Мы с приятелем вдвоём работали на дизеле, Пара горьких неудач нас заметно сблизили.
Этот сюжет долго грыз мой мозг - и я не выдержала.
ОСКОЛОК ПРОШЛОГО
Автор - ju1a
Жанр – джен, хоррор
Перснажи – Кили\НЖП, НЖП
Рейтинг – помилуйте, какой рейтинг у джена?
Саммари - Нигде в фильме не сказано, кто учил Кили стрелять из лука
читать дальшеРассвет, пронзительно-алый, вставал над застывшим лесом. Черное кружево листвы вплеталось в эту пронзительную красноту, словно пролили вино на дорогую скатерть. Холодный, еще ночной воздух, пронизанный прядями лилового низкого тумана, пах мятой и земляникой. Я смотрела, как медленно наливается голубизной мутное со сна небо, как бледнеют, растворяясь в прозрачной невесомости, звезды. Туман плыл сквозь меня, его бесконечные ласковые щупальца вздрагивали от прикосновений ветра. Я медленно вышла к обрыву. Река, вращаясь яростно и безумно, закручивая седые буйные водовороты, текла далеко внизу. Литой шар солнца вставал на горизонте, огромный, выпукло-тяжелый. Я подняла руку, глядя сквозь нее на холодный кровавый диск – полупрозрачная зыбкая плоть осветилась чужим светом, налилась нежно-розовым, перламутровым сиянием. Стала на мгновение почти живой, обманчиво теплой женской ладонью. Я опустила руку, и все прошло, закончилась короткая смешная утренняя игра в жизнь. Развернувшись, я пошла к редким, молодым еще кустам дикой вишни, за которыми стеной стояли частые темные стволы, сочащиеся липкой, остро и холодно пахнувшей смолой. Солнце светило мне в спину, пронзая навылет, и тени подо мной не было.
Хотелось есть. Голод грыз изнутри, толкал вперед, я шла сквозь кусты, прислушиваясь к шебуршению, тихому теплому чужому существованию. Он был под старым вязом, спрятался в норе под корнями, впившимся в землю, как узловатые темные стариковские пальцы. Я слышала лихорадочную дробь его сердца, ощущала манящий жар жизни. Встав на колени, я потянулась под землю, коснулась мягкой шкурки, острых тонких лопаток. Жизнь полилась в меня – мелкая, суетливая, пахнущая свежей травой жизнь. Плоть таяла на легких костях, стремительно, как воск, тельце под моей рукой истончалось, оседая безвольно на пропахшую мускусным звериным запахом землю. Голод отступил, затаился на время, успокоенный. Я встала, отряхнув руки, словно их можно было испачкать, и пошла прочь, оставив в темной глубине иссохший, обтянутый тусклой свалявшейся шкуркой скелетик.
Этого было мало, но голод еще спал – а вокруг был, пронзенный утренним солнцем, звенящий птичьими трелями, лес. Я прошла к дубу, который помнила еще совсем молодым. Тогда два переплетенных тонких ствола показались мне достаточно хорошим ориентиром. Много лет прошло с тех пор. Больше мне не нужно было примет, чтобы найти это место. Я находила его без подсказок, с закрытыми глазами, в самую слепую, черную ночь. Давно уже не было дуба, лежал поперек веселой тонкой поросли старый рухнувший ствол, покрытый густым прохладным мхом, рассыпался трухой пенек, и семейка опят лаково отблескивала рыжими шапочками, карабкаясь по прогнившей коре. Золото было здесь, лежало под серым угловатым камнем. Я коснулась теплеющего в солнечных лучах бока, влажно блестящая изумрудная ящерица брызнула вниз во мшистую глубину. Мне не надо было смотреть на золото. Я все помнила. Монеты с профилем мрачного горбоносого мужчины в тонкой острозубой короне, глухо позвякивающие в черном кожаном мешочке, два браслета в форме сцепившихся драконов с жарко тлеющими рубинами глаз, и кольцо. Сапфир, темный, как ночное небо, в россыпи крошечных бриллиантов, мерцающих холодным искристым светом. Мне заплатили щедро.
Воспоминания были вылинялыми, как застиранное белье.
Он подошел ко мне в трактире – высокий мужчина с печально висящими усами в отороченной волчьим седым мехом безрукавке. Подсел, вытянув худые длинные ноги, отхлебнул отдающего сивухой пива.
- Хочешь заработать?
Я хмыкнула, пожав неопределенно плечами.
- Это смотря что нужно. И насколько рискованно.
- Для тебя – никакого риска.
- То есть все очень плохо. Не думаю, что предложение меня заинтересует.
И тут он положил на стол кольцо. Мерцающие радужные искры брызнули по заляпанным жиром доскам дубового стола, солнечный свет, проникающий в маленькое мутное оконце, скользил по темным строгим граням сапфира. Я смотрела на лежащее посередине стола кольцо, ровно посередине – словно бы уже ничье. Протянула руку, прикоснулась к холодному металлу, бриллианты кольнули пальцы.
- Выполните нашу небольшую просьбу – получите еще парочку безделушек. Украшения любят женские руки. Ну и, конечно, деньги. Поверьте, мы умеем быть щедрыми.
За это кольцо можно было год жить безбедно. Еще пара таких же – и я куплю дом. Может, открою лавку, буду торговать – луками, например. Я ненавидела нищету. Старый дом с мышами, бегающими по гнилому полу, сварливая толкотня в тесных комнатах, голодное, унылое ожидание, никогда и ничем не заканчивающееся. Всего этого я навидалась в детстве. И точно знала, что так жить не буду. Кольцо согрелось в моих руках, я рассматривала прихотливое плетение стеблей, кажущиеся такими хрупкими лепестки золотых цветов. Что ж, все имеет свою цену.
- Что ты хочешь?
Через два дня мы выступили. Двести человек конников в тяжелых темных доспехах шли колонной по пятеро, высокие, мохнатые кони ступали тяжело и мерно. Вымпелы с черными львами на серебряном поле хлопали туго и звонко на ветру. Тан Харгунд, самодовольный скаредный ублюдок в длинном, подбитом горностаем плаще, сидел на соловом мерине и гордо озирал войско. Мы, пятеро разведчиков, вернулись, и тан был готов выслушать доклад. Я колебалась, действительно колебалась. Но, взглянув в оловянные, непоколебимо самодовольные глаза Харгунда, решилась. Случайная работа, случайные, чужие мне люди.
- Все чисто.
Из Шепчущих лесов не вышел никто. Отряд расстреляли в упор, тяжелые черные стрелы били из-за деревьев, с десяти шагов вышибая всадников из седел. Я заехала в кусты и остановилась, успокаивая всхрапывающего коня. Лошади валились на землю, пронзительно крича, люди, неловко шатаясь, как большие неуклюжие жуки, пытались подняться в своих тяжелых латах. Стрелы с гулким звоном пробивали бесполезные теперь панцири – и смерть, хохоча, кружилась над лесным трактом. Развернувшись, я заехала поглубже в лес, нашла дерево поприметнее и, выкопав ножом, неглубокую ямку, зарыла золото, привалив сверху камнем. Когда я выезжала на тракт, меня окликнули.
- Эй, разведчица!
Я обернулась.
- Помнишь, я говорил – никто не выйдет из леса?
Короткий злой свист стрелы, удар в грудь, рушащееся на меня тяжелое свинцовое небо. Потом я не помнила ничего.
Сначала я не поняла, что заставило меня вернуться из того далекого, вечно длящегося дня. Громкий, немузыкальный свист звучал в этом лесу настолько странно, что сначала я даже не поверила своим ушам. Редко встретишь путника в этих местах, у них слишком плохая слава. Многие, войдя сюда, пропали – и даже я уже не помню, где лежат их кости, выбеленные текущими над ними годами.
Склонив голову к плечу, я пошла на свист. Вскоре я увидела мелькающую между стволами невысокую коренастую фигуру. Гном шагал уверенно и размашисто, неумело насвистывая что-то залихватское. В руках он держал длинный прут и сшибал хлесткими ударами клонящиеся вниз алые головки горицвета. Я встала за дерево, осторожно выглядывая из-за низкой ветки. Вот он сделал еще несколько шагов – и случилось то, что должно было случиться давно. Запнувшись о корень, он кувыркнулся, вспахав рыхлый слой прелой листвы. Встал на четвереньки, выпрямился, отряхивая грязь с колен и чертыхаясь. Поднял с земли упавший лук – дешевую неуклюжую деревяшку, годную разве что на растопку и зашагал дальше, уже внимательно глядя под ноги. Я двинулась за ним, волны жара, зов горячей, сильной жизни заставлял двигаться быстрее. Я скользила между деревьями, невидимая и неслышная, не сводя взгляда с широкой спины в кожаном синем плаще.
Заросли внезапно кончились, гном из влажной прохлады леса шагнул на залитую солнцем поляну. Остановился, снял плащ, оставшись в одной рубашке, осмотрел лук, проверив пальцем тетиву – гулкое жужжание повисло в воздухе. Я остановилась в кустах шиповника, пригнувшись – мне стало интересно, а голод был не так уж и силен. Гном с луком – это было даже забавно.
Он постоял, перебирая стрелы, наконец взял одну и, прицелившись, выстрелил.
- Вот черт!
Ну кто бы мог подумать! Действительно, сюрприз. Ноги вместе, стоит прямо, будто на параде, тетива уходит куда-то к правому плечу… Да, гном с луком – это действительно забавно.
Он был упрям. Упрям, как гном. Расстрелял весь колчан, собрал стрелы – ну, те, которые нашел, и начал сначала. Злился, потел, вытоптал на цветущем лугу проплешину – а я даже не поняла, во что он, собственно говоря, целился. Наконец, плюнув и громко выругавшись, он сходил за стрелами – и вернулся с двумя. Швырнул лук в траву, сел, обхватив руками колени – потом откинулся на спину, прикрыл глаза. Он был совсем рядом, в пяти шагах. Я чувствовала острый запах мужского пота, слышала мерное биение сердца – юного, сильного сердца. Голод становился все сильнее, я подошла ближе – и он сел, оглянувшись прямо на меня. Я замерла. Он долго смотрел на трепещущие острыми, жесткими листьями кусты, потом покачал головой, встал и, подобрав лук, пошел к лесу.
