулся раньше времени. Может, даже поспеет к сроку родов. Скоро он сможет взять своего гномика на руки, и вручить ему собственноручно сделанную игрушку. Только для него – уникальную. Он пятнадцать ночей шептал металлу, прося его открыться во всей красе, прося помочь показать всю свою любовь, все то, что заменило собой камень и алчность в сердце. Все то, что сплелось с добротой, музыкой и легким смехом, которые всегда там были. Теперь он полноценный. Без следов гномьего проклятья – жажды, которая в большей или меньшей степени живет в душе каждого гнома. Теперь он – монолит и основа. Крепок. Телом, душой, сердцем. Он везет домой металлическую фигурку гнома, который умеет взмахивать молотом. Это лучшее, что он сделал. Остальные игрушки – тоже хороши и выполнены с любовью. Но эта – самая лучшая.

Бомбур встречает его на пороге их дома, Бифур топчется чуть дальше, прячась в тени. Бофур недоумевает. Их дом никогда не был наполнен тенями, в которых можно спрятаться. Только свет, смех и запах мыла, даже когда Санна не брала стирку из прачки на дом. Она работала там – в прачке. Тяжелая работа, испортившая ее руки. Но… это был ее запах. Он уже не представлял ее пахнущей какими-нибудь травами или цветами, как любят женщины. Она пахнет еловым мылом.
Но запаха нет. Нет света. Тихие слова брата, который выглядит постаревшим лет на тридцать. И настороженный, заплаканный взгляд Бифура, который впервые готов броситься и скрутить Бофура, в случае надобности, а не наоборот. Тихие слова. Смущенные. Второй раз Бомбур попадает в обвал. Только тогда он пострадал. А теперь невестка. Была на сносях, не могла работать и скучала. Понесла гостинец свояку, совершая ежедневный моцион. Ведь беременным нужно гулять. А к свояку ее пропустили. Она тут частый гость, да и не мешала. Приходила, болтала немного, быстро уходила, вкусно кормила. И обвал. Ужасающий, которого никто не ожидал. Ложная пустота, и неизмеримо глубокая пропасть. Ей даже дали имя – морийская легенда. Глубока, как в Мории. Беременные – не очень хорошо умеют бегать и скакать. Не увернуться, не убежать, не спрятаться. В пропасть. В пустоту. В темноту.
Туда она все и забрала – и запах елового мыла, и свет.

Гноменок не мог оторвать глаз от металлического гнома. Почему-то ему казалось, что это сам гномий король! Он уже третий день приходил на ярмарку, топчась рядом с этим продавцом. Тот тихонько посвистывал на флейте, правда, часто прерываясь. Будто музыка его не слушалась. Или, словно ему негде было брать музыку. У него была смешная шапка и ужасно грустные глаза. Мама не объяснила, почему он такой, но велела не надоедать ему. И купила у него свистульку. Они почти никогда не покупали ничего такого, что не приносило пользы, или не было необходимостью. Но мама купила у этого дяди самую дешевую из разложенных игрушек. Он тогда ей улыбнулся, гномик видел! – и от этой улыбки словно чуть посветлело. И голос у дяди был сильным и чистым. Он тогда назвал маму по имени, и сказал, что он к ее услугам. А потом снова стал грустным.
Музыка снова оборвалась. Нинни оторвал взгляд от вожделенной игрушки, глянув на продавца. Тот смотрел на него. Нинни нравились его глаза. Они были добрыми. Хоть и черные цветом. Гном поманил его пальцем, и Нинни без колебаний подошел:
- Нинни, к вашим услугам!
- Бофур. К вашим.
Старший гном наклонился к нему, улыбнувшись:
- Ты очень вежливый молодой гном. Тебе говорили?
- Так учил папка.
- Правильно учил. Держи.
И протянул ему металлического гнома! Невероятно!
У Бофура ушло много времени на то, чтобы убедить младшего сына подруги Санны, что он всерьез и взаправду. Семья рабочих, благословенная многими детьми вынуждена была отказывать этим детям во многих радостях. Бофур отдал бы им все, что у него было. Но им с братьями нужны были деньги, чтобы уйти. Они продавали все свое имущество, чтобы запастись хорошим снаряжением. В путь-дорогу.
Этот гном, из заговоренного метала и умевший махать молотом – стоил дорого. Но отдать его за бесплатно было лучшей идеей в его жизни. Это стоило всего на свете. Это неверие, эта радость. Этот свет! – почти такой же, как тот, по которому Бофур так неизбывно тосковал.