Я нашла его стрелы – впившиеся в землю, запутавшиеся в ветвях деревьев, одна угодила в дупло, две раскололось. Странно было держать их в руках. Я погладила жесткое оперение, провела пальцем по красно-желтым полосам, слушая сухой тихий треск. Я еще помнила это – тяжесть лука в руках, вибрация скрытой до поры силы, то восхитительное чувство, когда ты отпускаешь стрелу, даришь ей свободу – и она взлетает, стремительная и невесомая, и ты летишь с ней, летишь к цели… Стрелы сложила у своего камня. Ящерица, греющаяся в солнечных лучах, смотрела на меня, прозрачная пленка стремительно проскальзывала по зеленым, как весенняя трава, глазам.
На следующий день гном пришел снова. Я была голодна, но не сильно, поэтому встала подальше, просто чтобы видеть. Он принес полный колчан стрел, нарисовал на старом дубе мишень цветным красным мелком и начал тренироваться. С десяти шагов он еще попадал – но стоило ему, обрадовавшись успеху, увеличить расстояние – и стрелы, минуя замшелый корявый ствол, вновь разлетелись по притихшему лесу. Гном треснул в мишень кулаком так, что сухая кора с шорохом посыпалась на землю, усыпав корни красно-коричневой рыхлой пудрой. Ну, хотя бы так попал.
- Ну почему именно стрельба из лука?! Почему не секиры? Не мечи? Почему ей не нравятся нормальные мужчины?! - Гном мерил шагами поляну, пиная беззащитные сыроежки. - Эльфы такие утонченные, бла-бла-бла, лук – это изящно, бла-бла-бла, гномы – грубые и воняют пивом…
Он говорил манерным писклявым голосом, взмахивая округло руками, закатывая темные с поволокой глаза. Выходило действительно похоже – я улыбнулась, прикрывая рукой рот, и отошла поглубже в заросли. Не знаю, кто эта барышня – но он, черт побери, действительно старался. Что ж, надеюсь, она того стоила.
Наконец он угомонился и пошел собирать стрелы. Гном долго бродил по лесу, несколько раз проходя совсем рядом со мной. Через двадцать минут в руках он держал четыре стрелы. Это было так безнадежно, что я подобрала некоторые и положила на видные места. Невероятно, но он смог пройти мимо, не заметив их. Несколько раз он оборачивался, внимательно глядя прямо туда, где я стояла, но потом пожимал плечами и шел дальше.
Голод становился все сильнее. Я подошла ближе, встала рядом с гномом, глядя, как он, наклонившись, заглядывает по куст рябины – волосы соскользнули, оголив смуглую жилистую шею, покрытую темным пушком. Дотронуться, просто дотронуться, прикоснуться – и жизнь хлынет в меня - буйная, страстная, упрямая. Я буду сыта, долго сыта. Я протянула руку, почти коснувшись его – но гном, радостно вскрикнув, упал на четвереньки и полез под куст. Я отступила, облизнув губы, прикрыла глаза, меня трясло от жажды, я просто ощущала пьянящий, солоноватый вкус на губах. Встряхнув головой, я сделала шаг назад. Потом еще один. И еще. Когда гном скрылся за деревьями, стало легче. Запах, вкус, биение терпкого пульса еще были со мной – но я уже была свободна от зова. Я побежала прочь, деревья мелькали мутной полосой, как рисунок, размазанный небрежной детской рукой. Что-то шевельнулось в ветвях – и я бросилась вперед, впиваясь в плоть, втянула жизнь, как воздух. Куница вскрикнула – пронзительно, как ребенок, захрипела, скалясь стремительно желтеющими зубами. Ее шерсть седела, вылезала клочьями, мышцы истончались, превращаясь в тлен – и порыв ветра развеял черным пеплом то, что еще минуту назад было живым. Я стояла, опираясь о ветку, чувствуя, как бьется во мне эхо чужого пульса. Мне было хорошо.
Не знаю, почему я не убила гнома. Наверное, из-за лука. А может, потому, что он разговаривал – словно бы со мной. Просто в какой-то момент он перестал быть дичью – нелепый мальчишка, пытающийся попасть в кривой красный круг дешевой стрелой. Мне было интересно.
Несколько дней он не приходил на поляну. А потом, в серый, тоскливый день, часто прошитый холодными стежками дождя, пришел. Мокрая рубаха облепила тело, сквозь ткань смутно просвечивала темная поросль на груди. Длинные, черные от воды волосы липли к шее, капли текли по лицу, повисали на коротких густых ресницах, и он стряхивал их тыльной стороной ладони. В тот день он был без лука. Я встала за дуб, слушая – капли, ударяющиеся о листья с упругим, гулким звуком, чавканье шагов по размокшей земле, хриплое прерывистое дыхание. Удар заставил дерево вздрогнуть, лавина ртутно отливающих капель рухнула на меня, устремляясь к земле сквозь мои поднятые руки. Невидимая в смутной пелене дождя, я обошла ствол, и увидела, что он рубит мишень длинным тяжелым мечом. Дерево охало, всплескивая мокрыми ветвями, белые, остро пахнущие смолой, раны покрывали ствол.
- К черту! К черту! К черту! – гном выдыхал на каждом ударе, щепки запутались в мокрых волосах. Наконец он устал, сполз в растоптанную грязь, уронив меч перед собой. Изувеченное дерево плакало над ним вязкими прозрачными слезами. Когда я вернулась, он еще сидел, капли текли по нему, собираясь лужицами в следах сапог. Я подошла сзади, наклонилась, оказавшись совсем рядом с широким плечом – так что почувствовала терпкий, сладкий жар – и положила пучок найденных стрел рядом с его бедром. Голод, внезапный, как удар, обрушился на меня. Он был так близко. Протяни руку, коснись – и жизнь хлынет в тебя горячей волной, наполняя, даря минуты обманного, краткого существования. Я отпрыгнула назад, рухнув в высокую траву, торопливо поползла, упираясь локтями в склизкую, размокшую землю.
- Эй! Кто здесь? Я знал! Я знал, что ты здесь! Выйди! Я ничего тебе не сделаю, выходи!
Чужой голос бил меня в спину, толкая вперед, низкий, мягкий голос, голос, в котором не было страха. Я просидел на краю обрыва до вечера. Пепельный, густой сумрак лег на кроны деревьев, стек в лес сонными нежными струйками, трава, кусты тонули в нем. Я растворилась в вечерней мгле, растаяла, неподвижная и неосязаемая. Пустое беззвездное небо висело надо мной.
Утром я нашла спящего в перелеске оленя. Сильный, большой, он наполнил пустоту во мне, жажда умолкла, затаилась на время. Теперь я боялась подходить к гному голодной.
Я бродила по лесу бесцельно, кружила между влажными еще стволами деревьев, густой, терпкий запах леса был вокруг, я шла сквозь него, как сквозь воду.
Я услышала, когда он пришел, почувствовала приближение – согретый солнцем камень, упрямая, надежная сила, не знающая еще себя. Гном стоял на поляне, оглядываясь, всматриваясь в трепещущие, мерцающие на солнце слюдяными листьями заросли. Он вертел в руках лук, щурился, пытаясь различить что-нибудь в непрестанном скольжении теней по траве.
- Ты здесь? Ну скажи, ты здесь, да? Не бойся меня!
Потоптавшись, он вздохнул и, подойдя к дубу, достал из кармана мел. Старательно, высунув кончик языка, нарисовал на изуродованном стволе круг, в нем – еще один. Посередине поставил жирную точку. Отошел на десять шагов, поднял лук, прицелился. Стрела вонзилась в ствол высоко за красной нечеткой линией.
- Знаешь, я думал, если научусь стрелять из лука, то понравлюсь ей. Глупо, да? Можно подумать, с луком в руках я похож на эльфа. Черт, да я готов был брить бороду всю жизнь и плести венки из этих траханных лилий. А знаешь, что я тебе скажу? Не в том дело, умею я стрелять и играть на арфе, или нет. Просто бывает так, что ты нужен. А бывает так, что не нужен. Вот и все.
Он прицелился и выстрелил. Стрела с шуршанием исчезла в листве. Я пошла за ней, достала из ветвей шиповника, стараясь не повредить оперение, вернулась к поляне.
- Знаешь, я вчера утром ей цветов нарвал. Хотел под дверь положить. Иду, как дурак, несу эти… как их… желтые такие… красивый букет, большой. Подхожу к ее дому, а там кусты вдоль дорожки, и листья у них – узкие, длинные. Дай, думаю, добавлю в букет. Зашел в кусты, слышу – голоса. Ее – и мужской. Я стою, держу этот желтый веник, не знаю, что делать. Брат, думаю, или отец. А потом открывается дверь – и выходит Гисли. А потом она. И целует его на пороге. Гисли ушел, а я все стою. С букетом. Цветы пахнут – сладко так. Даже жалко букет стало. Положил я его на порог, и ушел. Вот скажи, зачем надо было мне голову морочить? А то Гисли на эльфа похож – рыжий, зарос, как медведь-шатун, в обхвате, как два меня. Сказала бы просто – не нравишься ты мне – и все! Я бы не лез к ней больше! Ну вот скажи, зачем ей было надо, чтобы я с этим луком дурацким таскался? Хорошо хоть на арфе учиться играть не начал. Ну зачем она так, а?
Я молчала. И даже если бы решила заговорить – что я могла сказать, забытый мертвец забытой войны? Она молода и тщеславна? Ты молод и наивен? Ты забудешь ее через месяц? С этой стороны смерти – я не знала, что сказать. Не знала, банальности это, ложь или истина. Я молчала – и думала, что мне никогда не дарили цветы.
Он стрелял молча, пока не кончились стрелы. Несколько раз попал, два раза – в яблочко, и оба раза – случайно. Я собирала стрелы, складывала их ровненько на траве, наконечник к наконечнику. Касалась пальцами сухого, гладкого дерева, гладила жесткие перья.
- Эй, ты здесь? Скажи хоть что-нибудь! Скажи, я дурак? Или с женщинами всегда так? И что мне теперь делать? Молчать? Прибить этого ублюдка Гисли? Ха, думаю, скорее он пришибет меня. Сказать ей, что все знаю? Ну, почему ты молчишь? Ты не можешь разговаривать? Кто ты? Почему ты меня боишься?
- Почему ты не бросил заниматься? – мой голос прошелестел, как бегущий в густой траве зверек, тихо, почти неслышно. Гном вздрогнул, шагнул ко мне, и я отступила за деревья, скрылась за трепещущей листвой. Он остановился, покачал головой, сделал два шага назад.
- Я не буду подходить, не бойся. Не уходи. Почему занимаюсь? Не знаю. Потому что решил научиться. Потому что хочу доказать, что могу сделать это. Потому что она не верит, что я смогу.
- Ты думаешь, это что-то изменит?
- Да нет. Просто закончу то, что начал. Вот только у меня все равно ничего не получается. Правду говорят, что гномы не могут из лука стрелять. – Он рассматривал свои широкие массивные ладони, сгибал короткие пальцы. – Не гожусь я для стрельбы.
И я не удержалась. Соблазн был слишком силен, лук лежал на земле рядом с пучком стрел, солнце отблескивало на стальных наконечниках. Пение стрелы, полет, короткий и стремительный – как давно это было. Но я помнила. Все еще помнила.
- Помочь?
- А ты можешь? Ты маг? – Гном обрадовался, заулыбался, искры вспыхнули в ореховых бархатных глазах. Улыбка у него оказалась солнечной, совсем не гномьей. Не знаю, что такого было в Гисли, но, кажется, девица совершила большую ошибку.
- Нет. Я не маг. Но я могу тебя научить. Возьми лук.
Гном подхватил лук, выбрал стрелу.
- И что теперь?
- Встань к мишени боком. Нет, не так. В пол-оборота. Не горбись, разверни плечи. Нет. Ты слишком отвернулся. Твое плечо, глаза и мишень должны быть на одной линии.
Гном топтался, пытаясь найти угол, вскидывал лук, натягивал тетиву.
- Нет. Не так.
- Ну я не знаю тогда, как! Не понимаю! Ты вообще видимый? Можешь показать? Клянусь, я тебя не трону!
Он меня не тронет! Какое облегчение! Я всегда думала, что скучнее гномов никого нет – надо же было так ошибиться.
Я медленно вышла из-за кустов. Глаза у гнома округлились, рот приоткрылся. Он молча хлопал ресницами, сжимая лук в руках. Я остановилась в десяти шагах – ровно столько же было от него до мишени. Гном справился с изумлением, тряхнул головой.
- Прошу прощения, госпожа. Кили, к Вашим услугам. – Он поклонился, не выпуская лука из рук. Я поклонилась в ответ, провела рукой по волосам, словно моя прическа могла измениться.
- Я понимаю, почему Вы не выходили, госпожа. Женщина в лесу, одна, даже если она…
- Прозрачная?
- Кхм. Нет. Да. Я хотел сказать, что про этот лес плохо говорят. Я поэтому и пришел сюда тренироваться, думал, что здесь никто не увидит. Все думают, что здесь обитает что-то опасное. Вы не знаете, это правда? Здесь действительно что-то есть?
- Кроме меня? Не знаю. И перестань величать меня госпожой, госпожи чужие стрелы из беличьего дерьма не вытаскивают.
Кили захлопнул рот, лязгнув зубами.
- Ну, готов? Бери лук.
Я встала рядом, показывая – бедро вперед, ноги расставлены, корпус в полразворота.
- Понял? Давай.
Кили старательно повторил.
- Вот. Молодец. Теперь поднимай лук.
Мы занимались больше часа. Кили отрабатывал стойку, целился, прикусив губу.
- Смотри на мишень. Не на стрелу, не на лук. Только на мишень. Ты не должен видеть ничего, кроме мишени. Когда сосредоточишься, выдохни – и стреляй.
Когда Кили первый раз попал, он подбросил лук в воздух и подпрыгнул, завопив что-то на гномьем.
- Получилось! У меня получилось! – Он шагнул ко мне, распахнув руки – и я шарахнулась прочь, вскрикнув.
- Прости. Я просто хотел тебя обнять, – он растерянно опустил руки.- Я не имел в виду ничего плохого.
- Я знаю. Просто не прикасайся ко мне. Никогда.
- Почему?
- Если ко мне прикоснуться – я исчезну.
Кили торопливо отошел в сторону, убрал руки за спину.
- Я не знал. Я не буду больше.
- Ладно. Иди домой. Если не надоело, приходи завтра – продолжим.
- Обязательно приду. Всего доброго, госпожа! – Гном поклонился, подхватил лук и стрелы, и зашагал к лесу. У деревьев он обернулся, и помахал рукой, косые тени дрожали у него на лице. Я помахала в ответ, зелень листвы просвечивала через мою ладонь.
Он пришел на следующий день. И на следующий. Он был гном, и упрямство с легкостью заменило талант. Он внимательно слушал, повторял, не жалуясь – бесконечно, монотонно, упорный, как булыжник, пока не начинало получаться. А потом скакал вокруг, скандируя что-то на кхуздуле, и безумная тень плясала на траве.
- Не держи тетиву. Целься глазами, не стрелой. Потом натягивай тетиву – и стреляй. Будешь ждать – руки устанут, промажешь.
- Тетиву тяни до уха, не к плечу. Ты щекой должен чувствовать стрелу, понял?
- Не дергайся, стой спокойно. Быстрее, чем можешь, все равно не выстрелишь, так что не торопись.
С каждым днем получалось все лучше и лучше. Стрелы ложились сначала во второй круг, потом – в первый. Я уже видела в его глазах знакомый хищный прищур – взгляд лучника, цепкий, оценивающий. Я не знаю, помнила ли я, каково быть человеком, но как быть лучником – я все еще помнила слишком хорошо.
- У меня получается! Получается, правда?
- Да. У тебя получается. У тебя точный глаз и твердая рука, Кили. – Он вспыхнул, стрельнул в меня быстрым жарким взглядом и опустил ресницы, пряча глаза. – Но у тебя очень, очень плохой лук.
Лицо у него вытянулось, он недоуменно покрутил свою деревяшку.
- Но почему? Я же попадаю.
- С какого расстояния? Из хорошего лука ты бы в эту мишень вон от той сосны попал.
Кили прикинул расстояние и присвистнул.
- Ого. Думаешь?
- Знаю. Ты как эльфы стреляют, видел?
- Нет. А у нас вообще из луков редко кто может.
- У тебя есть талант, Кили. Действительно есть. Найди хороший лук – и ты увидишь, что ты можешь на самом деле.
Кили задумался, глядя сквозь меня на куст боярышника, сел на землю, сорвал колосок и начал грызть хрусткий белый стебелек.
- Послушай, можно тебя спросить?
Я кивнула.
- Кто ты? Я не знаю ни твоего имени, ни откуда ты взялась. Ты привидение? Неупокоенная? Лесной дух? Откуда ты?
- Тебе это важно?
- Нет. Просто мы знаем друг друга уже месяц, даже больше – ты ведь видела меня, когда я сюда приходил, я знаю. Ты обо мне знаешь почти все. А я о тебе – ничего.
Я поежилась. Воспоминания. Их у меня действительно мало. Жизнь просыпалась сквозь сито времени, оставив так немного – лук, золото, лес, полет стрелы. Смерть. Я, забытый осколок ушедшей эпохи, времени, о котором уже не помнит никто, даже я.
- Я не помню.
- Ты не помнишь? Совсем ничего?
- Ничего.
- Жаль. Плохо, наверное, ничего не помнить.
- Нет. Иногда это счастье, поверь мне.
- Может. Наверное. – Кили повернулся ко мне, лепестки увядшей мальвы запутались у него в волосах. Я протянула руку – медленно, очень медленно, как к бабочке, присевшей на цветок. Кили замер, не отводя взгляд. Я взяла лепесток, ветер подхватил его из моих пальцев, понес, кружа, в напоенную летним жаром синеву. Волосы у Кили были жесткие, горячие от солнца. Я опустила руку. Кили шумно выдохнул, тряхнул головой, неуверенно улыбнулся
- Слушай, а можно еще спросить?
- Ну, давай.
- Как ты думаешь – ну, ты же женщина, ты разбираешься – как я выгляжу?
- Что значит – как ты выглядишь? Что ты имеешь в виду?
- Я… привлекательный? Для женщин? Только честно.
- А почему ты вдруг спросил?
- Ну, я не особо похож на гнома. Меня даже в детстве дразнили, говорили, что меня эльфы подбросили. Как же я тогда дрался! Мать меня потом отцовским ремнем по всему дому гоняла. А теперь вот Сиг – она Гисли выбрала, а он выглядит, как настоящий воин.
Я внимательно посмотрела на него – по-настоящему посмотрела, не как на мальчишку с луком, не как на пищу.
- Да. Ты очень привлекательный. И если не будешь забивать себе голову всякими глупостями, то скоро сам в этом убедишься.
Кили неуверенно улыбнулся.
- Значит, если бы ты не была духом, я бы тебе понравился?
Мальчишка. Мальчишка с головой, забитой романтическими бреднями. Интересно, были в отряде такие вот мальчишки? Так и не узнавшие, нравятся ли они женщинам, или нет.
- Если бы я не была духом, вряд ли я понравилась тебе. Слушай, мы сегодня будем обсуждать все приходящие тебе в голову глупости, или только избранные? Может, вернемся к делу?
Кили вздохнул, сжав губы.
- Да. Ты права. Так какой нужен лук?
- Композитный, лучше вяз или бук. Гнутый, с хорошим плечом. Вот такой, - я взяла палочку и нарисовала на земле дугу. Дуга очень напоминала верхнюю губу Кили.
- Ясно. А он очень дорогой?
Я пожала плечами. Откуда я могу знать, сколько сейчас стоят луки?
- Не дешевый – это точно. Раз в пять дороже того, что у тебя сейчас.
Кили присвистнул, потер подбородок. Нахмурившись, он взял оставленную мной палочку и начал чертить на влажной масляной земле сложный узор из волнистых, прихотливо изгибающихся линий.
- Что, слишком дорого?
- Слишком.
Я подумала о золоте. О золоте, лежащем в холодной, сырой тьме, в истлевшем кожаном мешочке с вышивкой.
- Ну и ладно. Пока и такой сойдет. А потом – может, повезет.
- Ага. Повезет. Далеко и быстро. – Он отбросил палочку, пинком стер рисунок. – Давай еще попробуем на скорость.
- Не устал.
- Нет. – Он поднял лук и встал на утоптанную до звона поляну. – Ну, что я не так делаю.