Кили наблюдал за пальцами Бофура, настолько завороженный размеренной, четкой, легкой и волшебной работой, что даже не шевелился, лишь изредка попыхивая трубкой. Бофур хитро глянул на него:
- Хочешь научиться?
- Что ты. Так я не сумею.
Гном хмыкнул смешливо, но потом кивнул:
- Не сумеешь. Пока. Но трубку ты себе ловко выстругал.
- Тебе это нравится, да? Игрушки, флейты…
Бофур смеется легко, безмятежно, улыбаясь хитро и добро. Пожимает плечами, говоря, будто это само собой разумеется:
- Это свет и радость.
И Кили светлей и радостней. Бофур – он такой. Удивительный гном. Кили гордился тем, что он и братья в их команде.

Бофур снова собирался. Пусть его рука была на перевязи, и вряд ли сможет полностью восстановиться. Пусть здесь его ждет почет, достаток и покой. Пусть так. Конечно, он вернется сюда. Но сейчас он хотел уйти. Посетить Эред-Луин, потом деревню, где они с братьями родились, и… да, то поселение, где они жили, когда была Санна. Какое-то болезненное паломничество. Но Бофур так хотел.
В своих вещах он нашел несколько игрушек. Последнее, что он сделал. Больше он не сможет их мастерить. Но он их продаст. А одну игрушку… гнома из заговоренного металла, который умел махать молотом, почти такого же, как у юного Нинни…
Просто, когда он смотрел, как на грудь Торина клали Аркенстон, позволяя королю и принцам унести его свет с собой, в темноту – тогда Бофур понял, что не отдал ей ничего с собой. Нового гнома из заговоренного метала он оставит там, на той выработке. Или, если сможет пройти к пропасти – бросит вниз. А потом вернется к выжившим, израненным братьям.

Нинни не поверил своим глазам. А потом хотел броситься к дядьке, который однажды осчастливил его, почти перевернув его жизнь. Но потом подумал, что это не его дело. И помчался домой, рассказав все отцу. И отец буквально выбежал из дома, едва накинув куртку. А Нинни побежал рассказывать маме.
Такая суета поднялась! Эх, женщины, они какие угодно остаются женщинами. Но их суетливые усилия, волнения – не прошли даром. Умудрились как-то, и уродство тети Санны перестало бросаться в глаза.
А потом папка притащил Бофура чуть ли не волоком.
Ох, у Нинни самого едва дыхание не перехватило, так они смотрели друг на друга! Он сжимал в кулаке того самого гнома, глядя как Бофур осторожно дотрагивается до пустой глазницы и провалившейся щеки. До тонкой пленки розоватой, натянутой кожи. До искривленных губ. Стирает пальцами слезы, вытекающие из единственного глаза. И так ему жалко было тетю Санну, которая прижимала платок к провалу в носу! Ей нельзя было плакать – растерзанная плоть носа текла неприятно, и, наверное, это ее смущало. А потом он увидел, что и Бофур плачет. И мамка заплакала. И Нинни не сдержался. Он любил воспоминание о добром продавце игрушек, и любил мамину подругу, которую так жалостливо выхаживал много лет назад, когда был еще гноменком. Тетю, оставшуюся без ноги, с искривленной рукой, с изуродованным лицом и спиной, которую за глаза называли орком.
А потом Нинни крепко прижал к груди свою драгоценность – волшебную игрушку. Но, наверное, не смог прижать ее крепче, чем Бофур тетю. Ох, тот и смеялся. Всхлипывал, правда, но смеялся. Безумие. Но радостное.

@темы: Гномы, Гет, Кили, Бифур, Бомбур, Бофур, Фанфики

---

Сканы страниц артбука с Радагастом

[green__mouse]

Перепост только с разрешения.