Стрела, свистнув коротко и хищно, ударила в центр мишени. Вторая ушла вправо, третья вниз.
- Ты держишь стрелу. Не держи ее. Как только натянешь тетиву, почувствуешь, что стрела готова – отпускай ее. Просто разжимай пальцы, и все. Стрела найдет дорогу. Понимаешь, лук – это свобода. Полет. Просто смотри на мишень, стрела сама найдет дорогу. Позволь ей взлететь.
Кили постоял, прикрыв глаза, прислушиваясь к чему-то в себе.
- Да. Свобода. Я понял.
Он вытащил из колчана три стрелы, зажал две в зубах, прищурился. Тетива мягко пошла к щеке, лицо у Кили стало нежным, как у матери над колыбелью ребенка. Щелкнула тетива – раз, другой, третий – и три стрелы дрожали в осыпавшемся красном меловом круге.
Я улыбнулась – и Кили улыбнулся в ответ, улыбкой тайного общего знания.
На следующий день я опоздала – не могла найти никого, кто был бы достаточно большим, чтобы не бояться подходить к Кили. Когда, наконец, голод был накормлен, солнце было уже высоко над кронами деревьев, теплый день катился в зенит, и надо было спешить. Запах я услышала, подходя к поляне, и остановилась, принюхиваясь. Пахло зверем, кровью и страхом – душный, кружащий голову аромат звал к себе, тянул. Голод взревел во мне, сознание захлебнулось темной, дремучей алчностью. Здесь была пища, и ее было много. Я быстро прошла сквозь кусты, прячась среди нищих полуденных теней.
Орков было пятеро, варги под ними были серыми от степной пыли. Шестой лежал, подвернув руку, и ветер трепал оперение торчащей у него из глотки стрелы. Кили стоял, прижавшись спиной к дубу, держа меч одной рукой. Вторая беспомощно повисла, рукав потемнел от крови. Обломки лука валялись у него под ногами. Орки смотрели на Кили, переговариваясь гортанными голосами, медленно сжимая кольцо. Я шагнула на поляну, кровь пахла пряно и сладко, манила, биение чужих жизней отдавалось жадной дрожью где-то глубоко внутри.
- Назад! Беги в лес! Назад! – Кили увидел меня, рванулся вперед, замахиваясь мечом. Орк парировал, свистнула булава, и гном рухнул на четвереньки в траву. Он пытался встать, тряся головой, но ноги подкашивались, и он опять падал, шаря руками в поисках меча. Орки обернулись – и забыли о гноме. Варги завыли, становясь на дыбы, оскалились, хрипя и скуля. Один орк не удержался в седле, и полетел вперед, кувыркнувшись в воздухе. Это было смешно. Я улыбнулась и пошла вперед. Орк лежал навзничь, глядя на меня широко распахнутыми глазами, в которых плескался смертный ужас. Да, он понял, кто я. И он был прав. Я коснулась его лица – легко, всего на мгновение – и он, забулькав, осел в траву, скребя пальцами жесткую сухую землю. Второй попытался проскочить на варге мимо меня – но я сделала два шага вбок, и он с разгону налетел на меня. Я раскинула руки, погружаясь в жизнь целиком, впитывая ее каждой частичкой тела – дыхание, пульс, тепло. Продолжая движение, две иссохшие мумии пролетели несколько шагов, чтобы, упав, разлететься на части. Это было легко, очень легко. Я шла сквозь них, визжащих от ужаса, мечущихся по поляне, и мне было тепло и сладко, томная нега пьянила, и я хохотала, жадно наполняя вечную бездонную пустоту внутри. Это было счастье. А когда я остановилась, недоуменно оглядываясь – орков больше не было. Вообще. Ветер поднимал облачка пыли над осыпающимися кучками плоти.
Ветер пахнул солнцем и цветами, стебель, коснувшийся руки, был жесткий и шершавый, и я отдернула пальцы. Подняла руку, обычную человеческую руку, с царапиной на ладони. Лизнула порез, чувствуя тепло ладони, солоноватый привкус пота. Оглянулась – Кили стоял, опершись на меч, волосы у него слиплись от крови. Я протянула ему руку:
- Смотри. Как живая.
Кили молча смотрел на меня. Обернулся, обвел взглядом белеющие сквозь истлевшую одежду скелеты. Я опустила руку, спрятала ее за спину.
- Я уйду. Я тебя не трону.
- Подожди. Я… Ты… Это сделала ты.
- Да. Я.
-Ты поэтому говорила мне ,что тебя нельзя трогать.
- Да.
Кили пошел ко мне, подволакивая ногу, остановился, глядя в упор темными бархатными глазами.
- Спасибо. – Он поднял руку. Я хотела отойти, но он покачал головой, и я замерла, сжав кулаки, впервые испугавшись. Он коснулся меня, провел по плечу, поправил прядь волос. Я не шевелилась, вглядываясь в него, ища появившиеся морщинки, старческие пятна, проступающие сквозь смуглую кожу. Ничего не произошло. Голод молчал. Я взяла руку гнома в свою – широкая шершавая ладонь, горячая и твердая. На подушечках пальцев – мозоли от тетивы. Улыбнулась, перевернула его ладонь, приложила свою – у меня были такие же. Светлая кожа на фоне его загара выглядела почти белой. Кили улыбнулся в ответ.
- Ничего не случилось.
- Да. Орков было, наверное, достаточно.
- Кто ты? На самом деле?
- Уже – никто. Очень, очень давно.
- Ты не помнишь?
- Я не хочу помнить.
- Так плохо?
Я кивнула.
Он помолчал, рисуя мечом на земле концентрические круги.
- Я могу что-нибудь сделать? Для тебя?
Мысль была ясной и простой, как выпад клинком.
- Пошли.
Кили шел за мной, прихрамывая, тяжело дыша. Я хотела поддержать его, подставить плечо – но рисковать было страшно. Я не могла сделать это с ним. С ним – никогда.
Наконец мы вышли к рухнувшему дубу. Камень лежал, грея на солнце угловатый мшистые бока.
- Сможешь сдвинуть? – Я хлопнула по валуну, мох спружинил под ладонью.
Кили нахмурился, глянул на меня вопросительно – но уперся плечом, нажал – и камень, зашатавшись, завалился набок.
- Раскопай, здесь неглубоко.
Гном опустился на колени. Он взрезал землю ножом, выгребая рыхлые влажные комья из ямы руками. Вскоре он остановился, зашарил в сыпящейся сквозь пальцы земле руками и достал кошель. Кили оглянулся на меня:
- Это?
- Да. Там еще.
- Сейчас.
Он отряхнул от земли браслеты, вытер кольцо о рукав и присвистнул.
- Ого! Серьезно. Ты поэтому здесь? Из-за этого?
- Из-за этого. Я не могу тебе сказать. Боюсь сказать. Это.. было… Если бы я могла это изменить – но я не могу.
- Не можешь – не говори. Мне – все равно. Просто скажи, что с этим делать.
- Выброси в реку. Это там.
Кили собрал золото в карман, вышел к реке в встал на краю обрыва. Достал кошель, вытряхнул деньги на ладонь – солнце заиграло на гранях монет. Размахнувшись, швырнул деньги вниз – они стремительным высверком прорезали воздух, и исчезли в волнах. Вытащил украшения, глянул на меня:
- Это – тоже?
- Да. Нет. Подожди. Кольцо. Оставь кольцо себе. На память.
Он повертел кольцо, примерил на мизинец, снял.
- Нет. Не хочу. Если все – из-за этого, то не хочу. Не обижайся.
- Я не обиделась. Выбрасывай.
Мне было страшно. Я не знала, что будет потом – и не думаю, чтобы меня ждало что-то хорошее. Не меня. Драгоценности, блеснув, упали в реку. Я закрыла глаза, прислушиваясь к себе.
- Эй, ты как? Все хорошо?
-Да. Все хорошо. – Я повернулась к Кили. Было легко, так легко, как бывает только в детском сне, когда ты стоишь на холме и понимаешь, что сейчас взлетишь. Мне хотелось его коснуться – хотя бы раз, по-настоящему. Я провела рукой по морщинке на лбу, погладила пальцем длинную, как крыло ласточки, бровь. Щека у него была колючей и щекотала ладонь. Вот так. Один раз - за все те разы, когда я была рядом – и не смела.
- Не уходи. – Голос у него был глухим, губы дрожали.
- Я не могу, Кили. Все. Теперь – все.
Я расстегнула заколку, выпутывая ее из волос. Несколько волосков оборвалось – и я поморщилась от боли. Как же давно я не чувствовала боли.
- Держи. Это тебе. Я хочу, чтобы у тебя что-нибудь осталось. Если бы у меня был лук… Но его нет, давно нет. Так что возьми хоть это.
Он взял заколку, погладил усыпанный дешевыми стекляшками прямоугольник, шмыгнул носом.
- Тогда – иди. И пусть тебе будет там хорошо.
Я кивнула. Тонкая, прозрачная тропинка колыхалась передо мной, уходя куда-то в просвет между облаками. Я ступила на дорожку, мерцающую, как пыль в солнечном луче, она качнулась подо мной, вздрогнула, выпрямляясь.
- Эй, Безымянная, подожди!
- Что?
- Ты там – не уходи далеко. Не теряйся. Потом – я найду тебя. Мы не договорили.
- Хорошо. Я буду ждать. Только не спеши, Кили. Пообещай мне не спешить.
ОСКОЛОК ПРОШЛОГО
Автор - ju1a
Жанр – джен, хоррор
Перснажи – Кили\НЖП, НЖП
Рейтинг – помилуйте, какой рейтинг у джена?
Саммари - Нигде в фильме не сказано, кто учил Кили стрелять из лука
читать дальшеРассвет, пронзительно-алый, вставал над застывшим лесом. Черное кружево листвы вплеталось в эту пронзительную красноту, словно пролили вино на дорогую скатерть. Холодный, еще ночной воздух, пронизанный прядями лилового низкого тумана, пах мятой и земляникой. Я смотрела, как медленно наливается голубизной мутное со сна небо, как бледнеют, растворяясь в прозрачной невесомости, звезды. Туман плыл сквозь меня, его бесконечные ласковые щупальца вздрагивали от прикосновений ветра. Я медленно вышла к обрыву. Река, вращаясь яростно и безумно, закручивая седые буйные водовороты, текла далеко внизу. Литой шар солнца вставал на горизонте, огромный, выпукло-тяжелый. Я подняла руку, глядя сквозь нее на холодный кровавый диск – полупрозрачная зыбкая плоть осветилась чужим светом, налилась нежно-розовым, перламутровым сиянием. Стала на мгновение почти живой, обманчиво теплой женской ладонью. Я опустила руку, и все прошло, закончилась короткая смешная утренняя игра в жизнь. Развернувшись, я пошла к редким, молодым еще кустам дикой вишни, за которыми стеной стояли частые темные стволы, сочащиеся липкой, остро и холодно пахнувшей смолой. Солнце светило мне в спину, пронзая навылет, и тени подо мной не было.
Хотелось есть. Голод грыз изнутри, толкал вперед, я шла сквозь кусты, прислушиваясь к шебуршению, тихому теплому чужому существованию. Он был под старым вязом, спрятался в норе под корнями, впившимся в землю, как узловатые темные стариковские пальцы. Я слышала лихорадочную дробь его сердца, ощущала манящий жар жизни. Встав на колени, я потянулась под землю, коснулась мягкой шкурки, острых тонких лопаток. Жизнь полилась в меня – мелкая, суетливая, пахнущая свежей травой жизнь. Плоть таяла на легких костях, стремительно, как воск, тельце под моей рукой истончалось, оседая безвольно на пропахшую мускусным звериным запахом землю. Голод отступил, затаился на время, успокоенный. Я встала, отряхнув руки, словно их можно было испачкать, и пошла прочь, оставив в темной глубине иссохший, обтянутый тусклой свалявшейся шкуркой скелетик.
Этого было мало, но голод еще спал – а вокруг был, пронзенный утренним солнцем, звенящий птичьими трелями, лес. Я прошла к дубу, который помнила еще совсем молодым. Тогда два переплетенных тонких ствола показались мне достаточно хорошим ориентиром. Много лет прошло с тех пор. Больше мне не нужно было примет, чтобы найти это место. Я находила его без подсказок, с закрытыми глазами, в самую слепую, черную ночь. Давно уже не было дуба, лежал поперек веселой тонкой поросли старый рухнувший ствол, покрытый густым прохладным мхом, рассыпался трухой пенек, и семейка опят лаково отблескивала рыжими шапочками, карабкаясь по прогнившей коре. Золото было здесь, лежало под серым угловатым камнем. Я коснулась теплеющего в солнечных лучах бока, влажно блестящая изумрудная ящерица брызнула вниз во мшистую глубину. Мне не надо было смотреть на золото. Я все помнила. Монеты с профилем мрачного горбоносого мужчины в тонкой острозубой короне, глухо позвякивающие в черном кожаном мешочке, два браслета в форме сцепившихся драконов с жарко тлеющими рубинами глаз, и кольцо. Сапфир, темный, как ночное небо, в россыпи крошечных бриллиантов, мерцающих холодным искристым светом. Мне заплатили щедро.
Воспоминания были вылинялыми, как застиранное белье.
Он подошел ко мне в трактире – высокий мужчина с печально висящими усами в отороченной волчьим седым мехом безрукавке. Подсел, вытянув худые длинные ноги, отхлебнул отдающего сивухой пива.
- Хочешь заработать?
Я хмыкнула, пожав неопределенно плечами.
- Это смотря что нужно. И насколько рискованно.
- Для тебя – никакого риска.
- То есть все очень плохо. Не думаю, что предложение меня заинтересует.
И тут он положил на стол кольцо. Мерцающие радужные искры брызнули по заляпанным жиром доскам дубового стола, солнечный свет, проникающий в маленькое мутное оконце, скользил по темным строгим граням сапфира. Я смотрела на лежащее посередине стола кольцо, ровно посередине – словно бы уже ничье. Протянула руку, прикоснулась к холодному металлу, бриллианты кольнули пальцы.
- Выполните нашу небольшую просьбу – получите еще парочку безделушек. Украшения любят женские руки. Ну и, конечно, деньги. Поверьте, мы умеем быть щедрыми.
За это кольцо можно было год жить безбедно. Еще пара таких же – и я куплю дом. Может, открою лавку, буду торговать – луками, например. Я ненавидела нищету. Старый дом с мышами, бегающими по гнилому полу, сварливая толкотня в тесных комнатах, голодное, унылое ожидание, никогда и ничем не заканчивающееся. Всего этого я навидалась в детстве. И точно знала, что так жить не буду. Кольцо согрелось в моих руках, я рассматривала прихотливое плетение стеблей, кажущиеся такими хрупкими лепестки золотых цветов. Что ж, все имеет свою цену.
- Что ты хочешь?
Через два дня мы выступили. Двести человек конников в тяжелых темных доспехах шли колонной по пятеро, высокие, мохнатые кони ступали тяжело и мерно. Вымпелы с черными львами на серебряном поле хлопали туго и звонко на ветру. Тан Харгунд, самодовольный скаредный ублюдок в длинном, подбитом горностаем плаще, сидел на соловом мерине и гордо озирал войско. Мы, пятеро разведчиков, вернулись, и тан был готов выслушать доклад. Я колебалась, действительно колебалась. Но, взглянув в оловянные, непоколебимо самодовольные глаза Харгунда, решилась. Случайная работа, случайные, чужие мне люди.
- Все чисто.
Из Шепчущих лесов не вышел никто. Отряд расстреляли в упор, тяжелые черные стрелы били из-за деревьев, с десяти шагов вышибая всадников из седел. Я заехала в кусты и остановилась, успокаивая всхрапывающего коня. Лошади валились на землю, пронзительно крича, люди, неловко шатаясь, как большие неуклюжие жуки, пытались подняться в своих тяжелых латах. Стрелы с гулким звоном пробивали бесполезные теперь панцири – и смерть, хохоча, кружилась над лесным трактом. Развернувшись, я заехала поглубже в лес, нашла дерево поприметнее и, выкопав ножом, неглубокую ямку, зарыла золото, привалив сверху камнем. Когда я выезжала на тракт, меня окликнули.
- Эй, разведчица!
Я обернулась.
- Помнишь, я говорил – никто не выйдет из леса?
Короткий злой свист стрелы, удар в грудь, рушащееся на меня тяжелое свинцовое небо. Потом я не помнила ничего.
Сначала я не поняла, что заставило меня вернуться из того далекого, вечно длящегося дня. Громкий, немузыкальный свист звучал в этом лесу настолько странно, что сначала я даже не поверила своим ушам. Редко встретишь путника в этих местах, у них слишком плохая слава. Многие, войдя сюда, пропали – и даже я уже не помню, где лежат их кости, выбеленные текущими над ними годами.
Склонив голову к плечу, я пошла на свист. Вскоре я увидела мелькающую между стволами невысокую коренастую фигуру. Гном шагал уверенно и размашисто, неумело насвистывая что-то залихватское. В руках он держал длинный прут и сшибал хлесткими ударами клонящиеся вниз алые головки горицвета. Я встала за дерево, осторожно выглядывая из-за низкой ветки. Вот он сделал еще несколько шагов – и случилось то, что должно было случиться давно. Запнувшись о корень, он кувыркнулся, вспахав рыхлый слой прелой листвы. Встал на четвереньки, выпрямился, отряхивая грязь с колен и чертыхаясь. Поднял с земли упавший лук – дешевую неуклюжую деревяшку, годную разве что на растопку и зашагал дальше, уже внимательно глядя под ноги. Я двинулась за ним, волны жара, зов горячей, сильной жизни заставлял двигаться быстрее. Я скользила между деревьями, невидимая и неслышная, не сводя взгляда с широкой спины в кожаном синем плаще.
Заросли внезапно кончились, гном из влажной прохлады леса шагнул на залитую солнцем поляну. Остановился, снял плащ, оставшись в одной рубашке, осмотрел лук, проверив пальцем тетиву – гулкое жужжание повисло в воздухе. Я остановилась в кустах шиповника, пригнувшись – мне стало интересно, а голод был не так уж и силен. Гном с луком – это было даже забавно.
Он постоял, перебирая стрелы, наконец взял одну и, прицелившись, выстрелил.
- Вот черт!
Ну кто бы мог подумать! Действительно, сюрприз. Ноги вместе, стоит прямо, будто на параде, тетива уходит куда-то к правому плечу… Да, гном с луком – это действительно забавно.
Он был упрям. Упрям, как гном. Расстрелял весь колчан, собрал стрелы – ну, те, которые нашел, и начал сначала. Злился, потел, вытоптал на цветущем лугу проплешину – а я даже не поняла, во что он, собственно говоря, целился. Наконец, плюнув и громко выругавшись, он сходил за стрелами – и вернулся с двумя. Швырнул лук в траву, сел, обхватив руками колени – потом откинулся на спину, прикрыл глаза. Он был совсем рядом, в пяти шагах. Я чувствовала острый запах мужского пота, слышала мерное биение сердца – юного, сильного сердца. Голод становился все сильнее, я подошла ближе – и он сел, оглянувшись прямо на меня. Я замерла. Он долго смотрел на трепещущие острыми, жесткими листьями кусты, потом покачал головой, встал и, подобрав лук, пошел к лесу.
Я нашла его стрелы – впившиеся в землю, запутавшиеся в ветвях деревьев, одна угодила в дупло, две раскололось. Странно было держать их в руках. Я погладила жесткое оперение, провела пальцем по красно-желтым полосам, слушая сухой тихий треск. Я еще помнила это – тяжесть лука в руках, вибрация скрытой до поры силы, то восхитительное чувство, когда ты отпускаешь стрелу, даришь ей свободу – и она взлетает, стремительная и невесомая, и ты летишь с ней, летишь к цели… Стрелы сложила у своего камня. Ящерица, греющаяся в солнечных лучах, смотрела на меня, прозрачная пленка стремительно проскальзывала по зеленым, как весенняя трава, глазам.
На следующий день гном пришел снова. Я была голодна, но не сильно, поэтому встала подальше, просто чтобы видеть. Он принес полный колчан стрел, нарисовал на старом дубе мишень цветным красным мелком и начал тренироваться. С десяти шагов он еще попадал – но стоило ему, обрадовавшись успеху, увеличить расстояние – и стрелы, минуя замшелый корявый ствол, вновь разлетелись по притихшему лесу. Гном треснул в мишень кулаком так, что сухая кора с шорохом посыпалась на землю, усыпав корни красно-коричневой рыхлой пудрой. Ну, хотя бы так попал.