Очарованы ли вы джексоновским Радагастом так, как я — и как, без сомнения, была очарована вся команда создателей этого дивного персонажа? Если да, то смело под кат!

много-много Бурого Мага со всеми сопутствующими атрибутами. Вы уверены?

"Все маги уникальны. Радагаст эксцентричен, причудлив и добросердечен. Мы баловались разными идеями насчет его шляпы и других его вещей, которые помогли бы показать эту эксцентричность. В начале было предложение поселить вокруг него и на нем зверюшек и сделать у него в бороде мышиное гнездо. Мы рассматривали возможность разместить птичье гнездо в его посохе, но Питеру понравилась идея с гнездом в волосах".

Алан Ли, художественный директор

Между прочим, только тут запечатлен светлый образ ежа Себастиана. В профиль.


А ведь Радагаст мог стать таким:

И таким...

"Замысел Питера о Радагасте было абсолютно гениальным. Он настаивал, что Радагаст должен быть асимметричен в буквальном смысле слова: одна бровь выше другой, один ус опущен вниз, другой вообще куда-то делся. И к тому же птичье гнездо в волосах со всеми вытекающими (с одной стороны от лица) последствиями. Полный контраст с Саруманом".

Питер Кинг, художник по гриму и прическам

"Два моих рисунка были основаны на набросках, которые дал нам Питер. Один демонстрирует дикую Радагастову бороду, намотанную вокруг запястий и распадающуюся надвое, когда Радагаст поднимает руки. Его одежды когда-то были роскошными и богато украшенными, но поблекли и износились так, что это уже совершенно непонятно".

Пол Тобин, художник мастерской Weta

Здесь видно, что на наряды Радагаста повлияли: облачения священников, шаманские мотивы и экзотика Востока. От широкополой шляпы в стиле кули отказались, так как она перетягивала на себя внимание и затеняла лицо актера. А вот так Радагаст бежит на звук сработавшей сигнализации догоняет свою упряжку:


Варианты гнезда на голове. Викторианская шляпка с полями чудесна, чудесна


Жизнерадостный такой:


Радагаст Бурый в естественной среде обитания:


За рулем верного велосипеда и в умилительной ушастой шапке:

"Шляпа Радагаста была одной из собственных идей Питера. Он хотел, чтобы у нее были характерные уши по бокам, что дало бы совершенно иной, чем у Гэндальфа, силуэт"

Энн Маскри, художник по костюмам

Радагастова лихая Феррари и мимими зайчик-кучер


Эскизы жилища Радагаста и его домашней утвари:




"Росгобел, обиталище Радагаста, расположен глубоко в Зеленолесье, лесу, где постепенно распространяется злое влияние Некроманта, и мы видим, как Радагаст обнаруживает это зло. Мы с самого начала знали, что это будет скорее нарисованный лес, чем съемка на местности, и мы придумали и построили локацию таким образом, что под определенным углом она выглядит великолепно, но стоит завернуть за дерево, как обнаруживается гниль и распад, которые, как мы увидим позже, расползутся по всему Лихолесью. <...>
Концепция жилища Радагаста была такова: когда волшебник построил себе дом, росток дуба пророс перед дверью, и Радагаст пожалел его выполоть. Столетия спустя это деревце превратилось в огромный дуб, который постепенно разрушил стены. Радагаст латал и чинил дом по мере того, как он деформировался, но продолжал оберегать дерево, и с течением времени это шаткое живое строение окружило ствол и срослось с ним. Обычные здания могут быть построены вокруг дерева, но у этого дерево выросло внутри".

Дэн Хенна, художник

Курсивом выделены цитаты из артбука. (Просьба указзывать на косяки перевода)

@темы: Иллюстрации, Радагаст, Фильм1: The Hobbit: An Unexpected Journey

---

[julientel]

Решила поделиться своими небольшими зарисовками.
Надеюсь, никто не против х)

Жмем для полноразмера и небольшого описания.

The first days were the most difficult. But we couldn’t let ‘im down for he was one of our kin and he needed us.
Первые дни были самыми тяжелыми. Но мы не могли его бросить, он был нашим родичем и нуждался в нас.