- Ну почему именно стрельба из лука?! Почему не секиры? Не мечи? Почему ей не нравятся нормальные мужчины?! - Гном мерил шагами поляну, пиная беззащитные сыроежки. - Эльфы такие утонченные, бла-бла-бла, лук – это изящно, бла-бла-бла, гномы – грубые и воняют пивом…
Он говорил манерным писклявым голосом, взмахивая округло руками, закатывая темные с поволокой глаза. Выходило действительно похоже – я улыбнулась, прикрывая рукой рот, и отошла поглубже в заросли. Не знаю, кто эта барышня – но он, черт побери, действительно старался. Что ж, надеюсь, она того стоила.
Наконец он угомонился и пошел собирать стрелы. Гном долго бродил по лесу, несколько раз проходя совсем рядом со мной. Через двадцать минут в руках он держал четыре стрелы. Это было так безнадежно, что я подобрала некоторые и положила на видные места. Невероятно, но он смог пройти мимо, не заметив их. Несколько раз он оборачивался, внимательно глядя прямо туда, где я стояла, но потом пожимал плечами и шел дальше.
Голод становился все сильнее. Я подошла ближе, встала рядом с гномом, глядя, как он, наклонившись, заглядывает по куст рябины – волосы соскользнули, оголив смуглую жилистую шею, покрытую темным пушком. Дотронуться, просто дотронуться, прикоснуться – и жизнь хлынет в меня - буйная, страстная, упрямая. Я буду сыта, долго сыта. Я протянула руку, почти коснувшись его – но гном, радостно вскрикнув, упал на четвереньки и полез под куст. Я отступила, облизнув губы, прикрыла глаза, меня трясло от жажды, я просто ощущала пьянящий, солоноватый вкус на губах. Встряхнув головой, я сделала шаг назад. Потом еще один. И еще. Когда гном скрылся за деревьями, стало легче. Запах, вкус, биение терпкого пульса еще были со мной – но я уже была свободна от зова. Я побежала прочь, деревья мелькали мутной полосой, как рисунок, размазанный небрежной детской рукой. Что-то шевельнулось в ветвях – и я бросилась вперед, впиваясь в плоть, втянула жизнь, как воздух. Куница вскрикнула – пронзительно, как ребенок, захрипела, скалясь стремительно желтеющими зубами. Ее шерсть седела, вылезала клочьями, мышцы истончались, превращаясь в тлен – и порыв ветра развеял черным пеплом то, что еще минуту назад было живым. Я стояла, опираясь о ветку, чувствуя, как бьется во мне эхо чужого пульса. Мне было хорошо.
Не знаю, почему я не убила гнома. Наверное, из-за лука. А может, потому, что он разговаривал – словно бы со мной. Просто в какой-то момент он перестал быть дичью – нелепый мальчишка, пытающийся попасть в кривой красный круг дешевой стрелой. Мне было интересно.
Несколько дней он не приходил на поляну. А потом, в серый, тоскливый день, часто прошитый холодными стежками дождя, пришел. Мокрая рубаха облепила тело, сквозь ткань смутно просвечивала темная поросль на груди. Длинные, черные от воды волосы липли к шее, капли текли по лицу, повисали на коротких густых ресницах, и он стряхивал их тыльной стороной ладони. В тот день он был без лука. Я встала за дуб, слушая – капли, ударяющиеся о листья с упругим, гулким звуком, чавканье шагов по размокшей земле, хриплое прерывистое дыхание. Удар заставил дерево вздрогнуть, лавина ртутно отливающих капель рухнула на меня, устремляясь к земле сквозь мои поднятые руки. Невидимая в смутной пелене дождя, я обошла ствол, и увидела, что он рубит мишень длинным тяжелым мечом. Дерево охало, всплескивая мокрыми ветвями, белые, остро пахнущие смолой, раны покрывали ствол.
- К черту! К черту! К черту! – гном выдыхал на каждом ударе, щепки запутались в мокрых волосах. Наконец он устал, сполз в растоптанную грязь, уронив меч перед собой. Изувеченное дерево плакало над ним вязкими прозрачными слезами. Когда я вернулась, он еще сидел, капли текли по нему, собираясь лужицами в следах сапог. Я подошла сзади, наклонилась, оказавшись совсем рядом с широким плечом – так что почувствовала терпкий, сладкий жар – и положила пучок найденных стрел рядом с его бедром. Голод, внезапный, как удар, обрушился на меня. Он был так близко. Протяни руку, коснись – и жизнь хлынет в тебя горячей волной, наполняя, даря минуты обманного, краткого существования. Я отпрыгнула назад, рухнув в высокую траву, торопливо поползла, упираясь локтями в склизкую, размокшую землю.
- Эй! Кто здесь? Я знал! Я знал, что ты здесь! Выйди! Я ничего тебе не сделаю, выходи!
Чужой голос бил меня в спину, толкая вперед, низкий, мягкий голос, голос, в котором не было страха. Я просидел на краю обрыва до вечера. Пепельный, густой сумрак лег на кроны деревьев, стек в лес сонными нежными струйками, трава, кусты тонули в нем. Я растворилась в вечерней мгле, растаяла, неподвижная и неосязаемая. Пустое беззвездное небо висело надо мной.
Утром я нашла спящего в перелеске оленя. Сильный, большой, он наполнил пустоту во мне, жажда умолкла, затаилась на время. Теперь я боялась подходить к гному голодной.
Я бродила по лесу бесцельно, кружила между влажными еще стволами деревьев, густой, терпкий запах леса был вокруг, я шла сквозь него, как сквозь воду.
Я услышала, когда он пришел, почувствовала приближение – согретый солнцем камень, упрямая, надежная сила, не знающая еще себя. Гном стоял на поляне, оглядываясь, всматриваясь в трепещущие, мерцающие на солнце слюдяными листьями заросли. Он вертел в руках лук, щурился, пытаясь различить что-нибудь в непрестанном скольжении теней по траве.
- Ты здесь? Ну скажи, ты здесь, да? Не бойся меня!
Потоптавшись, он вздохнул и, подойдя к дубу, достал из кармана мел. Старательно, высунув кончик языка, нарисовал на изуродованном стволе круг, в нем – еще один. Посередине поставил жирную точку. Отошел на десять шагов, поднял лук, прицелился. Стрела вонзилась в ствол высоко за красной нечеткой линией.
- Знаешь, я думал, если научусь стрелять из лука, то понравлюсь ей. Глупо, да? Можно подумать, с луком в руках я похож на эльфа. Черт, да я готов был брить бороду всю жизнь и плести венки из этих траханных лилий. А знаешь, что я тебе скажу? Не в том дело, умею я стрелять и играть на арфе, или нет. Просто бывает так, что ты нужен. А бывает так, что не нужен. Вот и все.
Он прицелился и выстрелил. Стрела с шуршанием исчезла в листве. Я пошла за ней, достала из ветвей шиповника, стараясь не повредить оперение, вернулась к поляне.
- Знаешь, я вчера утром ей цветов нарвал. Хотел под дверь положить. Иду, как дурак, несу эти… как их… желтые такие… красивый букет, большой. Подхожу к ее дому, а там кусты вдоль дорожки, и листья у них – узкие, длинные. Дай, думаю, добавлю в букет. Зашел в кусты, слышу – голоса. Ее – и мужской. Я стою, держу этот желтый веник, не знаю, что делать. Брат, думаю, или отец. А потом открывается дверь – и выходит Гисли. А потом она. И целует его на пороге. Гисли ушел, а я все стою. С букетом. Цветы пахнут – сладко так. Даже жалко букет стало. Положил я его на порог, и ушел. Вот скажи, зачем надо было мне голову морочить? А то Гисли на эльфа похож – рыжий, зарос, как медведь-шатун, в обхвате, как два меня. Сказала бы просто – не нравишься ты мне – и все! Я бы не лез к ней больше! Ну вот скажи, зачем ей было надо, чтобы я с этим луком дурацким таскался? Хорошо хоть на арфе учиться играть не начал. Ну зачем она так, а?
Я молчала. И даже если бы решила заговорить – что я могла сказать, забытый мертвец забытой войны? Она молода и тщеславна? Ты молод и наивен? Ты забудешь ее через месяц? С этой стороны смерти – я не знала, что сказать. Не знала, банальности это, ложь или истина. Я молчала – и думала, что мне никогда не дарили цветы.
Он стрелял молча, пока не кончились стрелы. Несколько раз попал, два раза – в яблочко, и оба раза – случайно. Я собирала стрелы, складывала их ровненько на траве, наконечник к наконечнику. Касалась пальцами сухого, гладкого дерева, гладила жесткие перья.
- Эй, ты здесь? Скажи хоть что-нибудь! Скажи, я дурак? Или с женщинами всегда так? И что мне теперь делать? Молчать? Прибить этого ублюдка Гисли? Ха, думаю, скорее он пришибет меня. Сказать ей, что все знаю? Ну, почему ты молчишь? Ты не можешь разговаривать? Кто ты? Почему ты меня боишься?
- Почему ты не бросил заниматься? – мой голос прошелестел, как бегущий в густой траве зверек, тихо, почти неслышно. Гном вздрогнул, шагнул ко мне, и я отступила за деревья, скрылась за трепещущей листвой. Он остановился, покачал головой, сделал два шага назад.
- Я не буду подходить, не бойся. Не уходи. Почему занимаюсь? Не знаю. Потому что решил научиться. Потому что хочу доказать, что могу сделать это. Потому что она не верит, что я смогу.
- Ты думаешь, это что-то изменит?
- Да нет. Просто закончу то, что начал. Вот только у меня все равно ничего не получается. Правду говорят, что гномы не могут из лука стрелять. – Он рассматривал свои широкие массивные ладони, сгибал короткие пальцы. – Не гожусь я для стрельбы.
И я не удержалась. Соблазн был слишком силен, лук лежал на земле рядом с пучком стрел, солнце отблескивало на стальных наконечниках. Пение стрелы, полет, короткий и стремительный – как давно это было. Но я помнила. Все еще помнила.
- Помочь?
- А ты можешь? Ты маг? – Гном обрадовался, заулыбался, искры вспыхнули в ореховых бархатных глазах. Улыбка у него оказалась солнечной, совсем не гномьей. Не знаю, что такого было в Гисли, но, кажется, девица совершила большую ошибку.