“Don’t pretend that you’re interested”
“I AM interested”
“Since when?”
“Since always”

"Не притворяйся, что интересуешься"
"Мне действительно интересно"
"С каких пор?"
"Всегда"

+ Бильбо бонусом

@темы: Бильбо, Нори, Ори, Джен, Дори, Бифур, Бомбур, Бофур, Фильм1: The Hobbit: An Unexpected Journey, Рисунки, коллажи, фанарт

---

Создание Оркриста - интервью с мастерами (перевод)

[Rosie Took]

Мимо мечей пройти невозможно, мимо Оркриста - тем более. Интервью с создателями оружия в ВК и "Хоббите" о создании, дизайне, истории, концепции и короче всего, что мы хотели узнать об Оркристе, мече Торина Дубощита.

Эти лица мы уже знаем, но на всякий случай (героев нужно знать в лицо, слева Пол Тобин, справа Питер Лайон):


«Наиболее культовый реквизит в «Хоббит: Нежданное путешествие» - это, вероятно, Оркрист, «Кусач», «Рубящий гоблинов». Этот меч найден Торином Дубощитом в свалке братьев-троллей Вильяма, Тома и Берта.
Оркрист был выпущен недавно как пятый меч в Weta's Master Swordsmith's Collection и доступен для заказа.
Меч и кое-что из истории его создания фигурирует в The Hobbit: An Unexpected Journey, Chronicles: Art and Design, но мы хотели изучить его поглубже. Поэтому мы навестили концептуального дизайнера Пола Тобина и Master Swordsmith Питера Лайона, чтобы побеседовать о том, как меч был спроектирован и создан.
Обычно задаваемый вопрос на фейсбуке и разных форумах – имеет ли меч прототип среди отдельного вида мечей.
Пол Тобин объясняет: «В рамках классификации оружия он, возможно, ближе всего к фальшиону. Тем не менее, главным условием формы меча была необходимость сильного визуального эффекта, чтобы он выглядел впечатляюще в руках массивного и потенциально уменьшенного гнома».
«Если вы возьмете меч вроде Гламдринга, который довольно узкий, он смотрится фантастически в руках высокого и тонкого мага Гэндальфа, но когда вы помещаете его в руки гнома, он начинает выглядеть слегка похожим на рапиру или большую открывашку для конвертов».
«Хотя некоторые настаивают, что Оркрист – брат Гламдринга, это не обязательно означает, что они должны выглядеть одинаково. Это означает только, что возможно, они были выкованы одним кузнецом. Толкиен никогда в действительности не описывал мечи с технической подробностью, и таким образом мы должны были перебрать многочисленные варианты интерпретации меча, - добавляет Пол Лайон.
«Таким образом, мы начали рассматривать Жало, - продолжает Пол. – У него более широкий клинок, и для второго этапа дизайна я многое заимствовал от формы этого меча». (не совсем поняла, что за «второй этап» - наверное, имеется в виду собственно работа над «Хоббитским» оружием).
«Нам был нужен тяжелый клинок с яркой кинематографичной внешностью, и хотя Оркрист – меч с односторонней заточкой, у обоих мечей есть много схожих деталей. Например, гарда – очень похожа на Жало».
«То, что часто обсуждается в интернете – это рукоять из драконьего зуба, - вставляет Питер. – Люди говорят, что в толкиновских работах нет заметок о драконе, убитом в ранние эпохи, и соответственно нет возможности кому-либо приобрести зуб дракона для рукояти. Но я догадываюсь, что вам необязательно в действительности убивать дракона, чтобы получить во владение его зуб. Быть может, он был выбит в битве и нашел путь в кузницу Гондолина».

Пол уточняет: «На самом деле идея рукояти из зуба дракона родилась из имени меча – «Кусач». Толкиен широко черпал из культуры и истории нашего мира, и существует множество примеров, когда бивни или кости были использованы для рукоятей оружия. Питер очень хотел ввести энергичную деталь в дизайн, и я догадываюсь, что именно поэтому он увлекся этой необычной идеей. Мы даже рассматривали как вариант каменные рукояти в качестве отличительного признака от мечей остальных героев ВК. Я также думаю, что относительно роли, которую Смауг играет в «Хоббите», привязка зуба именно к дракону будет хорошей тематической подоплекой. Финальный вариант рукояти был смоделирован на основе зуба тиранозавра рекса, и Питер специально попросил его слегка зазубрить, чтобы рукоять выглядела как настоящий динозаврий зуб».
«Все детали дизайна возвещают о гондолинском происхождении меча, что выходит за пределы связей с Жалом. Что до происхождения – мы выбрали Эктелиона Повелителя Фонтанов, капитана короля Тургона как наиболее вероятного владельца меча. - Пол объясняет, - вот где зародилась идея дизайна с изображением фонтанов с четырьмя драгоценными камнями на навершии рукояти».

«Весь дизайн в действительности очень «текучий», плавный, несмотря на массивность клинка», - добавляет Пол.
Оркрист имеет наиболее времязатратный дизайн в Master Swordsmith's Collection – главным образом из-за своих размеров.
«Это очень массивный клинок, и с ним очень тяжело работать, - объясняет Питер. – Это трудная физическая работа – затачивать край рессорной стали такого размера».
«Законченный меч весит около 3 кг, и это значит, что он намного тяжелее, когда я начинаю работать над ним. Изогнутый клинок также имеет свои уникальные сложности».
Но «основное блюдо» с т. з. точности и мастерства – это ножны.
««Рабочая» версия (сделанная из уретана) для фильма была сделана настолько тонкой и узкой, насколько возможно при условии, чтобы они не сломались. Но когда дело доходит до сооружения реальных ножен, я должен усиливать их тонкие габариты путем утолщения внутри и еще оставить место для меча посередине».
«Ножны сделаны из стали и дуба – это стоило мне многих бессонных ночей в мыслях, как наилучшим образом сделать их красивыми и функциональными. Кожаные ремешки, пряжки и пояс – все должно идеально подходить друг к другу. Каждые ножны традиционно делаются для своего меча и испытываются и тестируются для плавного хода».
«Любой, кто заказывает себе полный комплект, должен быть осторожен относительно конструкции ножен и беречь свои пальцы. Особенно если он заказывает свой меч заточенным».
«Чтобы сделать ножны повторяющими форму меча, было необходимо сделать прорезь вдоль изогнутого края ножен, чтобы самая широкая часть клинка легко выскальзывала из ножен».
«Когда вы носите меч на спине, как Торин Дубощит, это не имеет значения. Но если вы держите ножны одной рукой и вытаскиваете меч другой, убедитесь, что ваши пальцы вне опасности пореза».
Оркрист быстро стал одним из наиболее восхитительных предметов Weta Cave, и эльфийские изречения на нем (переведенные известным лингвистом Дэвидом Сало) обсуждаются толкинистами по всему миру.

Мечи часто вызывают эмоциональную реакцию, и мы осмелимся утверждать, что Оркрист займет среди них достойное место – Рубящий гоблинов из Гондолина».

Полноразмерные фото Оркриста во всей красе и деталях можно посмотреть по ссылке.

Источник http://www.wetanz.com/the-making-of-orcrist/

ЗЫ Тащить только с разрешения.

@темы: Любопытные мелочи, Интервью

---

Бороды гномов и макияж эльфов.

[Волчица Юлия]

Интересное интервью журнала "Vanity Fair" с художником по прическам и гриму.
www.vanityfair.com/online/oscars/2013/02/the-ho...

АПД: Для не владеющих английским на Хеннет-аннуне его уже очень оперативно перевели.
www.henneth-annun.ru/index.php/2013/02/intervie...

@темы: Полезное, Ссылки

---

Оскар за вклад в науку и технологии

[Thorin Oakenshield]

До церемонии «Оскара» еще 2 недели — но первая золотая статуэтка уже вручена компании спецэффектов WETA. Речь идет о награде «Оскар за вклад в науку и технологии», церемония которой прошла вчера. Сотрудники WETA Digital Саймон Клаттербак, Ричард Дорлинг и Джеймс Джейкобс выиграли Оскар за вклад в науку, а именно — за технологию, ответственную за реалистичность Горлума в «Хоббите: нежданном путешествии».

Отсюда

@темы: Фильм1: The Hobbit: An Unexpected Journey, Новости