- Нет. Я не маг. Но я могу тебя научить. Возьми лук.
Гном подхватил лук, выбрал стрелу.
- И что теперь?
- Встань к мишени боком. Нет, не так. В пол-оборота. Не горбись, разверни плечи. Нет. Ты слишком отвернулся. Твое плечо, глаза и мишень должны быть на одной линии.
Гном топтался, пытаясь найти угол, вскидывал лук, натягивал тетиву.
- Нет. Не так.
- Ну я не знаю тогда, как! Не понимаю! Ты вообще видимый? Можешь показать? Клянусь, я тебя не трону!
Он меня не тронет! Какое облегчение! Я всегда думала, что скучнее гномов никого нет – надо же было так ошибиться.
Я медленно вышла из-за кустов. Глаза у гнома округлились, рот приоткрылся. Он молча хлопал ресницами, сжимая лук в руках. Я остановилась в десяти шагах – ровно столько же было от него до мишени. Гном справился с изумлением, тряхнул головой.
- Прошу прощения, госпожа. Кили, к Вашим услугам. – Он поклонился, не выпуская лука из рук. Я поклонилась в ответ, провела рукой по волосам, словно моя прическа могла измениться.
- Я понимаю, почему Вы не выходили, госпожа. Женщина в лесу, одна, даже если она…
- Прозрачная?
- Кхм. Нет. Да. Я хотел сказать, что про этот лес плохо говорят. Я поэтому и пришел сюда тренироваться, думал, что здесь никто не увидит. Все думают, что здесь обитает что-то опасное. Вы не знаете, это правда? Здесь действительно что-то есть?
- Кроме меня? Не знаю. И перестань величать меня госпожой, госпожи чужие стрелы из беличьего дерьма не вытаскивают.
Кили захлопнул рот, лязгнув зубами.
- Ну, готов? Бери лук.
Я встала рядом, показывая – бедро вперед, ноги расставлены, корпус в полразворота.
- Понял? Давай.
Кили старательно повторил.
- Вот. Молодец. Теперь поднимай лук.
Мы занимались больше часа. Кили отрабатывал стойку, целился, прикусив губу.
- Смотри на мишень. Не на стрелу, не на лук. Только на мишень. Ты не должен видеть ничего, кроме мишени. Когда сосредоточишься, выдохни – и стреляй.
Когда Кили первый раз попал, он подбросил лук в воздух и подпрыгнул, завопив что-то на гномьем.
- Получилось! У меня получилось! – Он шагнул ко мне, распахнув руки – и я шарахнулась прочь, вскрикнув.
- Прости. Я просто хотел тебя обнять, – он растерянно опустил руки.- Я не имел в виду ничего плохого.
- Я знаю. Просто не прикасайся ко мне. Никогда.
- Почему?
- Если ко мне прикоснуться – я исчезну.
Кили торопливо отошел в сторону, убрал руки за спину.
- Я не знал. Я не буду больше.
- Ладно. Иди домой. Если не надоело, приходи завтра – продолжим.
- Обязательно приду. Всего доброго, госпожа! – Гном поклонился, подхватил лук и стрелы, и зашагал к лесу. У деревьев он обернулся, и помахал рукой, косые тени дрожали у него на лице. Я помахала в ответ, зелень листвы просвечивала через мою ладонь.
Он пришел на следующий день. И на следующий. Он был гном, и упрямство с легкостью заменило талант. Он внимательно слушал, повторял, не жалуясь – бесконечно, монотонно, упорный, как булыжник, пока не начинало получаться. А потом скакал вокруг, скандируя что-то на кхуздуле, и безумная тень плясала на траве.
- Не держи тетиву. Целься глазами, не стрелой. Потом натягивай тетиву – и стреляй. Будешь ждать – руки устанут, промажешь.
- Тетиву тяни до уха, не к плечу. Ты щекой должен чувствовать стрелу, понял?
- Не дергайся, стой спокойно. Быстрее, чем можешь, все равно не выстрелишь, так что не торопись.
С каждым днем получалось все лучше и лучше. Стрелы ложились сначала во второй круг, потом – в первый. Я уже видела в его глазах знакомый хищный прищур – взгляд лучника, цепкий, оценивающий. Я не знаю, помнила ли я, каково быть человеком, но как быть лучником – я все еще помнила слишком хорошо.
- У меня получается! Получается, правда?
- Да. У тебя получается. У тебя точный глаз и твердая рука, Кили. – Он вспыхнул, стрельнул в меня быстрым жарким взглядом и опустил ресницы, пряча глаза. – Но у тебя очень, очень плохой лук.
Лицо у него вытянулось, он недоуменно покрутил свою деревяшку.
- Но почему? Я же попадаю.
- С какого расстояния? Из хорошего лука ты бы в эту мишень вон от той сосны попал.
Кили прикинул расстояние и присвистнул.
- Ого. Думаешь?
- Знаю. Ты как эльфы стреляют, видел?
- Нет. А у нас вообще из луков редко кто может.
- У тебя есть талант, Кили. Действительно есть. Найди хороший лук – и ты увидишь, что ты можешь на самом деле.
Кили задумался, глядя сквозь меня на куст боярышника, сел на землю, сорвал колосок и начал грызть хрусткий белый стебелек.
- Послушай, можно тебя спросить?
Я кивнула.
- Кто ты? Я не знаю ни твоего имени, ни откуда ты взялась. Ты привидение? Неупокоенная? Лесной дух? Откуда ты?
- Тебе это важно?
- Нет. Просто мы знаем друг друга уже месяц, даже больше – ты ведь видела меня, когда я сюда приходил, я знаю. Ты обо мне знаешь почти все. А я о тебе – ничего.
Я поежилась. Воспоминания. Их у меня действительно мало. Жизнь просыпалась сквозь сито времени, оставив так немного – лук, золото, лес, полет стрелы. Смерть. Я, забытый осколок ушедшей эпохи, времени, о котором уже не помнит никто, даже я.
- Я не помню.
- Ты не помнишь? Совсем ничего?
- Ничего.
- Жаль. Плохо, наверное, ничего не помнить.
- Нет. Иногда это счастье, поверь мне.
- Может. Наверное. – Кили повернулся ко мне, лепестки увядшей мальвы запутались у него в волосах. Я протянула руку – медленно, очень медленно, как к бабочке, присевшей на цветок. Кили замер, не отводя взгляд. Я взяла лепесток, ветер подхватил его из моих пальцев, понес, кружа, в напоенную летним жаром синеву. Волосы у Кили были жесткие, горячие от солнца. Я опустила руку. Кили шумно выдохнул, тряхнул головой, неуверенно улыбнулся
- Слушай, а можно еще спросить?
- Ну, давай.
- Как ты думаешь – ну, ты же женщина, ты разбираешься – как я выгляжу?
- Что значит – как ты выглядишь? Что ты имеешь в виду?
- Я… привлекательный? Для женщин? Только честно.
- А почему ты вдруг спросил?
- Ну, я не особо похож на гнома. Меня даже в детстве дразнили, говорили, что меня эльфы подбросили. Как же я тогда дрался! Мать меня потом отцовским ремнем по всему дому гоняла. А теперь вот Сиг – она Гисли выбрала, а он выглядит, как настоящий воин.
Я внимательно посмотрела на него – по-настоящему посмотрела, не как на мальчишку с луком, не как на пищу.
- Да. Ты очень привлекательный. И если не будешь забивать себе голову всякими глупостями, то скоро сам в этом убедишься.
Кили неуверенно улыбнулся.
- Значит, если бы ты не была духом, я бы тебе понравился?
Мальчишка. Мальчишка с головой, забитой романтическими бреднями. Интересно, были в отряде такие вот мальчишки? Так и не узнавшие, нравятся ли они женщинам, или нет.
- Если бы я не была духом, вряд ли я понравилась тебе. Слушай, мы сегодня будем обсуждать все приходящие тебе в голову глупости, или только избранные? Может, вернемся к делу?
Кили вздохнул, сжав губы.
- Да. Ты права. Так какой нужен лук?
- Композитный, лучше вяз или бук. Гнутый, с хорошим плечом. Вот такой, - я взяла палочку и нарисовала на земле дугу. Дуга очень напоминала верхнюю губу Кили.
- Ясно. А он очень дорогой?
Я пожала плечами. Откуда я могу знать, сколько сейчас стоят луки?
- Не дешевый – это точно. Раз в пять дороже того, что у тебя сейчас.
Кили присвистнул, потер подбородок. Нахмурившись, он взял оставленную мной палочку и начал чертить на влажной масляной земле сложный узор из волнистых, прихотливо изгибающихся линий.
- Что, слишком дорого?
- Слишком.
Я подумала о золоте. О золоте, лежащем в холодной, сырой тьме, в истлевшем кожаном мешочке с вышивкой.
- Ну и ладно. Пока и такой сойдет. А потом – может, повезет.
- Ага. Повезет. Далеко и быстро. – Он отбросил палочку, пинком стер рисунок. – Давай еще попробуем на скорость.
- Не устал.
- Нет. – Он поднял лук и встал на утоптанную до звона поляну. – Ну, что я не так делаю.
Стрела, свистнув коротко и хищно, ударила в центр мишени. Вторая ушла вправо, третья вниз.
- Ты держишь стрелу. Не держи ее. Как только натянешь тетиву, почувствуешь, что стрела готова – отпускай ее. Просто разжимай пальцы, и все. Стрела найдет дорогу. Понимаешь, лук – это свобода. Полет. Просто смотри на мишень, стрела сама найдет дорогу. Позволь ей взлететь.
Кили постоял, прикрыв глаза, прислушиваясь к чему-то в себе.
- Да. Свобода. Я понял.
Он вытащил из колчана три стрелы, зажал две в зубах, прищурился. Тетива мягко пошла к щеке, лицо у Кили стало нежным, как у матери над колыбелью ребенка. Щелкнула тетива – раз, другой, третий – и три стрелы дрожали в осыпавшемся красном меловом круге.
Я улыбнулась – и Кили улыбнулся в ответ, улыбкой тайного общего знания.
На следующий день я опоздала – не могла найти никого, кто был бы достаточно большим, чтобы не бояться подходить к Кили. Когда, наконец, голод был накормлен, солнце было уже высоко над кронами деревьев, теплый день катился в зенит, и надо было спешить. Запах я услышала, подходя к поляне, и остановилась, принюхиваясь. Пахло зверем, кровью и страхом – душный, кружащий голову аромат звал к себе, тянул. Голод взревел во мне, сознание захлебнулось темной, дремучей алчностью. Здесь была пища, и ее было много. Я быстро прошла сквозь кусты, прячась среди нищих полуденных теней.
Орков было пятеро, варги под ними были серыми от степной пыли. Шестой лежал, подвернув руку, и ветер трепал оперение торчащей у него из глотки стрелы. Кили стоял, прижавшись спиной к дубу, держа меч одной рукой. Вторая беспомощно повисла, рукав потемнел от крови. Обломки лука валялись у него под ногами. Орки смотрели на Кили, переговариваясь гортанными голосами, медленно сжимая кольцо. Я шагнула на поляну, кровь пахла пряно и сладко, манила, биение чужих жизней отдавалось жадной дрожью где-то глубоко внутри.
- Назад! Беги в лес! Назад! – Кили увидел меня, рванулся вперед, замахиваясь мечом. Орк парировал, свистнула булава, и гном рухнул на четвереньки в траву. Он пытался встать, тряся головой, но ноги подкашивались, и он опять падал, шаря руками в поисках меча. Орки обернулись – и забыли о гноме. Варги завыли, становясь на дыбы, оскалились, хрипя и скуля. Один орк не удержался в седле, и полетел вперед, кувыркнувшись в воздухе. Это было смешно. Я улыбнулась и пошла вперед. Орк лежал навзничь, глядя на меня широко распахнутыми глазами, в которых плескался смертный ужас. Да, он понял, кто я. И он был прав. Я коснулась его лица – легко, всего на мгновение – и он, забулькав, осел в траву, скребя пальцами жесткую сухую землю. Второй попытался проскочить на варге мимо меня – но я сделала два шага вбок, и он с разгону налетел на меня. Я раскинула руки, погружаясь в жизнь целиком, впитывая ее каждой частичкой тела – дыхание, пульс, тепло. Продолжая движение, две иссохшие мумии пролетели несколько шагов, чтобы, упав, разлететься на части. Это было легко, очень легко. Я шла сквозь них, визжащих от ужаса, мечущихся по поляне, и мне было тепло и сладко, томная нега пьянила, и я хохотала, жадно наполняя вечную бездонную пустоту внутри. Это было счастье. А когда я остановилась, недоуменно оглядываясь – орков больше не было. Вообще. Ветер поднимал облачка пыли над осыпающимися кучками плоти.
Ветер пахнул солнцем и цветами, стебель, коснувшийся руки, был жесткий и шершавый, и я отдернула пальцы. Подняла руку, обычную человеческую руку, с царапиной на ладони. Лизнула порез, чувствуя тепло ладони, солоноватый привкус пота. Оглянулась – Кили стоял, опершись на меч, волосы у него слиплись от крови. Я протянула ему руку:
- Смотри. Как живая.
Кили молча смотрел на меня. Обернулся, обвел взглядом белеющие сквозь истлевшую одежду скелеты. Я опустила руку, спрятала ее за спину.
- Я уйду. Я тебя не трону.
- Подожди. Я… Ты… Это сделала ты.
- Да. Я.
-Ты поэтому говорила мне ,что тебя нельзя трогать.
- Да.
Кили пошел ко мне, подволакивая ногу, остановился, глядя в упор темными бархатными глазами.
- Спасибо. – Он поднял руку. Я хотела отойти, но он покачал головой, и я замерла, сжав кулаки, впервые испугавшись. Он коснулся меня, провел по плечу, поправил прядь волос. Я не шевелилась, вглядываясь в него, ища появившиеся морщинки, старческие пятна, проступающие сквозь смуглую кожу. Ничего не произошло. Голод молчал. Я взяла руку гнома в свою – широкая шершавая ладонь, горячая и твердая. На подушечках пальцев – мозоли от тетивы. Улыбнулась, перевернула его ладонь, приложила свою – у меня были такие же. Светлая кожа на фоне его загара выглядела почти белой. Кили улыбнулся в ответ.
- Ничего не случилось.
- Да. Орков было, наверное, достаточно.
- Кто ты? На самом деле?
- Уже – никто. Очень, очень давно.
- Ты не помнишь?
- Я не хочу помнить.
- Так плохо?
Я кивнула.
Он помолчал, рисуя мечом на земле концентрические круги.
- Я могу что-нибудь сделать? Для тебя?
Мысль была ясной и простой, как выпад клинком.
- Пошли.
Кили шел за мной, прихрамывая, тяжело дыша. Я хотела поддержать его, подставить плечо – но рисковать было страшно. Я не могла сделать это с ним. С ним – никогда.
Наконец мы вышли к рухнувшему дубу. Камень лежал, грея на солнце угловатый мшистые бока.
- Сможешь сдвинуть? – Я хлопнула по валуну, мох спружинил под ладонью.
Кили нахмурился, глянул на меня вопросительно – но уперся плечом, нажал – и камень, зашатавшись, завалился набок.
- Раскопай, здесь неглубоко.
Гном опустился на колени. Он взрезал землю ножом, выгребая рыхлые влажные комья из ямы руками. Вскоре он остановился, зашарил в сыпящейся сквозь пальцы земле руками и достал кошель. Кили оглянулся на меня:
- Это?
- Да. Там еще.
- Сейчас.
Он отряхнул от земли браслеты, вытер кольцо о рукав и присвистнул.
- Ого! Серьезно. Ты поэтому здесь? Из-за этого?
- Из-за этого. Я не могу тебе сказать. Боюсь сказать. Это.. было… Если бы я могла это изменить – но я не могу.
- Не можешь – не говори. Мне – все равно. Просто скажи, что с этим делать.
- Выброси в реку. Это там.
Кили собрал золото в карман, вышел к реке в встал на краю обрыва. Достал кошель, вытряхнул деньги на ладонь – солнце заиграло на гранях монет. Размахнувшись, швырнул деньги вниз – они стремительным высверком прорезали воздух, и исчезли в волнах. Вытащил украшения, глянул на меня:
- Это – тоже?
- Да. Нет. Подожди. Кольцо. Оставь кольцо себе. На память.
Он повертел кольцо, примерил на мизинец, снял.
- Нет. Не хочу. Если все – из-за этого, то не хочу. Не обижайся.
- Я не обиделась. Выбрасывай.
Мне было страшно. Я не знала, что будет потом – и не думаю, чтобы меня ждало что-то хорошее. Не меня. Драгоценности, блеснув, упали в реку. Я закрыла глаза, прислушиваясь к себе.
- Эй, ты как? Все хорошо?
-Да. Все хорошо. – Я повернулась к Кили. Было легко, так легко, как бывает только в детском сне, когда ты стоишь на холме и понимаешь, что сейчас взлетишь. Мне хотелось его коснуться – хотя бы раз, по-настоящему. Я провела рукой по морщинке на лбу, погладила пальцем длинную, как крыло ласточки, бровь. Щека у него была колючей и щекотала ладонь. Вот так. Один раз - за все те разы, когда я была рядом – и не смела.
- Не уходи. – Голос у него был глухим, губы дрожали.
- Я не могу, Кили. Все. Теперь – все.
Я расстегнула заколку, выпутывая ее из волос. Несколько волосков оборвалось – и я поморщилась от боли. Как же давно я не чувствовала боли.
- Держи. Это тебе. Я хочу, чтобы у тебя что-нибудь осталось. Если бы у меня был лук… Но его нет, давно нет. Так что возьми хоть это.
Он взял заколку, погладил усыпанный дешевыми стекляшками прямоугольник, шмыгнул носом.
- Тогда – иди. И пусть тебе будет там хорошо.
Я кивнула. Тонкая, прозрачная тропинка колыхалась передо мной, уходя куда-то в просвет между облаками. Я ступила на дорожку, мерцающую, как пыль в солнечном луче, она качнулась подо мной, вздрогнула, выпрямляясь.
- Эй, Безымянная, подожди!
- Что?
- Ты там – не уходи далеко. Не теряйся. Потом – я найду тебя. Мы не договорили.
- Хорошо. Я буду ждать. Только не спеши, Кили. Пообещай мне не спешить.
-
-
06.02.2013 в 22:54-
-
06.02.2013 в 23:03Спасибо!
-
-
07.02.2013 в 00:06-
-
07.02.2013 в 00:12Хотя, тут мог бы быть не Кили и не Средиземье, а любой другой мир, от реального до фентезийного, и соответственно любой другой молодой воин. Для фика это недостаток - атмосферы Средиземья, Толкиена, "Хоббита" я не почувствовала. А вот для текста наверное достоинство - он будет понятен и без знания канона и вполне цепляет сам по себе, а не только на волне любви к фильму.
-
-
07.02.2013 в 00:45kate-kapella
Вы правы, это действительно практически АУ - но я обычно так и пишу, мне самой так интереснее.
-
-
07.02.2013 в 01:22Тем более, я нередко тоже так пишу, так что не мне возникать по этому поводу.Я бы даже сказала, что это не совсем фанфик, а скорее рассказ в антураже - довольно редкий зверь в фанфикшене.-
-
07.02.2013 в 09:32-
-
07.02.2013 в 10:53Да я действительно обычно слишком увлекаюсь собственной реальностью - но без этого писать мне слишком скучно, увы. Уповаю только на то, что что, в конечном итоге любой фик - просто домысел человека, увлеченного чужим миром фантазий.
раджана
-
-
07.02.2013 в 13:31Спасибо
-
-
07.02.2013 в 15:35Всегда пожалуйста.
-
-
17.02.2013 в 19:27-
-
17.02.2013 в 21:12Боже, как приятно, когда хвалят! Пожалуйста!
-
-
18.02.2013 в 15:19Я ведь столько раз проходила мимо, с опасением посматривая на пейринг....
чёртов фикбук теперь заставляет в ужасе и страхе бежать от НЖП...
А ТУТ ТАКОЕ ЧУДО!
Знаете, за поледний год я вообще не могу припомнить, чтобы текст фика затягивал вот ОТ и ДО, чтобы каждое слово проглатывалось, а не пробегалось кусками.
СПАСИБО вам огромное. Это великолепно!
-
-
18.02.2013 в 20:18Боже, как приятно! Спасибо!
Люблю НЖП.